Рэймонд Чандлер - Окно в вышине

— Было дело, — сказал я, — а впрочем, никогда и не было, просто я вас разыграл.

Я поставил стаканы на поднос и, отнеся поднос в комнату, сел со своим стаканом в кресло возле шахматного столика.

— Опять халтура, — сказал я, — ваш подопечный нашептывал на кухне, что мне и не снилось, какой вы опытный человек, и что с вами надо быть осторожным. Притом все это так просто, по-дружески.

Спенглер, сидящий на краешке кресла, покраснел. Бриз, кинув взгляд в его сторону, ничего не сказал.

— Удалось вам еще что-нибудь узнать о Филипсе? — спросил я.

— Да, Филипс, — сказал Бриз, — Джордж Ансон Филипс, такой печальный случай. Он считал себя детективом, только вряд ли он нашел бы человека, который бы в это поверил. Я разговаривал с шерифом на Вентура-бульвар. Он сказал, что несмотря на то, что Джордж был милый мальчик, а, может быть, именно поэтому, из него едва ли вышел бы хороший полицейский, даже при условии, что в голове у него было кое-что. Джордж был исполнителен, даже очень, но только ему все время надо было растолковывать с чего начать, долго ли продолжать и так далее. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. Конечно, Джордж тотчас же схватил бы вора, если бы увидел, что тот крадет, допустим, кур, а потом бросился бы от него бежать, или, например, вор напал бы на него на посту и ударил, но, в общем-то, дела у него шли туго, и он все время обращался за указаниями в офис. Короче, парень был лишен инициативы, шерифу это надоело, и он его выгнал.

Бриз отхлебнул из стакана и поскреб подбородок похожим на лопату ногтем.

— Потом Джордж работал в универсальном магазине на Сими-стрит у человека по имени Сатклиф. Торговля идет в основном в кредит, у каждого клиента своя книжечка, и вот у Джорджа появились неприятности из-за этих книжечек. То он забывал записать в книжку отпущенный товар, то записывал, да не туда. Одни покупатели стали его поправлять, другим было все равно. Короче, Сатклиф предложил ему заняться чем-нибудь еще. У него было немного денег, ровно столько, чтобы получить разрешение и заключить договор об аренде офиса. Был я в этом офисе. Комната на двоих с письменными столами. Второй парень по имени Марш торгует рождественскими открытками. Они договорились, что если к Джорджу придет клиент, то Марш выйдет погулять. Марш говорит, что он не знал, где живет Джордж, а клиентов у него не видел. По словам Марша, он никаких дел в этом офисе не вел. Тем не менее Джордж дал объявление в газету в надежде, что клиенты появятся. И, мне кажется, клиент нашелся, потому что — это Марш говорит — неделю назад он увидел на столе записку, в которой Джордж писал, что его не будет в городе несколько дней. Больше Марш ничего не знает. Значит, Джордж переехал на Корт-стрит и снял здесь квартирку на имя Ансона. Тут его и убили. Вот все, что мы знаем о Джордже. Такой вот прискорбный случай.

Он смотрел на меня спокойно, и прямо, во взгляде не было даже тени любопытства, и поднеся к губам стакан, отхлебнул из него.

— А какое это было объявление?

Бриз поставил стакан, и достав из бумажника узенькую полоску бумаги, положил ее на столик для коктейлей. Я встал с кресла, и, поднеся бумажку к глазам, прочитал:

Зачем расстраиваться, зачем терзаться сомнениями и подозрениями? Обратитесь за советом к хладнокровному, осмотрительному и пользующемуся доверием следователю. Джордж Ансон Филипс. Гленвью 9521.

Я положил бумажку на столик.

— Таких объявлений масса, и это не хуже других, — сказал Бриз. — Только пользы от него, наверное, было мало.

— Девушка, которая печатала ему объявление, — вставил свое слово Спенглер, — говорит, что она едва не расхохоталась, слушая, но ему самому оно очень понравилось. Девушка из офиса при «Кроникл».

— Здорово у вас дело поставлено.

— Ну, с информацией у нас всегда порядок, — сказал Бриз, — вот с вами только трудновато.

— А что Хенч?

— Да ничего. Он пьянствовал с той девицей. Они немножко поцапались, слушали радио, проголодавшись, пошли перекусить. Так они проводили день за днем. Ну, теперь-то с этим покончено. У нее синяки под глазами, а он, наверное, когда-нибудь свернет ей шею. Таких, как Хенч и эта девица, пруд пруди.

— А что с его пистолетом?

— Пистолет тот самый. Пулю мы еще не получили, но патрон, найденный возле трупа, подходит, и, кроме того, отметка от выбрасывателя на нем такая же, как и после выстрелов, которые мы из этого пистолета сделали.

— Значит, кто-то подложил его Хенчу под подушку?

— Конечно. Зачем, было Хенчу убивать Филипса? Ведь он его даже не знал.

— Откуда это известно?

— Я это знаю, — сказал Бриз, вытянув руку. — Все тут писано черным по белому, ну и, конечно, имеются весьма разумные, бесспорные доводы. Скажите-ка мне, пожалуйста, разве можно после убийства затевать скандал, привлекая к себе внимание, да еще с пистолетом под подушкой. Девица была с ним целый день, но ничего не знает. Разве бы она стала скрывать такое? Кто для нее этот Хенч? Так, малый, с которым можно позабавиться, не больше. Так что оставим Хенча. Убийца слышал радио, и, оглушив Филипса, затащил его в ванную, и там его застрелил. Уж он-то пьян не был, он свое дело знал, будьте уверены. И вот он выходит из ванной, и вдруг, закрыв дверь, слышит, что радио смолкло, а Хенч с девицей уходят. Все было именно так.

— Откуда вы знаете, что радио выключили?

— Так мне сказали, — ответил Бриз спокойно, — в этой дыре есть еще и другие жильцы. Итак, радио выключили, эти двое вышли, и, конечно, шумели. Тут убийца выходит из квартиры и видит, что дверь Хенча открыта. Это было именно так, потому что иначе он не обратил бы на нее внимания.

— Где вы видели, чтобы, уходя, люди оставляли дверь открытой, да еще в таком районе, как этот?

— Все дело в пьянстве. Пьяница беспечен, его ум как бы расфокусирован, он занят одной какой-нибудь мыслью и только. Ну так вот, дверь не была распахнута настежь, а лишь чуть приоткрыта. Убийца вошел, и сунув пистолет под подушку, обнаружил там другой пистолет, и он забрал его, быть может, чтобы, насолить Хенчу.

— Этот пистолет теперь нужно проверить, — сказал я.

— Пистолет Хенча? Мы стараемся, но Хенч не знает его регистрационного номера. Конечно, если бы мы его знали, это могло нам что-нибудь дать. Но, в общем, я сомневаюсь. Вы ведь знаете, как это все бывает. Вы тянете за ниточку и вроде дело идет неплохо, но вдруг обрыв и больше ничего нет, конец. Ну, а теперь скажите мне прямо, нет ли у вас еще каких-нибудь вопросов, ответы на которые были бы вам полезны?

— Простите, но я устал, — сказал я, — и, кажется, отупел.

— Вот как, — усмехнулся Бриз, — а всего несколько минут назад вы просто блистали, вспомните-ка дело Кэссиди.

Я промолчал и стал было набивать трубку, но она была еще горячая, и я бросил это дело, отложил ее в сторону, чтобы она остыла.

— Господи, — медленно проговорил Бриз, — что же мне с вами делать? С одной стороны про вас не скажешь, что вы намеренно скрываете какие-то детали по этому делу, а с другой, разве можно поверить, что вы знаете лишь то немногое, что нам рассказали.

Я опять промолчал.

Бриз наклонился и загасил в пепельнице окурок сигары. Потом допил все, что оставалось в стакане, и встал, надев шляпу.

— Когда же немой заговорит? — спросил он.

— Не знаю.

— Ну что ж, придется мне вам помочь. Я даю вам срок до завтрашнего полдня, то есть до 12 часов, ну, может быть, до 12 часов с минутами. Все равно я не передам отчет по делу без ваших показаний. Надеюсь, вы обговорите все детали с вашим клиентом и решите, как поступить.

— А после этого?

— После этого я пойду к начальнику и скажу ему, что некий сыщик, Филип Марло, утаивает информацию по делу об убийстве и что я в этом абсолютно уверен. Что будет дальше? Дальше, мне кажется, вас клюнет жареный петух.

— Ух-ху, — сказал я. — Вы посмотрели у него в письменном столе?

— Ну конечно. Очень опрятный парнишка. Ничего нет, один лишь дневник. Да и в нем тоже ничего, кроме записей о том, как он был на пляже, или ходил с девушкой в кино, и она не поддалась на его ухаживания, о том, что он сидит в офисе без дела. Один раз он остался недоволен прачечной и исписал целую страницу. Были еще три или четыре стишка. Самое интересное, что все это было написано печатными буквами.

— Неужели?

— Да, только написано пером и чернилами, словно он собирался кого-нибудь запутать. И он писал ими так запросто, словно иначе и не умел.

— На карточке, которую он мне дал, он так не писал.

Бриз подумал минутку и кивнул.

— Значит, ему это нравилось. Да, в дневнике нигде нет его имени. Просто он играл сам с собой в такую игру.

— Вроде стенографии, которую вел Пипс, — сказал я.

— А это что еще такое?

— Один человек много лет назад вел дневник специально придуманными стенографическими значками.