Богиня победы - Нина Васильевна Пушкова
— Да! Да, я одна! — торопливо закивала Ника. — Я на кладбище заблудилась, а тут дождь, и стемнело быстро. Еле нашла калитку! Не оставляйте меня здесь, пожалуйста! Если вам некогда, то хотя бы до главного входа подбросьте! Может, автобус подъедет… Я к бабушке на могилу ездила, — добавила она жалостливо.
— Да какой сейчас автобус? Вон, десять часов уже. Дима, открой дверь, — повернувшись назад, сказала женщина мальчику.
Ника сорвала с себя целлофановый балахон и юркнула в теплую, сухую утробу автомобиля.
Мальчик подвинулся, давая ей место. Ника заметила, что у него не было руки до локтя. Стесняясь красивой случайной спутницы, он всячески пытался скрыть свое увечье. От неловкости Ника понесла что-то преувеличенно бодрое, стараясь не смотреть на пустую складку его рукава.
Ее о чем-то расспрашивали, она что-то говорила в ответ, а внутри все ликовало: «Получилось, получилось! Я все сделала, все! Теперь все будет так, как я задумала…»
Мимо мелькали фонари, сливаясь с огнями встречных машин. Разомлев в тепле, Ника начала клевать носом. Из блаженный дремы ее вывел голос седой спасительницы:
— Так куда тебе? Дом твой где? Заснула, что ль?
Ника сразу даже не сообразила, что обращаются к ней.
— Улица Обручева, 84, — быстро произнесла она, как будто это и впрямь был ее домашний адрес.
— Ну, это рядом. Это мы сейчас сделаем, — с облегчением ответил мужчина с водительского сиденья.
Через три минуты «жигуленок» остановился у красно-белой девятиэтажки.
— Спасибо вам огромное! Вы меня здорово выручили. Бог вам поможет за вашу доброту, — сказала она. И, взглянув на мальчика, с которым целый час ехала в машине, неожиданно для себя добавила: — И Диме тоже! — Она произнесла это так уверенно, словно что-то знала наперед.
Машина, мигнув красными огоньками, уехала. А Ника осталась стоять перед домом, который разыскивала эти долгие две недели. Дождь прекратился. Девушка шла по мокрому асфальту и, не замечая луж, вглядывалась в таблички с номерами квартир над дверями подъездов. Вот она, нужная дверь.
Кодовый замок в подъезде был сломан. Лифт доставил ее на седьмой этаж.
Вот она, та квартира, где живет несчастье их семьи. «Теперь можно сказать — жило», — мелькнула мысль.
Вытащив из сумки пакетик, Ника насыпала землю длинной дорожкой на темно-коричневый половичок перед входной дверью и, едва шевеля губами, тихо зашептала:
Как вода и огонь ненавидят друг друга,
Так и вас разлучит оголтелая вьюга,
Посылаю заклятье и демона шлю.
Вы друг другу не скажете слово «люблю».
Я открою свечам ваше имя в ночи,
Пусть слепая любовь угорит от свечи.
Схороню все остатки в могиле сырой,
И тогда ваша страсть обретет упокой.
Аминь! Аминь! Аминь!
Для того чтобы заклятие на кладбищенской земле подействовало наверняка, надо было, чтобы входящие или выходящие из квартиры обязательно на нее наступили, — Ника хорошо это помнила. Поэтому для верности она решила не ограничиваться одной полоской и разметала землю по всему коврику.
Ну вот, теперь точно наступят….
В темных ворсинках циновки земля была почти не заметна.
— Получи то, чем сама занималась. Умри, сука! — яростно прошептала Ника в закрытую дверь.
Через секунду она уже спускалась по лестнице.
Прошедший дождь буквально залил город. В черных озерах луж плавали огни рекламы, вода гулко шумела в водостоках. Промокшие кроссовки чавкали и хлюпали на каждом шагу.
До закрытия метро оставалось несколько минут. Но Нике и тут повезло: рассыпая на ходу искры, внезапно появился троллейбус. Девушка что было сил припустила к остановке и успела вскочить на подножку.
Улица была пустой, и троллейбус домчал ее до метро, не останавливаясь.
В вагоне Ника оказалась единственной пассажиркой. И тут ее накрыло: в горле что-то сжалось, задергалось, и внезапно рекой хлынули слезы. Она глотала их, руками зажимала рот, пытаясь подавить судорожные всхлипы. «Успокойся, — говорила она себе, — успокойся. Все позади, все будет просто супер!»
Но самовнушение не помогало.
Она выскочила из поезда, рыдая уже в голос, и плач ее гулким эхом разносился под высокими сводами пустынной станции.
Прыгая через ступеньки уже остановленного эскалатора, Ника понеслась наверх. Еще немного по проспекту — и она дома. Все слезы были выплаканы, глаза высохли, вот только дыхание никак не выравнивалось — как в детстве после долгого плача.
Войдя в лифт, она сделала последнюю попытку успокоиться — нельзя же так входить в квартиру.
Открыла дверь и, стараясь не шуметь, наклонилась, чтобы снять отяжелевшие от влаги кроссовки, и в то же мгновение ее ступни оказались на мокром полу. Не успев ничего осознать, Ника решила, что кто-то пролил воду в коридоре. В темноте она двинулась туда, где, тускло отражаясь в воде на полу, блестела узкая полоска света. Свет шел из полуприкрытой ванной комнаты: горел светильник на зеркале. Шторка была задернута наполовину. За ней виднелась переполненная до краев ванна.
Как сомнамбула, Ника приблизилась и медленно-медленно стала отодвигать ткань в синенький цветочек. Над черной водой белело лицо. Глаза были закрыты. Лицо было настолько неестественно, настолько мраморно-белым, что почти сливалось с бортиком ванны и кафелем. В первое мгновение Ника не узнала собственную мать.
Глава 2
Сосо Махарадзе любил наличные деньги. Любые — рубли, марки, доллары, даже турецкие лиры. Нет, золото и драгоценности он тоже уважал, но «налик» его устраивал больше. Что-то было влекущее в этих шуршащих бумажках, которые сами по себе вроде бы не представляли особой ценности. Бумага и бумага. Но если на ней изображен, допустим, американский президент с шершавым воротничком, то удовольствия Сосо получал больше. И от Ильича получал. А золотые слитки или камушки столь сильного впечатления на него не производили.
— Это что — часть общака? — спросил он своего помощника Карена. Тот был правой рукой Сосо и отвечал как раз за общак.
— Да, это вложения якутских. У них там этих камушков хоть ж… ешь, ну, регион такой. Так вот, они вместо бабок прислали.
Сосо поедал лобио, запивая его любимой «Хванчкарой». Они с Кареном сидели в петербургском ресторане «Руставели», который негласно принадлежал Сосо. Отдельный кабинет, где был единственный стол, за которым и пищу вкушали и решали многочисленные вопросы.
— На сколько это потянет? — спросил Сосо, глядя на блестящую кучку драгоценных камней. — В реальных деньгах?
— В баксах, в смысле?
— Лучше в баксах. Наши деревянные сейчас каждый день обесцениваются. Сегодня одна цена, завтра — другая…
Карен пригубил вино и возвел глаза
