Рэймонд Чандлер - Прощай, моя красотка
Я смотрел на пистолет. Рука, держащая его, начала трястись, но глаза горели по-прежнему. Слюна пузырилась в уголках губ.
— Мы можем работать вместе, — сказал я. Пистолет и челюсть упали одновременно. Я был в нескольких дюймах от двери и, пока пистолет опускался, успел выскользнуть наружу.
— Обдумайте это, — крикнул я из-за двери. Ни звука в ответ.
Я быстро прошел через коридор и гостиную и вышел из дома. Спина чувствовала себя неуютно, пока я шел по тротуару. Мышцы подергивались. Ничего не случилось. Я пошел по улице, сел в машину и уехал.
Последний день марта, а так жарко, как летом. Я снял плащ. Перед полицейским подразделением 77-й улицы два патрульных сердито взирали на помятое крыло своей машины. Я зашел в здание и увидел за перегородкой парня в форме лейтенанта, проглядывавшего список задержанных. Я спросил у него, у себя ли Налти. Он сказал, что, похоже, у себя, спросив, кто я ему.
— Друг, — ответил я.
— О'кей, поднимитесь выше, — разрешил он. Я поднялся по знакомой обшарпанной лестнице, прошел по коридору и постучал в дверь. В ответ раздался окрик, и я вошел.
Налти ковырялся в зубах, сидя вразвалку на своем стуле, а ноги положив на другой, свободный стул. Он смотрел на большой палец левой руки, держа его перед глазами на расстоянии фута. Мне казалось, что палец в полном порядке, но Налти смотрел на него так мрачно, как будто пальцу уже не выжить.
Он опустил руку, сбросил ноги на пол и уставился вместо пальца на меня. На нем был темно-серый костюм, отрезанный кусок сигары ждал на столе, когда же Налти разберется со своими зубами.
Я отвернул накидку на стуле, сел и воткнул себе в рот сигарету.
— Ты, — сказал Налти и осмотрел зубочистку, чтобы выяснить достаточно ли она обгрызена.
— Успехи?
— Мэллой? Я им больше не занимаюсь.
— А кто занимается?
— Никто. Зачем? Мы сообщили о том по телетайпу, а газеты сообщат читателям. Да он уже давно в Мексике.
— Ясно. Все, что он сделал, — сказал я, — это убил негра. Думаю, это всего лишь мелкое хулиганство.
— А ты все еще интересуешься. Я думал, ты работаешь, — его бледные глаза скользнули по мне.
— У меня этой ночью была работа, но я ее еще не закончил. У тебя еще осталось фото Пьеро?
Он порылся и достал фотографию из-под регистрационной книги. Девушка с фото по-прежнему была хороша. Я смотрел на ее лицо.
— Вообще-то, это карточка моя, — сказал я. — Если ее не надо подшивать в дело, я хотел бы ее забрать.
— Надо было бы, — сказал Налти. — Я забыл об этом. О'кей, возьми себе, я уже сдал это дело.
Я положил фото в нагрудный карман и встал.
— Ну что же, думаю, это все, — сказал я с наигранной беззаботностью.
— Чем-то пахнет, — холодно сказал Налти. Я посмотрел на кусок веревки, лежавшей на краю его стола. Его глаза следили за моим взглядом. Он вышвырнул зубочистку на пол и втолкнул жеваную сигару в рот.
— Нет, однако, не этим, — сказал он.
— Это смутное предчувствие. Если оно станет ясным, я вспомню о вас.
— Дела плохи. Надо мне отдохнуть, приятель.
— Человек, работающий так, как вы, заслуживает отдыха, — заметил я.
Он зажег спичку о ноготь большого пальца, обрадовался, что она загорелась с первого раза, и начал вдыхать дым сигары.
— Я шучу, — грустно промолвил Налти, когда я уходил. В холле было спокойно, во всем здании было спокойно. На улице двое полицейских все смотрели на погнутое переднее крыло. Я поехал в Голливуд.
Телефон звонил, когда я вошел в свой офис. Я перегнулся через стол и ответил:
— Это Филип Марло?
— Да, это Марло.
— Вам звонят от миссис Грэйл. Миссис Льюин Локридж Грэйл. Она хочет видеть вас у себя по возможности скорее.
— Где?
— По адресу 862, Астер Драйв, Бэй Сити. Могу я передать, что вы будете через час?
— А вы — мистер Грэйл?
— Конечно же нет, сэр. Я дворецкий.
— Я буду сейчас же, — сказал я.
Глава 18
Океан был где-то рядом, я чувствовал его, вдыхая влажный воздух, но не видел. Здесь Астер Драйв слегка поворачивала, и дома со стороны континента были просто красивыми домами, но со стороны каньона расположились огромные поместья, со стенами высотой в 12 футов, кованными железными воротами и изгородями с орнаментом. А внутри, если вы вдруг туда попадаете, вы увидите особый сорт солнечного света, очень мягкий, доставляемый, говорят, в специальных контейнерах для высшего общества.
Человек в темно-синей русской косоворотке, начищенных черных сапогах и ярких брюках стоял у полуоткрытых ворот. Он был приятной наружности с могучими плечами и гладкими темными волосами. Козырек ухарской кепки бросал мягкую тень на его глаза. В уголке рта дымилась сигарета. На одной руке надета гладкая черная перчатка, другая была обнажена. На безымянном пальце — массивное кольцо.
Номера дома нигде не было видно, но это должен был быть № 862. Я остановил машину, выглянул из окна и спросил у этого человека. Ему потребовалось время для ответа. Он очень внимательно оглядел меня и машину. Небрежно поставив руку без перчатки на бедро, он подошел ко мне. Это была такая небрежность, которая не могла остаться незамеченной.
Он остановился за пару футов от машины и снова посмотрел на меня.
— Я ищу резиденцию Грэйлов, — сказал я.
— Это она. Никого нет.
— Меня ждут.
Он кивнул. Его глаза блестели, как вода.
— Имя?
— Филип Марло.
— Ждите здесь.
Он, словно прогуливаясь, не спеша, пошел к воротам, смонтированным на двух массивных каменных столбах. Открыл металлическую дверку, за которой в нише, выдолбленной в одном из столбов, висел телефон. Он поговорил, закрыл дверку и вернулся ко мне.
— У вас есть удостоверение?
Я указал ему на лицензию, прикрепленную к колонке рулевого управления.
— Это ничего не доказывает, — сказал он. — Откуда я знаю, что это ваша машина?
Я вытянул ключ из замка зажигания, открыл дверцу и вылез из машины. Теперь я был в футе от него. У него было прекрасное дыхание.
— Ты зазнаéшься, приятель, — сказал я. Он улыбнулся и смерил меня взглядом, полным превосходства. Я сказал.
— Послушай, я разговаривал с дворецким по телефону и он знает мой голос. Этот-то хоть меня впустит или я должен буду въехать на твоей спине?
— Я здесь работаю, — вдруг мягко сказал он, продолжая улыбаться.
— Ты хороший парень, — сказал я и похлопал его по плечу. — А раньше где работал? В Дортмуте? В Даннеморе?
— Господи, — воскликнул он. — Почему вы сразу не сказали, что вы из полиции.
Теперь мы оба улыбались. И я вошел через приоткрытые ворота. Дорога поворачивала налево, и высокая живая изгородь полностью скрывала ее от улицы и от дома. Через зелень я увидел японца-садовника, засеивающего огромную лужайку. Затем зелень стала еще плотнее, и я добрую сотню футов ничего не видел. Дорога закончилась широкой площадкой, на которой стояло полдюжины автомобилей.
Среди машин я заметил маленькое «купе». Кроме него на стоянке были: два прекрасных «бьюика» последней модели, на которых неплохо ездить за почтой, черный лимузин, спортивный фаэтон со снятым верхом. От площадки короткий широкий бетонный проезд вел к боковому входу в здание. Проезд перекрывали ажурные ворота из кованного железа, увенчанные летящим купидоном. Каменные грифы по бокам от входа приготовились к прыжку с постаментов, чтобы расправиться с любым незваным гостем. Налево за стоянкой расположился сад с бассейном и фонтанами на каждом из четырех углов. Лилии плавали в длинном бассейне, и здоровенная лягушка сидела на круглом листе. Еще дальше розовая колоннада вела к какой-то постройке, похожей на алтарь, обсаженной зеленью с двух сторон, но не очень плотно, так, что солнце рисовало причудливые узоры на ступеньках. А дальше слева был виден дикий сад, не очень большой, с солнечными часами возле стены, имитирующей руины. На аллее под фонарными столбами застыли чьи-то мраморные бюсты. И кругом были цветы, цветы, миллионы цветов.
Сам дом был не очень большим, то есть он был поменьше Букингемского дворца, слишком сер для Калифорнии, и, возможно, окон в нем было поменьше, чем в здании Крайслера.
Я прошмыгнул к боковому входу, нажал кнопку звонка, и где-то в глубине целый набор колоколов издал такой глубокий сочный звук, как при благовесте в церкви.
Дверь открыл человек в полосатом жилете с позолоченными пуговицами. Он слегка поклонился и взял у меня шляпу. За ним, в полумраке, человек в полосатых брюках, черном пиджаке и сером галстуке в полоску наклонил на полдюйма седую голову и сказал:
— Мистер Марло? Не соизволили бы вы прийти сюда, пожалуйста! — рука описала полукруг.
Мы прошли в холл, поразивший меня глубокой тишиной. Не слышно даже одинокой мухи. Пол покрыт восточными коврами, на стенах картины. Мы свернули за угол и оказались в другом холле. В большом, доходящем почти до пола окне вдали виднелась полоса глубокой воды. И я вспомнил, что мы возле Тихого океана и что этот дом построен на краю каньона.