Роберт Паркер - В поисках Рейчел Уоллес

– Хозяин дома? – спросил я.

– Простите? – удивилась она.

– Мистер Инглиш, – поправился я. – Он дома?

– Как мне передать, кто его спрашивает?

– Спенсер, – ответил я, – представитель Рейчел Уоллес. Скажите ему, мы однажды встречались у Бельмонтской библиотеки.

– Подождите здесь, пожалуйста, – сказала горничная и пошла через вестибюль. Вернулась она минуты через полторы и произнесла: – Сюда, пожалуйста.

Мы миновали вестибюль и попали в маленькую комнату, отделанную сосновыми панелями. В камине горел огонь, а по обе стороны от камина на полках стояло множество книг. Инглиш сидел у огня в красно-золотом кресле с высокой спинкой, одет он был в настоящий смокинг с черными бархатными лацканами, а в руке держал пеньковую трубку. На нем были очки в черной оправе, и правой рукой он придерживал закрытую книгу Гарольда Роббинса, заложив указательным пальцем нужное место. Он встал, когда я вошел, но руки не подал – наверное, боялся потерять страницу в книге.

– Что вам нужно, мистер Спенсер? – спросил он.

– Как вы, может быть, знаете, вчера была похищена Рейчел Уоллес.

– Я узнал об этом из новостей, – сказал он. Мы продолжали стоять.

– Я разыскиваю ее. – Да?

– Можете ли вы мне помочь?

– Каким образом я мог бы помочь? – удивился Инглиш. – Что у меня с ней общего?

– Вы пытались помешать ей выступить в библиотеке, обзывали ее сукой и, если не ошибаюсь, сказали, что никогда не позволите ей одержать верх или что-то вроде того.

– Я отрицаю, что говорил что-либо подобное! – воскликнул Инглиш. – При пикетировании я осуществлял свое конституционное право на свободу слова и не произносил никаких угроз. Тогда как вы напали на меня.

Значит, он не забыл.

– Давайте не будем злиться друг на друга, мистер Инглиш. Можно обойтись и без этого.

– Я не хочу иметь с вами дела. Это нелепость – думать, что я что-нибудь знаю о преступлении.

– С другой стороны, – сказал я, – мы можем пойти другим путем. Можно все это обсудить в бостонской полиции. Там есть сержант по фамилии Белсон, он сумеет справиться со страхом, когда вы, как обычно, помянете своего друга, шефа. Он по долгу службы вынужден будет за хвост притащить вас на Беркли-стрит и допросить по поводу рапортов о том, как при свидетелях вы угрожали Рейчел Уоллес.

А если вы будете его раздражать, он может даже посчитать необходимым запереть вас на ночь в кутузку вместе с пьянчугами, гомиками и прочей швалью.

– Мой адвокат... – начал было Инглиш.

– О да, – прервал я его, – Белсон просто впадает в панику, когда показывается адвокат. Иногда он начинает так нервничать, что забывает, куда посадил клиента. И адвокату приходится мотаться со своим предписанием по всему городу, заглядывая во все камеры при полицейских участках, и пачкать свое шикарное пальто блевотиной, чтобы найти своего клиента.

Инглиш открыл рот и тут же закрыл, ничего не сказав.

Я прошел и сел в его красно-золотое кресло с высокой спинкой.

– Как вы узнали, что Рейчел Уоллес будет выступать в библиотеке?

– Об этом было объявлено в местной газете.

– Кто организовал пикетирование?

– Ну, собрался комитет.

– Какой комитет?

– "Комитет бдительности"[23].

– Держу пари, что знаю ваш лозунг, – сказал я.

– Постоянная бдительность... – начал он.

– Знаю, – прервал я. – Знаю. Кто глава комитета?

– Я председатель.

– Ха, и так застенчиво сказано.

– Спенсер, я не нахожу это смешным.

– Должно быть, у вас там прекрасная компания, – сказал я. – А сумеете ли вы отчитаться, что вы делали с девяти вечера в понедельник, если вас кто-нибудь спросит?

– Да, конечно смогу. Но я ненавижу, когда мне задают такие вопросы.

– Давайте.

– Что "давайте"?

– Давайте рассказывайте, что вы делали начиная с девяти вечера в понедельник.

– Разумеется, не стану. Я не обязан что-либо вам рассказывать.

– Лоуренс, вопрос об обязанностях мы, кажется, уже обсудили. Расскажете вы это мне или Белсону – мне лично все равно.

– А мне нечего скрывать.

– Смешно, но я знал, что вы это скажете. Впрочем, вы зря тратите слова. Ваши речи могли бы подействовать на полицейских, но не на меня.

– Ну что ж, – сказал он. – Мне нечего скрывать. С половины восьмого до четверти двенадцатого в понедельник я был на заседании комитета. Потом поехал домой и лег спать.

– Кто-нибудь видел вас дома?

– Моя мать, некоторые слуги.

– А на следующий день?

– В девять пятнадцать я был в "Олд Колони Траст", уехал оттуда в одиннадцать, играл в теннис в клубе, затем пообедал там же и вернулся домой после обеда, в три пятнадцать, и читал до ужина. После ужина...

– Хорошо, достаточно. Я, разумеется, проверю все это. С кем вы играли в теннис?

– Я не собираюсь впутывать в это дело своих друзей. Я не позволю вам травить их и оскорблять.

Настаивать я не стал. Здесь он уперся. Тут его с места не сдвинешь. Он не хотел, чтобы друзья в клубе знали, что его допрашивали, а такой парень, как Инглиш, будет носом землю рыть, чтобы защитить свою репутацию. Кроме того, все легко проверить: и клуб, и комитет тоже.

– Травить? – переспросил я. – Оскорблять? Лоуренс, как нехорошо. Я, конечно, не из вашей среды, но мне тоже присущ некоторый такт.

– Вы закончили?

– На сейчас – да, – ответил я. – Я проверю ваше, если позволите так выразиться, алиби и, может быть, займусь вами поподробнее. Совершенно независимо от того, нужно ли было вам это делать, сделали ли вы это и знаете ли, кто это сделал.

– Я подам на вас в суд, если вы еще раз явитесь ко мне, – пообещал Инглиш.

– А если вы каким-нибудь образом связаны с тем, что случилось с Рейчел Уоллес, – добавил я, – я вернусь и отправлю вас в больницу.

Инглиш прищурил глаза.

– Вы мне угрожаете? – спросил он.

– Именно так, Лоуренс, – ответил я. – Именно этим я и занимаюсь – угрожаю вам.

Инглиш с минуту смотрел на меня прищурившись, а затем произнес:

– Вам лучше уйти.

– Хорошо, – ответил я, – но помните то, о чем я сказал. Если вы будете мне мешать, я выясню это и вернусь. Если вы знаете что-нибудь, но не сказали мне, я выясню это, и вам не поздоровится.

Он подошел к двери и открыл ее.

– У человека в моем положении есть некоторые средства, Спенсер. – Он смотрел на меня по-прежнему прищурившись. Я с трудом понял, что он пытается изобразить суровость лица.

– Но этих средств будет недостаточно, – сказал я, прошел через вестибюль и открыл парадную дверь. Снегопад кончился. За домом, рядом с моей машиной, припарковался "плимут"-седан. Когда я подошел, окно опустилось, и оттуда выглянул Белсон.

– Так и думал, что это твоя колымага, – сказал он. – Что-нибудь узнал?

Я засмеялся:

– Я только что до смерти перепугал Инглиша рассказами о тебе, поэтому он со мной побеседовал. А теперь ты появился здесь собственной персоной. Он мог бы со мной и не разговаривать.

– Залезай, – предложил Белсон. – Сравним записи.

Я сел на заднее сиденье. Белсон сидел впереди на пассажирском, а за рулем замер какой-то незнакомый мне полицейский. Белсон не представил нас друг другу.

– Как вы сюда добрались? – поинтересовался я.

– Ты же сам рассказал Квирку о случае перед библиотекой, – ответил Белсон. – Плюс мы расспросили Линду Смит вместе со всеми остальными, она все подтвердила. Тогда мы позвонили в бельмонтскую полицию и обнаружили, что ты опередил нас на час. А что выяснил ты?

– Не очень много, – сказал я. – Если все сойдется, у него имеется алиби на то время, когда было совершено похищение.

– Ты рассказывай, – попросил Белсон, – а мы еще раз навестим Инглиша и посмотрим, совпадет ли рассказ. О тебе даже словом не об молвимся.

Я передал Белсону все, что мне сообщил Инглиш. Незнакомый полицейский кое-что записал в блокнот. Закончив, я вылез из "плимута" и пошел к своей машине. Проходя мимо открытого окна, я сказал Белсону:

– Если что-нибудь всплывет, буду рад узнать.

– Аналогично, – ответил Белсон.

Я протер стекло, развернулся и поехал. Выезжая на улицу, я увидел, как Белсон и второй полицейский вышли из машины и направились к парадному входу. Снежный вал, преграждавший проезд к дому, исчез. Человек с положением Инглиша имел некоторые средства.

19

Главный вход в бостонскую публичную библиотеку раньше находился на Дартмут-стрит, напротив Копли-сквер. К дверям вели широкие ступени, а внутри была замечательная мраморная лестница, которая поднималась к главному читальному залу. Вдоль нее стояли скульптуры львов, а далеко вверху маячил куполообразный потолок. Мне всегда было приятно заходить туда. Там ощущался дух библиотеки, и, даже когда я хотел всего лишь выяснить по справочнику среднее число ударов битой Дюка Снайдера, я чувствовал себя настоящим ученым.

Затем к библиотеке сделали пристройку и перевели главный вход на Бойлстон-стрит. Вероятно, архитектор сказал: "Совершенно в том же духе", – и, держу пари, добавил: "Но в соответствии с современными требованиями". В результате пристройка гармонировала с основным зданием, как зонтик с рыбой. Теперь, даже если я иду изучать влияние Элеоноры Аквитанской[24] на литературу, у меня возникает чувство, что я зашел за фунтом мяса и буханкой хлеба.