Рэймонд Чандлер - Долгое прощание
Он повесил трубку. Я посидел минутку, не снимая руки с телефона и насупившись. Затем стер с лица хмурое выражение, встал и открыл дверь в приемную.
Возле окна сидел человек и листал журнал. На нем был серо-голубоватый костюм в еле заметную клеточку, на скрещенных ногах – черные мокасины, удобные, как домашние туфли – такие не протирают на каждом шагу дырки в носках. Белый платок был сложен квадратиком, и за ним виднелся краешек темных очков. Волосы у него были густые, темные и волнистые. Загорел он до черноты. Он вскинул на меня глаза, блестевшие, словно у птицы, и растянул в улыбке губы под ниточкой усов. Галстук у него был темно-коричневый, прекрасно вывязанный, рубашка сверкала белизной.
Он отбросил журнал.
– Ну и дерьмо печатают, – сообщил он. – Это я про Костелло читал. Многие знают насчет Костелло. Столько же, сколько я про Елену Прекрасную.
– Чем могу вам быть полезен?
Он неторопливо смерил меня взглядом.
– Ишь, Тарзан на красном самокате, – сказал он.
– Что?
– Ты, Марлоу, Тарзан на красном самокате. Потрепали они тебя прилично?
– Так себе. Вам до этого какое дело?
– А после звонка Олбрайта Грегориусу трогали тебя?
– Нет. После – нет. Он быстро кивнул.
– Ну, ты и нахал – самого Олбрайта попросил вызво лить тебя от этого жлоба.
– Я спрашиваю, какое вам до этого дело. Кстати, я не знаком с начальником полиции Олбрайтом и ни о чем его не просил. С какой стати ему за меня заступаться?
Он угрюмо уставился на меня. Потом медленно встал – грациозно, как пантера. Прошелся по комнате, заглянул в кабинет. Дернул в мою сторону подбородком и вошел туда. Такие парни всюду хозяева. Я вошел следом и закрыл дверь. Он стоял у окна, насмешливо обозревая помещение.
– Мелочь ты, – изрек он. – Совсем мелкая рыбешка. Я сел на стол, ожидая, что будет дальше.
– Сколько имеешь в месяц, Марлоу? Я промолчал и закурил трубку.
– Семь пятьдесят, наверное, твой потолок, – заявил он, Я уронил обгорелую спичку в пепельницу и выпустил клуб дыма.
– Мелочь ты пузатая, Марлоу. Грошовый деятель. Тебя разглядеть – лупу надо. – Я ничего не сказал и на это. – И душа у тебя дешевая. Весь дешевый, до дна. Столкнулся с парнем, глотнули по рюмке – другой, почесали языком, сунул ты ему пару монет, когда он был на мели, и сам купился на это с потрохами.
Как примерный ученик, который ?Френка Мэрривела? начитался. Нет у тебя ни закваски, ни мозгов, ни связей, ни воображения, а туда же – выпендриваешься и думаешь, что к тебе обниматься полезут. Тарзан на красном самокате. – Он утомленно улыбнулся. – По моим понятиям, в тебе только и есть, что на грош пустого места.
Он перегнулся через стол и тыльной стороной руки хлестнул меня по лицу, – не больно, небрежно и презрительно, все с той же улыбочкой. Я не шевельнулся и тут. Тогда он медленно опустился на место, оперся локтем о стол, а загорелой рукой подпер загорелый подбородок. Птичьи блестящие глаза уставились на меня, и в них не было ничего, кроме блеска.
– Знаешь, кто я, дешевка?
– Вы Менендес. Ребята зовут вас Менди. У вас заведение на Стрипе.
– Да? А как я всего добился?
– Откуда мне знать? Наверное, начинали сутенером в мексиканском борделе.
Он извлек из кармана золотой портсигар и прикурил коричневую сигарету от золотой зажигалки. Выпустил едкий дым и кивнул. Положил портсигар на стол и погладил его кончиками пальцев.
– Я большой и плохой, Марлоу. Делаю кучу денег. Куча денег нужна, чтобы подмазывать ребят, которые нужны, чтобы делать кучу денег и подмазывать других нужных ребят. У меня домишко в Бель-Эре, стоит девяносто кусков, и отделка уже обошлась во столько же. У меня красавица-жена, блондинка, и двое ребятишек учатся в частных школах на Востоке. У моей жены камешков на сто пятьдесят кусков и на семьдесят пять мехов и тряпок. У меня дворецкий, две горничные, повар, шофер, не считая этой макаки, которая ходит за мной по пятам. Меня везде знают. Все у меня лучшее: лучшая еда, лучшая выпивка, лучшие номера в гостинице. У меня земля во Флориде и морская яхта с командой в пять человек. У меня ?бентли?, два ?кадиллака? и ?крайслер? для моего парнишки. Через пару лет дочка тоже такой получит. А у тебя что?
– Немного, – сказал я. – В этом году у меня есть целый дом, где я живу один.
– Женщины нет?
– Я живу сам по себе. Вдобавок у меня есть то, что здесь перед вами, потом двенадцать сотен в банке и несколько тысяч в облигациях. Довольно с вас?
– Какой у тебя потолок был за один раз?
– Восемьсот пятьдесят.
– Черт, с какой же мелочью я дело имею!
– Хватит выламываться и говорите, что вам нужно. Он потушил недокуренную сигарету и тут же закурил новую. Откинулся на спинку, скривив рот.
– Мы втроем сидели в укрытии и ели, – сказал он. – Холодище жуткий, снег кругом. Ели из банок. Холодное. Обстреливали нас из минометов, немножко и артиллерия. Синие мы были, прямо посинели от холода – Рэнди Старр, и я, и этот Терри Леннокс. И вот шлепается нам под ноги минометный снаряд и не разрывается, шут его знает, почему. Эти фрицы выкидывали такие фокусы.
Чувство юмора у них ненормальное. Иногда думаешь – пронесло, а через три секунды он как жахнет! Терри хватает эту штуку, и не успели мы с Рэнди опомниться, выскакивает из укрытия. Одним махом. Как хороший футболист.
Кидается лицом на землю, отшвыривает снаряд, а тот и грохнул на лету. Почти все осколки прошли над ним, но щеку ему все же обстругало. Тут фрицы пошли в атаку, а нас уже и след простыл.
Менендес замолчал и уставился на меня своими блестящими темными глазками.
– Спасибо, что рассказали, – сказал я.
– Понимаешь шутки, Марлоу. Ты в порядке. Мы с Рэнди потом потолковали и решили: от того, что стряслось с Терри Ленноксом, у любого парня мозги бы поехали. Мы-то долго думали, что он погиб, так нет ведь. Он к фрицам попал.
Полтора года они над ним трудились. Поработали неплохо, но измучили его вдрызг. Больших денег нам стоило, пока мы узнали, и больших денег стоило его найти. Но мы прилично подзаработали после войны на черном рынке. Могли себе позволить. За то, что Терри нам жизнь спас, получил он наполовину новое лицо, седые волосы да расшатанные нервишки. На Востоке стал прикладываться к бутылке, забирали его время от времени, в общем, совсем расклеился. Что-то у него засело в башке, да мы так и не узнали, что. Вдруг – бац! – он женится на этой богатой дамочке и снова в седле. У нас с Рэнди никак не получалось ему помочь. Только вот немного поработал он в Вегасе, а больше ничего от нас не хотел. А когда вляпался в настоящее дерьмо, пришел не к нам, а к тебе, дешевка, к парню, на котором вся полиция верхом ездит. Теперь вот и он сыграл в ящик, и даже не попрощался, не дал шанса ему отплатить. Я мог бы его вывезти из страны быстрее, чем шулер колоду тасует. А он идет плакать в жилетку тебе. Обидно. К дешевке идет, к парню, на котором полиция верхом ездит.
– Они верхом ездят на ком пожелают. Что вы теперь от меня хотите?
– Чтоб ты отвалил, – твердо произнес Менендес.
– Куда отвалил?
– Не пробуй нажиться на деле Леннокса или рекламу себе на нем делать.
Теперь все, с концами. Терри нет, и мы не хотим, чтобы его память ворошили.
Парень и так намучился.
– Бандит с нежными чувствами, – сказал я. – Умереть можно.
– Закрой поддувало, дешевка. Менди Менендес спорить не любит. Он приказывает. Зарабатывать ты на этом не будешь. Усек?
Он встал. Беседа была закончена. Взял со стола свои перчатки. Они были из белоснежной кожи. Казалось, он их ни разу и не надевал. Шикарный тип, этот мистер Менендес. Но при все своем шике опасный, как сто чертей.
– За рекламой не гонюсь, – сказал я. – И никто мне не предлагал ни цента.
Да и кто станет предлагать, и за что?
– Кончай прикидываться, Марлоу. Ты три дня просидел в клоповнике не потому, что ты такой хороший. Тебе кой-что отстегнули. Кто – не скажу, но догадываюсь. И тот, про кого я думаю, может всегда подкинуть еще. Дело Леннокса закрыто и останется закрытым, даже если... – он запнулся и хлестнул перчатками по столу.
– Даже если Терри ее не убивал, – сказал он.
Его удивление было таким же фальшивым, как позолота на обручальном кольце, что покупают накануне уик-энда. – Тут я бы с тобой спорить не стал, дешевка. Да только непохоже на то. Но если бы даже было так – и если бы сам Терри все устроил, как сейчас – так оно и останется.
Я ничего не ответил. Он лениво усмехнулся.
– Тарзан на красном самокате, – проворчал он. – Крепкий паренек. Пускает меня к себе и дает ходить по себе ногами. Первый встречный может его нанять за пару центов и ездить на нем верхом. Ни монеты, ни семьи, ни будущего, один пшик. До встречи, дешевка.
Я сидел молча, стиснув челюсти, не сводя глаз с его золотого портсигара, блестевшего на углу стола. Я чувствовал себя постаревшим и усталым. Медленно встав, я потянулся за портсигаром.
