Джеймс Чейз - …И вы будете редактором отдела
Этот вопрос меня напугал.
– Не знаю. Говорю вам: я с ней почти не знаком. – Я почувствовал необходимость втолковать это ему как следует и продолжал: – Чалмерс попросил меня встретить ее в аэропорту и отвезти в гостиницу. Это было четырнадцать недель назад. С тех пор я ее не видел. Я просто ничего о ней не знаю.
– Гранди думает, что ее, должно быть, покинул любовник, – продолжил Карлотти. Мою тираду он, похоже, пропустил мимо ушей. – Он полагает, что она в отчаянии бросилась с утеса.
– Американские девушки так не делают. Они слишком практичны. Будьте осторожны, преподнося эту версию Чалмерсу. Вряд ли она придется ему по нраву.
– А я преподношу ее не синьору Чалмерсу, а вам, – спокойно возразил Карлотти.
Вошел Гранди и сел. Он уставился на меня холодным, враждебным взглядом. Похоже, я ему чем-то не нравился.
– Мне можете говорить что угодно, – сказал я, не спуская глаз с Карлотти. – Это вам все равно не поможет. Но с Чалмерсом будьте осторожнее.
– Да, – согласился Карлотти. – Я понимаю. Я надеюсь на вашу помощь. Похоже, тут не обошлось без интрижки. Крестьянка говорит, что девушка приехала сюда два дня назад. Приехала одна. Она сказала женщине, что на следующий день должен прибыть муж. Стало быть, вчера. По словам крестьянки, она явно его ждала. Настроение у нее было прекрасное. – Он замолчал и уставился на меня. – Я повторяю вам то, что сказала женщина. В таких вопросах женщинам очень часто можно верить.
– Продолжайте, – попросил я. – Я с вами не спорю.
– Этот мужчина должен был прибыть в Сорренто из Неаполя в пятнадцать тридцать. Синьорина сказала, что поедет встречать поезд, а женщине велела прийти в девять вечера убрать после обеда. Женщина ушла с виллы в одиннадцать утра. Между одиннадцатью и тем временем, когда синьорине нужно было уезжать встречать поезд, произошло какое-то событие, которое либо помешало синьорине встретить поезд, либо отбило у нее охоту встречать его.
– Но какое?
Он передернул плечами.
– Звонить ей не звонили. Не знаю. Я думаю, она могла как-то узнать, что ее возлюбленный не приедет.
– Это только догадки, – возразил я. – Не увлекайтесь ими в присутствии Чалмерса.
– К тому времени у нас могут появиться кое-какие факты. Я просто проверяю версии. – Он беспокойно двигался по комнате. Я видел, что он сбит с толку и не доволен создавшимся положением. – В частности, версию Гранди о самоубийстве в припадке уныния.
– Какое это имеет значение? – спросил я. – Она мертва. Разве нельзя допустить, что это несчастный случай? Обязательно, что ли, трезвонить на весь свет, что она была беременна?
– Коронеру представят протокол вскрытия. Замять это невозможно.
– Ладно, – нетерпеливо бросил Гранди, – у меня дела. Надо искать этого Шеррарда.
Шея у меня похолодела, будто к ней приложили кусок льда.
– Я позвоню синьору Чалмерсу, – сказал я, стараясь придать как можно больше непринужденности. – Ему захочется знать, что происходит. Что ему сказать?
Они переглянулись.
– На данной стадии расследования лучше всего будет сказать ему как можно меньше, – ответил Карлотти. – Я полагаю, упоминать этого Шеррарда было бы неблагоразумно. Вы не могли бы просто сказать, что она сорвалась с утеса во время съемки, что будет дознание по всей форме, а пока…
Его прервал телефонный звонок. Гранди поднял трубку, послушал и посмотрел на меня:
– Это вас.
Я взял у него трубку:
– Алло?
Джина сказала:
– Десять минут назад звонил господин Чалмерс. Он сказал, что немедленно вылетает, а ты должен встретить его завтра в аэропорту Неаполя в 18.00.
Я медленно перевел дух. К такому я был совершенно не готов.
– Как он говорил?
– Очень кратко и резко, – ответила Джина. – А в остальном вроде нормально.
– Он задавал какие-нибудь вопросы?
– Нет. Только сообщил мне время прибытия и просил, чтобы ты его встретил.
– Хорошо, встречу.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– Нет, иди домой, Джина. Пока ты мне не понадобишься.
– Если понадоблюсь – я весь вечер дома.
– Хорошо, но я тебя не побеспокою. Пока. – И я положил трубку.
Карлотти наблюдал за мной.
– Завтра в 18.00 в Неаполь прибудет Чалмерс, – сообщил я. – К этому времени вам лучше раздобыть какие-нибудь факты. О том, чтобы сказать ему как можно меньше, не может быть и речи. Придется выложить ему все, и подробно.
Карлотти, скорчив гримасу, поднялся на ноги.
– Завтра к вечеру мы, вероятно, отыщем этого Шеррарда. – Он посмотрел на Гранди. – Оставьте здесь своего человека. Пусть сидит, пока его не сменят. Вы можете отвезти нас в Сорренто. Не забудьте драгоценности, синьор Досон.
Я взял кожаную шкатулку и сунул в карман. Пока мы спускались по ступенькам и шли по аллее к полицейской машине, Карлотти сказал Гранди:
– Я оставлю вас в Сорренто. Попытайтесь разузнать, не знает ли кто Шеррарда и не видели ли его в Сорренто. Проверьте всех американских туристов, особенно приехавших в одиночку.
До меня дошло, что пот у меня на лице, несмотря на жару, холодный.
Я добрался до неапольского аэропорта без нескольких минут шесть. Мне сказали, что нью-йоркский самолет не опаздывает и вот-вот приземлится.
Встречающих было четверо: две пожилые дамы, толстый француз и «платиновая» блондинка с бюстом, какой можно увидеть только на рекламах. На ней был белый костюм из акульей кожи и черная шляпка с гроздью бриллиантов, которая обошлась кому-то кучу денег.
Я посмотрел на нее, и она обернулась. Наши взгляды встретились.
– Простите, вы не господин Досон? – спросила она.
– Верно, – удивленно ответил я и снял шляпу.
– Я миссис Шервин Чалмерс.
Я вытаращился на нее:
– Вы?! Разве господин Чалмерс уже прибыл?
– О нет. Я делала кое-какие покупки в Париже на прошлой неделе, – пояснила она, испытующе глядя на меня своими глубоко посаженными темно-фиолетовыми глазами. Она была красива, но слишком броска, как нью-йоркская театральная статистка. Вряд ли ей было больше двадцати трех – двадцати четырех лет, но в ней чувствовался некий светский лоск, делавший ее старше. – Мой муж телеграфировал мне, чтобы я его встречала. Ужасная весть.
– Да. – Я теребил шляпу.
– Страшное дело… Она была так молода.
– Да уж куда хуже, – поддержал я.
Мне стало неуютно под ее взглядом.
– Вы хорошо ее знали, господин Досон?
– Почти не знал.
– Не могу понять, как можно вот так взять и свалиться.
– Полиция считает, что она делала снимки и не смотрела под ноги.
Шум приближающегося самолета прервал нескладный разговор.
– По-моему, это наш, – предположил я.
Мы стояли рядом, наблюдая за посадкой. Через несколько минут появились пассажиры. Чалмерс сошел первым. Я отошел в сторонку и дал ему поздороваться с женой. Они о чем-то поговорили, потом он подошел и пожал мне руку, сказал, что они хотят как можно скорее добраться до гостиницы, что пока говорить о Хелен он не желает, а хочет, чтобы я устроил ему встречу с полицией него в номере в семь часов.
Они с женой сели на заднее сиденье «роллс-ройса», который я для них нанял, а я, поскольку присоединиться к ним меня не пригласили, сел рядом с шофером. В гостинице Чалмерс отпустил меня, бросив: «В семь, Досон», и лифт унес их на пятый этаж, а я остался внизу, пыхтя и отдуваясь.
Раньше я видел фотографии Чалмерса, но в жизни он казался еще крупнее. Он напомнил мне Муссолини в его лучшую пору. Лучше, пожалуй, и не опишешь. У него был такой же волевой подбородок, такое же круглое лицо и такие же колючие глаза. И это – отец Хелен, девушки, хрупкая красота которой привлекла и едва не погубила меня!
В семь часов, когда Карлотти, Гранди и я вошли в роскошный номер гостиницы «Везувий», Чалмерс уже переоделся, побрился и, видимо, принял душ. Он восседал во главе большого стола посреди комнаты, с сигарой в зубах и сердитым, мрачным лицом.
Джун, в небесно-голубом шелковом платье, обтягивавшем ее, как кожа, сидела у окна, закинув ногу на ногу. Выставленные напоказ красивые коленки сразу привлекли внимание Гранди, и на его угрюмом смуглом лице появилось более оживленное выражение.
Я представил его Карлотти, и мы сели. Чалмерс долго смотрел на Карлотти, потом бросил своим лающим голосом:
– Выкладывайте факты.
Последние три года я знал Карлотти довольно близко. Мое мнение о нем как о полицейском было не ахти какое. Я знал, что он дотошен и слывет человеком, распутывающим дела, за которые берется, но асом я его никогда не считал. Когда же в последующие двадцать минут я посмотрел, как он противостоял Чалмерсу, мое мнение о нем в корне изменилось.
– Факты, синьор Чалмерс, – спокойно начал он, – будут в высшей степени неприятны для вас, но, раз вы настаиваете, мы их вам выложим.
Чалмерс сидел неподвижно, толстые руки в веснушках сжаты на столе, в зубах дымится сигара. Взгляд его колючих глаз цвета дождя был устремлен на Карлотти.
