Евгений Сухов - Делу конец – сроку начало
— Ну и жмот ты, Гена, — беззлобно укорил Куликов, — в кармане носишь целое состояние, а полтинник на пиво жалеешь. Ладно, бери, жалую тебе от своих щедрот, — сунул он комок смятых десятирублевок водителю. — Скажи, чтобы попрохладнее дала, не помои же лакать!
Геннадий молча взял деньги и потянулся за ключами.
— Ключ оставь! — строго предупредил Куликов и усмехнулся, глядя на мгновенно ссутулившуюся спину. — Так целее будет.
Гена передвигался невесело, едва волочил ноги. Так тяжело люди идут к плахе, на которой возвышается палач в красном колпаке и с завидной мускулатурой. Обреченно постоял у киоска, как будто ожидал, что вместо бутылок получит от очаровательной продавщицы смертный приговор. И, обнаружив, что его опасения не оправдались, неожиданно повеселел и, ухватив бутылки за горлышко, заторопился к машине.
Пиво Кулик пил не спеша, и вместе с тем с жадностью человека, изголодавшегося по этому напитку. Про соседа Кулик тоже не забывал, левая рука находилась в кармане — грела рукоять пистолета. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — он был из тех людей, что не доверяют даже собственной матери.
— На дорогу смотри, — грубо произнес Куликов, — не люблю, когда пялятся.
Гена отвернулся. Кулик выглядел безмятежным и казался человеком, которого не способно огорчить даже известие о собственной скорой кончине. Он был ровен и спокоен, каким бывает солдат, привыкший к постоянному соседству со смертью. На его лице было написано пресловутое — «сегодня ты, а завтра я». И к небытию он относился с философским пониманием. Но вместе с тем в колючем взгляде прочитывалось нечто большее, чем обычное безразличие, и эта затаенная думка, видимая только внимательному наблюдателю, выворачивала его наизнанку. Гена сделал для себя открытие — Кулик страдал и, возможно, его сегодняшнее приключение не что иное, как способ заглушить прорвавшуюся тоску.
— Ты пойми меня правильно, — вдруг заговорил Кулик, теперь голос его звучал несколько виновато. — Просто тебе не повезло. Знаешь, мне сегодня очень плохо, — сознался он. — Хотелось, чтобы кто-то побыл со мной рядом, вот ты и подвернулся. А потом, я обязан был вернуть должок, иначе со мной никто не стал бы считаться. А вдвоем ведь веселее, правда? Ну вот видишь, я знал, что ты со мной согласишься.
— Ты меня отпустишь?
— Не дергайся преждевременно, — строго предупредил Куликов, превращаясь в себя прежнего. — Притормози здесь. А теперь давай туда, в тот двор. Сильно только не гони. С правой стороны яма есть, не хватало только, чтобы колесо отвалилось. Даже если застрянешь, у меня нет никакого желания тебя выталкивать.
«Шестерка», сбавив обороты, въехала во двор, аккуратно прижалась к правой стороне и, стараясь не цеплять шинами высоких бордюров, проследовала в противоположный конец. На лице Гены прочитывалась озабоченность — наверняка сейчас он гадал, какой сюрприз приготовил ему господин Куликов, судя по его действиям, фантазия была у него через край.
— Ну? — неопределенно протянул Гена. — А что дальше?
Куликов беззлобно заулыбался.
— Вижу, ты начинаешь ко мне привыкать, и это неплохо. Еще какой-то час назад ты глаза боялся поднять, а теперь вон даже права качаешь. Посмотри в окно четвертого этажа, ты ничего не видишь? — кивнул Куликов на противоположный дом.
Гена пожал плечом.
— Ничего как будто.
Его терзала мысль — какая нелегкая понесла его на ночь глядя навстречу злоключениям? Наверняка тут не обошлось без нечистого.
— Мне тоже так кажется, — подтвердил Куликов.
Окно горело желтым светом, в проеме ни одной зловещей тени. И вообще на фоне абсолютно темного дома светящееся окно выглядело особо гостеприимным.
— Тебе видней.
Последняя фраза водителя заставила Куликова улыбнуться вновь.
— Если так пойдет и дальше, ты совсем разучишься меня бояться. — Затем лицо его изменилось, приобретя зловещие черты. — А мне это может не понравиться. Так что советую держать дистанцию. Я не сторонник слишком близких отношений. Усвоил? — И, не дожидаясь ответа, добавил: — Вот и хорошо. Сейчас я выйду, ты останешься здесь с включенным двигателем. Будешь ждать меня до тех пор, пока я не вернусь. Думаю, тебе не надо напоминать о том, что я не приветствую разного рода глупости. Если дернешься с места раньше, то и умрешь раньше положенного срока, и обещаю тебе, никакая милиция тебя не спасет.
Куликов знал, о чем говорил. Геннадий проглотил спазм и, стараясь выглядеть как можно бодрее, что явно не шло к его напуганной физиономии, с бравадой пообещал:
— Базара нет. Жду.
Вот она, судьба. Еще утром Гена был обычным водилой, который был рад любой подвернувшейся десятке, а теперь его карманы оттягивает запятнанный револьвер, в спичечном коробке схоронились драгоценные камешки, а он сам успел замочить хозяина квартиры и, что самое удивительное, уже основательно забыл об этом событии.
Куликов распахнул дверцу и быстро зашагал к дому. У самой лестницы со злобным урчанием мимо него пробежала черная кошка. Скверная примета. Секунду он сомневался, стоит ли двигаться дальше, но, заметив на лапах белое пятнышко, уверенно перешагнул порог. Интересно, однако, — кто заставил кошку так шарахнуться? Не иначе, в подъезде кто-то есть. Пальцы по-прежнему сжимали рукоять пистолета. Некоторое время Куликов вслушивался в тишину и, убедившись в ее надежности, стал подниматься наверх.
Дверь была обита аккуратной и ровной рейкой. Это была одна из квартир Осянина, и, как сообщил Ковыль, тот дожидался в этот час сводника, который предлагал ему из альбома девочек. Оказывается, он никуда не исчезал, а просто умело затаился. Немного поработал над своей внешностью — отрастил усы, бороду — и стал практически неузнаваемым.
Подумав, Кулик трижды надавил на звонок. Это был условный знак. Обычно после него Осянин отворял практически сразу, а здесь Кулику пришлось прождать долгие минуты две, прежде чем, наконец, за дверью раздалось какое-то шевеление.
— Кто там? — послышался голос. Безусловно, он принадлежал Осянину.
— Свои.
Куликова никогда не обманывали его предчувствия, тем более худшие из них. В этот раз он считал, что ему не следовало появляться здесь.
Долгое бряканье цепочкой, будто вместо рук у Осянина были культи, а уже затем в проеме предстала растерянная физиономия мужчины.
Куликов среагировал прежде, чем дверь распахнулась. Ударом ноги он вогнал Осянина внутрь, тот опрокинулся на спецназовца в черной маске; не целясь, надавил на курок и со злорадством увидел, как он, взмахнув руками, повалился на спину. С верхнего этажа, передергивая затвор автомата, сбегал милиционер с перекошенным от злобы лицом. Куликов знал, что парень опоздает всего лишь на полсекунды. Ему следовало палить Куликову в спину в тот самый момент, когда он давил на кнопку звонка, или, во всяком случае, спуститься хотя бы на несколько ступенек вниз. Подобные пробелы в выучке всегда очень дорого стоят. Приподняв пистолет, Куликов дважды выстрелил и, не оборачиваясь, побежал вниз. Несмотря на крепкие зубы, парень подавился свинцовым орешком — пуля пробила ему небо и утонула в черепной полости.
Еще один, кому не повезло.
Сверху раздались выстрелы, и отколовшийся кусок кирпича угодил за шиворот. На площадке между вторым и третьим этажами Куликов обернулся и увидел в пяти метрах от себя Шевцова: выставив руку, тот готов был нажать на спусковой крючок. Куликов видел, что ствол был направлен ему в лицо. Обидно, у него уже не оставалось времени сделать следующий шаг, пусть даже нагнуться, и, прежде чем он совершит движение, свинцовые пули роем вгрызутся в его тело и, как тряпичную куклу, отшвырнут в самый угол лестничной площадки.
Взгляды их встретились, как это бывает у двух соперничающих самцов. И первый, кто опустит глаза, признает над собой чужую волю. И, вопреки собственному желанию, веки Куликова сомкнулись, и он отвернулся, надеясь, что пуля не обезобразит лицо. Так случается у волков, когда менее слабый самец подставляет победителю незащищенное горло, надеясь на его великодушие. Выстрела не последовало, а Куликов метнул свое тело вниз, удаляясь от опасной зоны.
Машина стояла на том же месте, где он ее оставил. Тихо и сердито урчала. Чертыхнувшись, вспомнил про кошку, что так некстати перешла ему дорогу. Надо было сразу догадаться, что промедление за дверью связано с неприятностями.
Куликов с размаху распахнул дверцу и влетел в салон автомобиля. «Жигули» рванулись с места, неловко правым колесом заехали в песочницу и, пульнув горсткой гравия в сторону высыпавших во двор спецназовцев, понеслись по дороге.
Лопнуло заднее стекло, треснуло боковое, и Куликов увидел в нем аккуратные дырочки от пуль. Спецназовцы били на поражение. Неожиданно Геннадий вздрогнул, издал непродолжительный стон и, потеряв интерес к машине, устремившейся прямо в ограду соседнего дома, с глухим звуком ткнулся лбом в панель.
