Евгений Сухов - Делу конец – сроку начало
— Я не могу, — сказал Гена, не рискуя обернуться.
— Это только кажется, — мягко убеждал Кулик, — такое упражнение я проделывал неоднократно. Не могу сказать, что подобная процедура доставляет мне удовольствие, но я встречал и таких, которым приятно палить в упор. Знаешь ли, развороченные черепа, брызжущая кровь — говорят, это возбуждает. Впрочем, тут дело вкуса. Ты можешь закрыть глаза… Считаю до трех, я не намерен ждать…
— Послушай, Кулик, — простонал Шебала, — давай договоримся. Ты же разумный человек, с понятиями…
— О понятиях заговорил, — хмыкнул Кулик, не опуская пистолета, — ты же знаешь, что я не вор. И думаешь, я не догадывался, чьих это рук дело?.. Давно хотел поговорить с тобой об этом. Да как-то все случая не было… Лежать!.. — закричал Кулик, приблизившись на шаг. — Вот так-то оно лучше будет, пресмыкающимся жил, пресмыкающимся и сдохнешь. Ведь это ты «малявы» отправил на сход. Что ты там писал? «Душой не чист»? Куда же ты меня зачислил, сучара, в крысятники, что ли?
Шебала побледнел, побелели даже его губы.
— О чем базар, Кулик?
— Ты думаешь, я не знаю, что ты Резаного грохнул, а на меня стрелки перевел? Думал, он на твое место сесть хочет. Несерьезным ты меня считал соперником, — усмехнулся Кулик. — Вот видишь, ты ошибся дважды: Резаный не хотел сесть на твое место, а я оказался не таким слабеньким, как тебе представлялось.
— Послушай, Стась, давай с тобой договоримся, я не злопамятен. У меня есть кое-какие деньжата, готов поделиться с тобой.
— Вот он кто настоящий крысятник, — процедил сквозь зубы Кулик. — И потом, ты зря со мной договариваешься, деньги у тебя наверняка где-то здесь, под рукой. Грохну тебя и заберу все. Ну что стоишь? — злобно крикнул он на остолбеневшего Геннадия. — Стреляй, пока я тебя самого не зашиб!
Ахнул выстрел. Тело Шебалы дернулось, и через секунду его ноги мелко задрожали — очищенная душа с усилием освобождалась от скверного тела.
— Ты никого не убивал? — с сомнением посмотрел Куликов на ссутулившегося водителя.
— Нет. Первый раз.
— Странно, а стрелял так, как будто всю жизнь чистильщиком работал, — не то похвалил, не то обругал Стась. — Вон какую дыру во лбу сделал. Так только киллеры стреляют. Так что с крещением тебя. Как звать-то?
— Гена.
— Все начинается с первого раза, Гена. А игрушку ты забери себе, я не жадный. Считай, что подарок. О патронах ты сам позаботишься, в обойме их больше нет, — зашагал в комнату Кулик, подставляя спину. — Правда, на этой «пушке» еще с пяток трупов висит. Но ты не переживай, если тебе не понравится мой револьвер, можешь его подбросить в любой подъезд. На тебя не подумают, а я тебя не выдам. Подельников сдавать не в моих правилах, — широко улыбнулся Куликов. — Ну чего ты стоишь, как пень! У него здесь добра на миллион баксов, поискать только нужно. Проходи, не обижу! Тебе тоже перепадет.
Геннадий на деревянных ногах прошагал в глубину комнаты и безучастно стал наблюдать за тем, как Куликов по-деловому и без лишней суеты принялся распахивать дверцы шкафов, выгребая на пол вещи. На одной из полок обнаружил жестяную коробку из-под чая. Открыл.
— Золото. Одни серьги! — изумился Кулик. — Он что, с ушей их, что ли, сдирал? Хотя такой человек, как он, мог пойти и на эдакое, ничем, сучара, не брезговал. — Стась горстями рассовывал золото по карманам. — Ты как, золотишко-то уважаешь? — очень серьезно спросил он у Геннадия, который еще не оправился от шока и безвольной куклой взирал на происходящее. — А! Вижу в глазах алчный блеск. Уважаешь, значит. А ничего тут особенного нет, дружище, золото, оно и не таким, как ты, голову способно замутить. — Куликов выбрал из коробки большие серьги с темно-зелеными изумрудами и сунул их в ладони Геннадию. — Бери, бери, не стесняйся. Заработал честно. Подруге своей подаришь или жене, кто там у тебя?
— Жена.
— Вот видишь, — обрадованно воскликнул Куликов. — Ты ведь ей сроду таких подарков не делал, она от радости, наверное, сразу тебе в прихожей отдастся. Скажу тебе откровенно, я в женщинах это особенно ценю. Признаться, обожаю в них тягу к риску. Особенно, когда это происходит где-нибудь в поезде при незапертых дверях купе, и при этом знаешь, что в любую секунду может войти проводница и предложить чаю… Я думаю, это не последние его накопления. Ну-ка, потряси тот шкафчик, — показал Куликов в самый угол, — а я в ванну загляну. Может, он где-то по углам «зеленые» попрятал.
Действуя скорее автоматически, чем сознательно, Геннадий вытряхнул из шкафа вещи, на пол полетели какие-то пакеты, сумки. Неожиданно за спиной он услышал одобрительный возглас.
— Есть у тебя чутье! Ты точно никогда не грабил?
— Нет. — Геннадий посмотрел на убитого. У самой головы уже расползлась лужица крови.
— Ничего, не отчаивайся, — как мог утешал Куликов, — у тебя все впереди. Главное попробовать, а дальше все пойдет, как по накатанной. Что здесь у нас? — поднял он с пола пакет. — Тяжелый, однако. — Уверенным движением он надорвал его. Внутри был еще один пакет, такой же прочный. Чтобы надорвать его, потребовалось усилие; справившись, Куликов невольно ахнул. Он был забит стодолларовыми купюрами, уложенными аккуратными стопочками.
Похоже, хозяин к наличности относился трепетно, почти как к живому существу, если это не так, то как объяснить присутствие дорогого дезодоранта среди пачек? Подняв, Куликов тряхнул его. Внутри что-то обнадеживающе зазвенело. Теперь понятно, что это такое — обыкновенный тайник. Размеренными движениями Куликов отвернул крышку и едва сдержал вздох восхищения — более чем наполовину он был заполнен изумрудами и бриллиантами, которые из-за огромного количества не воспринимались как драгоценности, а больше напоминали обыкновенные речные камешки.
Куликов с подозрением посмотрел на Геннадия.
— Что-то ты, браток, неровно задышал, — укорил он подельника. — Может, хочешь меня по башке стукнуть, а камешки выгодно продать? Не надейся! Если что неладное замечу, пришибу, — пообещал Куликов, и, глядя в его безжизненные глаза, можно было не сомневаться, что он так и сделает. — Ладно, возьми еще пару камешков. — Куликов выбрал пару крупных бриллиантов и протянул их Геннадию, безмолвно стоявшему. — Не в обиде? Ну и отлично. А то потом претензии начнешь предъявлять, а я этого не люблю. Доллары тебе ни к чему, с ними у тебя хлопот только прибавится, — мрачно заверил он. — Ну, кажется, все, делать нам здесь больше нечего. К выходу, подельник, или у тебя ноги к полу приросли?
— Нет, но… — сжал в ладони Гена два прозрачных камня.
— Вот и отлично.
У самого подъезда повстречался старик с палочкой, каких немало можно встретить возле каждого дома. Взгляд у старика заинтересованный, изучающий. Случайных прохожих он разглядывал так, будто знал о них самое сокровенное и готовился свидетельствовать в зале суда.
На лице Куликова промелькнуло что-то похожее на искушение, но, махнув рукой, он направился дальше, к одиноко стоящей «шестерке».
Геннадий сел на водительское место и, стараясь не смотреть на Кулика, глухо произнес:
— Ты меня отпустишь?
Куликов желчно усмехнулся:
— А тебя никто и не держит. Иди.
— Но машина…
— А-а! Машину стало жалко. А ты позабыл, что у тебя в кармане такая сумма, что ты можешь купить десять машин. Не таких, а новых! То-то и оно! — назидательным тоном проговорил Куликов. — В нашем деле скупиться не приходится. Есть такая фраза — «жадность фраера сгубила». Если бы ты только знал, насколько она соответствует истине.
— Куда мы теперь? — повернул ключ зажигания Геннадий.
— Я вижу, ты прогрессируешь, Гена. А знаешь, из нас получился бы очень неплохой тандем. Кстати, где ты все время пропадал? Почему я тебя встретил только сегодня? Давай, гони на Ямскую, у меня там кореш живет. Не дрейфь, все будет путем, ты ему понравишься. А знаешь, я начинаю к тебе привязываться.
Машина, набирая скорость, отправлялась в неизвестность, удаляясь все дальше от злополучной квартиры. Мимо проносились дома, залитые светом вывески. Совсем другая жизнь. Что поделаешь, существует категория людей, которая живет в абсолютном празднике, и не нужно им завидовать, у каждого своя жизнь.
— Стоп, притормози у того киоска, — потребовал Кулик, — купи мне пару бутылочек пива. Без него что-то не в кайф, — сознался он, — живу словно на автопилоте. Хочу сказать тебе откровенно, для меня сейчас жизнь не в радость. Хожу, двигаюсь, что-то делаю, а как будто бы и не я. Ну да ладно, это тебя не касается. Так ты чего сидишь?
— У меня нет денег даже на бензин, — признался водитель.
— Ну и жмот ты, Гена, — беззлобно укорил Куликов, — в кармане носишь целое состояние, а полтинник на пиво жалеешь. Ладно, бери, жалую тебе от своих щедрот, — сунул он комок смятых десятирублевок водителю. — Скажи, чтобы попрохладнее дала, не помои же лакать!
