Дожить до весны - Влада Ольховская
Однако Майя молчала. Вряд ли от одного лишь страха – события последних лет научили ее быть сильной в момент опасности. Она просто поняла, что разговаривать с Фрейей бесполезно, и наверняка корила себя за то, что вообще пошла с ней, поверила, что мирное соглашение возможно.
– Излагай, – позволил Гарик. – Что у нас скрывается под загадочным «как надо»?
– Тебе нужно всего лишь выпить вот это, – Фрейя указала пистолетом на стакан воды. – Все! И тогда она может идти – ты успеешь увидеть, что я свое слово сдержала! Вы, наверно, оба думаете: нет, она этого не сделает, ведь маленькая блондиночка пойдет и пожалуется кому следует… Только знаете, что? Плевать! Во-первых, это мое слово против ее, а мое всяко побольше значит, потому что она – никто! Во-вторых, очень скоро всем станет не до этого.
То, что она говорила, было страшно – и полезно. Потому что они ведь до сих пор не вычислили, какую атаку запланировали Валерьевы, к чему все сведется. Варианты отметались один за другим – но при этом оставалось место для самого невероятного.
Возможно, этот невероятный вариант прямо сейчас оказался перед Гариком? Ведь явно же Фрейя не сама эту дрянь добыла, она бы не додумалась! А он помнил, что сотворили с Лизой Мельниковой, мысли сами собой метнулись к марбургскому вирусу… Нет, очень вряд ли. Если бы речь шла только об убийстве Гарика, такой план еще мог сработать. Но Фрейя, вряд ли знающая все подробности, уверена, что скоро тут начнется хаос, в котором затеряются слова Майи. И Гарик должен казаться жертвой именно этого хаоса, а вовсе не преступления родной сестры.
Если Валерьевы сумели привезли в Россию марбургский вирус… Что еще они могли добыть? Причем в таком количестве, чтобы хватило на теракт! Вроде как невозможно, но это опасная иллюзия.
Одно Гарик знал наверняка: пить ту дрянь, что сейчас находится в стакане, ни в коем случае нельзя.
– Ну, чего медлишь? – поинтересовалась Фрейя. – Может, льда тебе принести? Или соли с лимоном?
Сказала – и сама засмеялась собственной шутке. Гарик не обратил на нее внимания, пытаясь понять, как можно выкрутиться. Да никак! Она не хочет стрелять исключительно из шкурных интересов: понимает, сколько мороки будет с расследованием, и не уверена, что родители поймут. Но свои приоритеты она обозначила четко: надо будет – выстрелит!
Вопрос в том, как ее остановить. Он допускал, что она действительно не убьет Майю, если погибнет он, для Фрейи это было вполне нормально. Но может и убить – да и самому Гарику умирать не хотелось. Он отчаянно искал способ переубедить Фрею, однако такого способа просто не было. Понятно, что профайлерам положено сводить все к переговорам. Только вот в глазах сестры Гарик видел такую первобытную, ничем не приглушенную ненависть, что никак не мог подобрать слова, способные противостоять ей.
А времени на размышления оставалось все меньше, Фрейя никогда не отличалась терпением. Вот и теперь она подскочила на ноги, да так резко, что опрокинула стул, и металлический грохот гулким эхом разлетелся по пустому залу.
Майя, старавшаяся лишний раз не напоминать о себе, сжалась на своем месте, но Фрейя все равно направила на нее пистолет.
– Встала, быстро!
Майя подчинилась, подняла вверх руки, явно желая подчеркнуть, что она не представляет для Фрейи угрозы. Она держалась достойно, однако Гарик и представлять не хотел, насколько ей сейчас страшно.
Что делать, что здесь вообще возможно? Почему он не предугадал, что у Фрейи окончательно подвижной состав с рельсов сойдет?.. Так, стоп, вообще не те мысли. Не важно, как все случилось и почему, важен только результат и его исправление. Напомнить Фрейе, что станет с матерью? Нет, ей плевать. Деньги он уже предлагал, она отказалась… Она делает вид, что это ради денег, хотя подсознательно понимает, что ее устроит лишь его смерть. Гарик, сам того не желая и уж точно ничего не делая для этого, превратился для нее во врага номер один. Иронично даже… Ты просто живешь своей жизнью – а кто-то ненавидит тебя за одно лишь это!
Но такая ирония Гарика не веселила, он искал выход – и не находил. Он с все большей обреченностью признавал: возможно, придется принять «План Б». Тот, при котором выживет хотя бы Майя.
– Давай! – крикнула Фрейя. – Хорош время тянуть, ты думаешь, я не выстрелю?!
– Думаю, что и стрелять не стоит, – он все-таки предпринял последнюю попытку ее образумить.
– Нет! Никаких больше разговоров! Ты и так обманывал меня слишком долго!
– Когда я тебя обманывал?
– В клубе! Ты удрал от меня в клубе!
– Ты хоть понимаешь, что несешь?
– Ты вечно подставлял меня, выставлял идиоткой… Да я ненавижу тебя с тех пор, как ты родился! Ведь, если бы тебя не было, и проблем бы тоже не было, у мамы и папы была бы только я!
– Фрейя!
– Пей! Сейчас же!
Он все-таки решился. Гарик сильно сомневался, что ему удастся выжить после такого, он просто не видел другого выхода. Он потянулся к стакану, и это определенно обрадовало Фрейю, заставило почувствовать первый триумф.
При этом они оба забыли про Майю. Гарик – в обреченном желании ее спасти, Фрейя – как об игрушке, которая потеряла значение. Однако Майя игрушкой не была. Она, секунду назад стоявшая неподвижно, будто застывшая от ужаса, подалась вперед куда быстрее, чем Гарик. Прежде, чем брат и сестра успели сообразить, что происходит, Майя схватила стакан и выплеснула его содержимое в лицо Фрейе.
Ну а Фрейя выстрелила. Она сделала это инстинктивно, уже не целясь, уже ослепленная водой, так ведь на столь коротком расстоянии трудно промазать! Гарик понятия не имел, попала ли она. В него – точно нет, а если в Майю… Удастся ли ему хоть что-нибудь исправить? Но раздумывать об этом было бесполезно, пока от него требовалось лишь действие.
Он налетел на Майю, закрыл ее собой, попытался защитить от удара, когда они оба упали на холодный пол, но знал, что не защитил. Иначе было нельзя: Фрейя продолжала палить, куда попало, и уберечься можно было лишь внизу, да и то если очень повезет.
Казалось, что выстрелы, дополненные отчаянным, почти звериным воем его сестры, гремели бесконечно – как гроза, разразившаяся среди ясного неба. Но в какой-то момент Фрейя все же израсходовала ту «гуманитарную помощь», которую выдали ей заботливые Валерьевы. Грохот затих, остались лишь ее крики, и вряд ли в таком состоянии она смогла бы затаиться и приберечь последний выстрел. Нет,
