Дожить до весны - Влада Ольховская
Это вроде как хорошо, но Олег Валерьев уже не раз демонстрировал умение подмечать детали, он не пропустил бы нечто столь значимое. Узнать, что он задумал, вряд ли получится – но можно попробовать сыграть на опережение.
– Сколько у здания выходов? – спросил Николай.
– Мы теперь к этому перешли? Сколько дверей, сколько окон, сколько кирпичей в стене?
– Так сколько же?
Начальник охраны запнулся, явно смущенный собственной несдержанностью, и ответил уже спокойнее:
– Пять.
– На главной двери я заметил компьютерный замок. Такие есть на всех дверях?
– Да, владельцы настояли.
– А теперь у меня будет к вам не совсем обычная просьба, которую вам, конечно же, сразу захочется отвергнуть. Заприте замки. Изолируйте помещение и внимательно следите за всеми, кто пытается выйти.
– Выйти?.. Вы, наверно, хотели сказать «войти»?
– Я сказал ровно то, что хотел. В первую очередь это касается вот этих людей. – Николай открыл на смартфоне фотографии семьи Валерьевых. – Не хотелось бы, чтобы они покинули праздник раньше срока.
– Что, и этот блогер-попрыгун вам не угодил? Вы ведь понимаете, что я не имею права удерживать их силой?
– Вам и не придется. Если им не дадут выйти, они не станут поднимать скандал. Если выйти захотят другие гости, с помощью компьютерного замка открыть дверь можно быстро. То же самое и в случае любой катастрофы.
– Вы ведь понимаете, насколько странно это все звучит?
– Полагаю, вам больше понравилось бы определение «безумно»? – уточнил Николай. – Можете использовать его, я не возражаю. Но над моей просьбой подумайте.
Он не мог гарантировать, что начальник охраны действительно поступит как надо. Однако Николай сделал бы ставку на то, что очень скоро двери будут заперты. Сначала начальник охраны наведет дополнительные справки о том, с кем только что говорил, а потом примет его совет – просто на всякий случай.
Это не решит проблему, но, возможно, выиграет им больше времени.
Вера дожидалась его в «золотой комнате» – маленьком зале, где никто не танцевал, музыку просто слушали за небольшими столиками. На стенах изгибались причудливым узором желтые маргаритки, а в напольных вазах гордо поднимались подсолнухи.
– Как все прошло? – спросила Вера таким тоном, будто узнавала подробности встречи с каким-нибудь почтальоном.
Это вовсе не означало, что она недооценивает серьезность ситуации. Нет, она как раз прекрасно понимала, насколько велика угроза. Просто Вера была не из тех, кто легко паникует, и она доверяла ему.
– Терпимо, – признал Николай. – Кто-нибудь из детей мелькал в зоне видимости?
– Никого – но тут и с зоной видимости не очень. Ты… ты ведь все еще не знаешь, что им нужно на самом деле? Ясно, что мое мнение тут десятое, но я думала об этой вашей истории с Мельниковым – все, что вы узнали, что у вас получилось… Я упорно не понимаю, где вы допустили ошибку.
Смеяться над ней Николай не собирался, как не собирался отчитывать за то, что она, человек без какого-либо толкового образования, полезла не в свое дело. Мнение со стороны порой бесценно, и Вера уже не раз давала дельные советы. Но теперь все так запуталось, что простого решения быть не могло.
Форсов нашел в памяти телефона картинку, которую сохранил специально для такого разговора, да все времени не находилось показать. Теперь вот нашлось.
– Что ты видишь? – спросил он.
Вера присмотрелась к картинке, явно пытаясь найти подвох, но подвоха не было, по крайней мере, очевидного. Поэтому ей пришлось признать:
– Корабль.
– И что же он делает?
– Плывет к точке, с которой делают фото. Но если ты показал мне это, все не может быть настолько просто.
– Верно, не может, – кивнул Николай. – Это фата-моргана – визуальное искажение пространства. Встречается очень редко из-за того, что для нее нужно особое стечение обстоятельств. Но от миража она отличается тем, что способна не искажать реальность, а смещать ее. Проще говоря, вода существует. Корабль существует. Но он не там, где кажется снимающему фото, и движется не туда. На нашу ситуацию это похоже тем, что мы действительно не ошиблись ни в чем. Сложная череда действий была предпринята для того, чтобы уничтожить бизнес Вадима Мельникова. Только целью был не Мельников.
– Он был одним из инструментов… Но, если ты прав, это делает ситуацию совсем уж чудовищной: человека использовали для того, о чем он даже не подозревал!
– Не первый случай в истории – и, увы, не последний. Нам сейчас нужно держаться за возможность увидеть то, что скрывается за пределами миража. Думаю, то, что происходит здесь, – последняя часть проекта, ну а мы, так уж вышло, – последняя цель.
⁂
В том, что случилось, Гарик винил не Майю, а себя. Как будто он не знал, что Майя порой бывает даже слишком наивной! Хотя тут, если задуматься, даже не в наивности дело. Просто она очень слабо представляет себе, что такое деградация личности наркомана.
А вот Гарик это знал прекрасно – сначала столкнулся сам, успел вовремя соскочить, тогда скорее интуитивно, чем осознанно. Потом начал изучать эту тему уже как психолог и полностью осознал глубину пропасти, которая его поджидала.
Впрочем, если бы ему нужно было сравнить с чем-то подобное увлечение, он использовал бы для метафоры не пропасть, а ледяную гору. Первую половину пути ты движешься по ней добровольно и осознанно. Иногда тебе даже приходится предпринимать для этого определенные усилия – добывать некоторые аксессуары, чтобы добраться до вершины. Тебя предупреждают, не раз и не два, что на вершине ничего хорошего не ждет, но над такими предупреждениями ты лишь смеешься. Сияет солнце, лед искрится, ты движешься вверх, и скоро весь мир будет у твоих ног! Разве это плохо? Да те, кто сыплет предупреждениями, просто бессильно шипят из своего серого плоского мирка, ничего они на самом деле не понимают!
И в этот момент самолюбования очень легко упустить из виду тот факт, что добровольно спуститься с горы можно только на первой половине пути. Та самая вершина, к которой ты так упрямо тащишься, – это точка невозврата, после которой от тебя вообще ничего не будет зависеть. Ты даже не задержишься на ней, чтобы полюбоваться завоеванным миром, ты сразу же соскользнешь, и падение будет неконтролируемым и безнадежным.
С этого момента и начинается полное разрушение личности. Человек меняется внешне, тело не предназначено для той дряни, которую в него вливают. Но самые страшные перемены поджидают внутри: как будто живую оболочку выгрызает гигантский червь, занимает ее, поселяется там навсегда. Остается имя,
