Данил Корецкий - Секретные поручения
Например, убийство водителей не сдвигалось с места. Прокурор дал прямое указание прекратить дело в связи со смертью Заметал ина и Есипенко, хотя Петровскому было ясно, что Метла и Дрын застрелили их не сами по себе, а выполняя чье-то указание. Но Степанцов этого не понимал, точнее, делал вид, что не понимает.
Денис обжаловал указание шефа, но на этот раз Победенный его не поддержал, а может, жалоба до него и не дошла: позвонил клерк — зональный прокурор следственного управления и сказал, что дело подлежит прекращению.
Между тем Денис заметил, что отношение к нему со стороны коллег стало прохладным. Никто не заходил выпить кофе или стрельнуть сигарету, никто не приглашал к себе, даже в разговоры с ним вступать избегали. Он ломал голову: что же произошло, но вскоре его сомнения разрешились самым ужасным и неожиданным образом. Однажды секретарь пригласила его зайти к шефу на совещание.
Переступив порог кабинета, Денис почувствовал, что произошло нечто, изменившее привычную обстановку. Может, Степанцев установил в кабинете ионизатор (электричеством пахнет, близкой грозой), а может, за ночь кто-то поклеил новые обои (Денису вдруг показалось, что он ошибся дверью), может, просто солнечная активность повысилась?.. Едва слышное эхо разговора еще гуляло по кабинету Степанцова, но все замолчали, едва Денис появился на пороге.
Недоброе эхо.
Сам Степанцов, его замы Панин и Климчук, его помощники Боревич с Шуром, а также Таня Лопатко, Тихон Крус, Кравченко — все они смотрели на Дениса так, будто он явился на планерку в расстегнутых брюках и с подкрашенным синькой «ирокезом».
Один только Курбатов сосредоточенно изучал заснеженные тополя за окном.
— Здравствуйте, — сказал Денис, глянув на стенные часы над головой прокурора. — Я опоздал?
Никто не проронил ни слова.
Ближе всех к Денису сидела Таня Лопатко, невыспавшаяся, бесцветная, лишь между указательным и средним пальцами горело яркое йодистое пятно. Таня смотрела презрительно и… брезгливо. Все остальные смотрели так же.
— Что случилось? — спросил Денис.
Тишина. Он подождал еще несколько секунд.
— Я могу сесть?
После долгой паузы Степанцов раскрыл наконец-таки рот.
— Садитесь, Петровский. Вы пропустили одно важное сообщение. Оно наверняка заинтересует вас.
— Я уже заинтригован, Владимир Иванович.
Денис сел рядом с Васей Кравченко и приготовился слушать. Вася неожиданно встал и в гробовом молчании пересел на Другое место — ближе к окну и Курбатову.
— Нам стало известно, что один из следователей нашей прокуратуры является негласным сотрудником ФСБ, — сказал Степанцов.
Денису показалось, что под высоким потолком громыхнул гром и сверкнула молния.
Он даже зажмурился.
— …Нам известно, что его псевдоним Холмс и он внедрен в прокуратуру с целью выявления коррупционеров в правоохранительных органах, — продолжал Степанцов.
Панин закашлялся. Шур сморкнулся в платок. Таня Лопатко закурила.
— Нет нужды напоминать, что борьба с коррупцией — дело святое. И тот, кто борется с нею, пусть даже в одиночку, во враждебном окружении, — прокурор иронично натянул губы, — заслуживает искреннего уважения и восхищения с нашей стороны… Жаль только, что герои этой невидимой войны чересчур скромны, чтобы хвастать своими подвигами.
Степанцов с улыбкой посмотрел Денису в глаза.
— Вот, собственно, и все, что я хотел вам сказать. Уважение, Денис Александрович, и — восхищение.
Денису казалось, что здесь не только новые обои — все новое, непривычное и чужое: столы, стулья, паркет, ковровое покрытие, и сами люди — с которыми он если и был когда-то знаком, то в другой, параллельной (перпендикулярной) жизни.
Откуда они узнали?.. Откуда все знают про его вторую жизнь? Этого просто не может быть! Но это есть…
Денис оглушенно молчал.
— Что же вы молчите, мистер Холмс? Поделитесь своими успехами! — отечески улыбался прокурор, но в глазах тлел огонек затаенной злобы. — Надеюсь, урожай собрали богатый?
Денис достал из кармана сигарету, покрутил в пальцах, сломал, сунул обратно в карман. И медленно поднялся со стула.
— По человеку с гектара, Владимир Иванович. Извините. Представляю, какой сволочью выгляжу сейчас… Но оправдываться не стану. Я не занимался плетением интриг и доносов ни на кого не писал, я занимался тем же, чем все остальные.
Расследовал дела. Старался как мог. Но эта работа оказалась гораздо труднее, чем мне представлялось на юрфаке. Оказалось, здесь нужны не только мозги, не только воля и терпение… Нужно что-то другое. Иногда происходит утечка информации, иногда подозреваемые скрываются из-за того, что не были вовремя подписаны ордера на арест и обыск. Свидетели исчезают, обвиняемые и потерпевшие погибают при подозрительных обстоятельствах… И это считается в порядке вещей, никто даже не пытается выяснить причины столь странных событий. Это случайность или предательство? Кто виноват?
— Хватит, Петровский, — прокурор уже не улыбался, и угольки в прищуренных глазах разгорались все ярче. — Обсудите это со своими настоящими товарищами, на собрании в Управлении. Одновременно обдумайте законность своих действий.
Все-таки прокуратура — это орган надзора за законностью, а не вражеский вертеп.
— …Я много раз задавал себе эти вопросы, — продолжал Денис. — Я тоже хотел бороться с предательством. Не как сексот, которому позарез нужно сдать план по разоблаченным коррупционерам, а как следователь, которому мешают работать. Как человек, который тоже отвечает за смерти проходящих по его делам людей…
Степанцов метнул быстрый взгляд в сторону Курбатова. Курбатов кивнул.
— Слушай, ты, — негромко сказал важняк, поднимаясь навстречу Денису. — Ты, правдоискатель… Посмотри на себя со стороны! Ты оформлен следователем, ты получаешь зарплату, ты улыбаешься товарищам. Но они пашут, а ты ищешь соринки у них в глазу, а сам ничего не делаешь. Работничек… Все это время ты реально вел два дела — а остальные тянули по пять-шесть. Для Кравченко и Снетко, которые за полгода передали в суд двенадцать дел, это была работа, настоящая работа, а для тебя, который не сделал ничего, — это только хобби. Основное для тебя — это слежка, ты ищешь упущения, а они всегда есть у тех, кто трудится. А ты не хотел пахать, как все. В этом вся причина. Не надо кивать на дядю и обвинять коллег.
Лучше сядь. Петровский, а еще лучше — выйди и не мешай работать остальным. У нас нет времени утирать твои сопли.
Курбатов встал напротив Дениса, достал руки из карманов. Казалось, еще секунда — и он вытолкнет его за дверь. Но Денис даже глазом не моргнул.
— Я выйду отсюда лишь когда закончу, — сказал Петровский. — Здесь сидят люди, которых я считал своими если не друзьями, то хотя бы хорошими знакомыми. Меня обвинили перед ними, я должен…
— Упаси Боже, — удивился Степанцов. — Что за дикость, Петровский? Кто вас обвинял? Мы все работаем на одно большое дело, какие тут могут быть обвинения?
— Могут. Потому что не все. И не на одно… Меня предупреждали, что кое-кто из проходящих по делу Берсенева — Старыгина находится под покровительством крупного чина в прокуратуре…
— Что-о?..
Степанцов быстро взял себя в руки. Посмотрел на часы, взял ручку и записал что-то на настольном календаре.
— Я полагаю, вы закончили, Петровский, — сказал он будничным тоном. — И сейчас можете идти. У нас масса нерешенных дел. Татьяна Леонардовна, — прокурор повернулся к Лопатко, — что у вас слышно по Пешнеру?
Прежде чем выйти, Денис еще раз оглянулся, попытался поймать Танины глаза. Она курила третью по счету сигарету и, разговаривая со Степанцовым, смотрела на заснеженные тополя за окном.
Глава третья
ПРАВО НА САМООБОРОНУ
— Ты как в воду опущенный. Что-нибудь случилось?
— Много работы. Только и всего.
Это правда. В «Елочке» несколько человек прокололись. Когда в документах обнаружились нарушения, подставные фигуры не захотели отвечать и дали показания на Байдака. Очень аккуратно: дескать, Дмитрий Павлович в курсе всех дел, в основном он руководил, они только выполняли указания… И пошла раскрутка. Слово там, фраза там, подпись там… Разбросанные по разным местам, они ни о чем не говорят, но собранные вместе говорят о многом. В университете Дениса учили, что косвенные доказательства не изобличают виновного так наглядно, как прямые, но если они замыкаются в кольцо, то выскочить из него куда труднее, чем при прямых показаниях очевидцев. Теперь он убедился, что это действительно так. Дмитрий Павлович уже обложен со всех сторон. Осталось добавить два-три штриха…
Прачечная «Эстер-Люкс» на Московской, куда мать с огромным трудом взяла годовой абонемент, — это всего лишь просторный подвал с влажным тропическим климатом, пятнадцатью металлическими утробами-барабанами и вечной очередью. Место, где лучше всего думается о тщете всего сущего.
