Данил Корецкий - Секретные поручения
…Где-то далеко, за два квартала отсюда, девушка в блестящих колготках открыла дверцу подъехавшего к обочине автофургона.
— И как помывка? — негромко спросил ее мужской голос.
— Все чисто, — ответила девушка.
— Где он?
— Стоял у машины.
— А контроль результата?
— Чего зря светиться… Там никуда не денешься.
Когда она забиралась на высокую ступеньку, предусмотрительно подняв край юбки, проходящие мимо мужчины невольно оглядывались. Ноги у нее и в самом деле были красивые.
Денису пришлось долго ждать, пока разберутся с тяжелоранеными. Врачи в испачканных кровью и копотью халатах огрызались на Дениса:
— Подожди со своим обмороком! Не видишь, что делается?!
Денис готов был волосы рвать на себе: девять карет «Скорой», толпы врачей — а помощи ждать неоткуда! Тетка в платке куда-то смылась, мама лежала неподвижно, лицо, постарело лет на десять, глаза ввалились, щеки серые.
— Я следователь прокуратуры! — неожиданно закричал он и вырвал из кармана удостоверение, показывая коричневую книжечку сразу всем и никому конкретно. — Немедленно окажите помощь этой женщине!
Отсутствие конкретики дает и неконкретный результат. Хаотическое движение белых халатов не изменилось. Сердечный приступ уступает по зрелищности рассеченному лбу: чем больше крови, тем активнее реагируют доктора «Скорой помощи».
— Что у вас произошло?
Денис поднял голову. Молодая сестричка, не дожидаясь, пока он ответит, склонилась над матерью, прямо через платье приложила к груди фонендоскоп, одновременно оттянула вниз веко, пощупала пульс.
— Она сознание потеряла, — сказал Денис, хотя это было и так видно. — Еще до этого всего…
— Раньше такое бывало?
— Нет. Правда, у нее сердечная аритмия, я как-то пару раз «Скорую» вызывал…
Вокруг продолжался кошмар, резко пахло горелым мясом и кровью, под обломками что-то протяжно гудело: то ли агонизирующие машины с бельем, то ли голоса раненых. К прачечной сбегались все новые и новые люди, пожарники во всю глотку матерились на шофера, требуя прибавить «напругу». До Дениса постепенно доходило, что было бы с ним, не упади мать в обморок.
— Да, тахикардия, и давление упало, — сказала сестричка. — Кардиоспазм. Сейчас все сделаем…
Она убежала к машине, вернулась с чемоданчиком. Денис слышал, как вслед ей что-то раздраженно крикнул врач, закатывающий в «Скорую» носилки с раненым.
Сестричка, нахмурившись, сказала Денису:
— Подними рукав повыше. Живей…
Отбросив пальто, он взял руку матери, закатал рукав до плеча, обнажив овальную оспинку, — возможно, еще с детства осталась, от ветрянки. Денис попытался представить мать маленькой девочкой, всю в веселых зеленых пятнышках. Не смог.
Сестра проворно протерла ваткой маленький пятачок на плече, тонкое жало шприца легко вошло в кожу. Денис невольно вздрогнул.
— Кареты переполнены, — скороговоркой произнесла девушка. — Машину ищи сам.
Седьмая больница здесь ближе всего, через два светофора — но лучше езжай куда-нибудь на окраину. Ничего страшного нет, а в седьмой сейчас наверняка все на ушах, там не до нее будет.
— Ей станет лучше?
— Да. Только не тряси особо, слышишь?.. Сейчас носилки дам, попросишь кого-нибудь, помогут.
Денис побежал вслед за сестричкой, через минуту вернулся с носилками. По дороге прихватил с собой какого-то красноносого зеваку.
— Червонец заработать хочешь?
Тот остервенело закивал головой.
— Давай помогай!
Они вдвоем погрузили мать на носилки и пошли к дороге. Стоянка такси оказалась пуста; частники, стоявшие у обочины, качали головами: «Извини, мужик, рад бы, да не могу». Денис с горем пополам тормознул пустой «пазик» с табличкой «ТЭЦ-2», бросившись под самые колеса.
— Блин, — пораженно сказал водитель, высовываясь наружу. — Что тут, война?
В салоне автобуса мама открыла глаза. Глаза были почти черными и испуганными — будто она увидела страшный сон.
— Денис?..
— Все нормально, мама, не волнуйся. Тебе сделали укол, сейчас все пройдет. Мы скоро приедем…
Когда отъезжали, Денис снова увидел в окне хлопочущую над чьими-то носилками сестричку. Он высунулся из окна, крикнул: «Спасибо!» Сестричка подняла голову — хотя вряд ли что услышала; кажется, кого-то из своих подзывала, чтобы помогли. У медиков действительно было работы невпроворот.
* * *На другой день вечером домой Денису неожиданно позвонил Мамонт.
— Куда ты пропал? Надо бы хоть встретиться, переговорить.
— О чем? Ведь свиньи вернулись к кормушкам.
— Какие свиньи? — удивился тот. — И какие кормушки?
— Такие. Я звоню Агееву, его нет. А больше ни с кем не соединяют.
— Агеев в командировке. А с кем тебе соединяться? Мне чего не звонишь, напрямую?
Действительно! Ведь Мамонт был его первым наставником, он его многому научил, и полученные от него знания не раз пригодились и даже спасали ему жизнь. От Мамонта он видел только хорошее, и логично было позвонить ему и узнать, почему свиньям стало так вольготно… Он просто стеснялся, не хотел надоедать, считал, что все в Конторе заодно и раз от его услуг отказались, то никому он больше и не нужен. Но этот звонок показывал, что дело обстоит не совсем так.
— Да вот как-то… — промямлил Денис.
— А чего голос такой кислый? — Мамонт говорил как всегда энергично и напористо.
Денис вздохнул.
— Чего веселиться! Мать в больнице. Вчера были в «Эстер-Люкс», ей стало плохо, мы вышли на улицу за минуту до взрыва…
— Ты там был?! — Мамонта будто иголкой укололи.
— И я, и мать. Говорю же: вышли за минуту до взрыва.
На другом конце провода наступила длинная пауза.
— Давай-ка я к тебе сейчас подъеду. Годится?
— Годится, — обрадовался Денис. Одиночество угнетало его очень сильно.
Мамонт приехал через сорок минут. Денис успел сварить картошки, когда он позвонил в дверь. Оживленный, румяный, с плоской бутылкой джина под мышкой. Но в глазах Денис прочитал озабоченность. Впрочем, контрразведчик ее никак не демонстрировал, а наоборот — старательно скрывал.
— Давай за встречу, — он быстро наполнил рюмки, наколол на вилку маленький крепкий соленый огурец.
Денис раньше не пил джин. Он напоминал густой хвойный самогон. Денис поморщился и закусил картошкой.
— Не правильно пьем, — тоже сморщившись, сказал Мамонт. — И закусываем не правильно. Раньше за это из партии выгоняли.
— Правда? — спросил Денис.
— Анекдот такой есть. Так что там произошло, в прачечной? — будто между делом спросил Константин Иванович.
Денис пожал плечами.
— Черт его знает. Говорили, что газ взорвался.
— Вот так, да? — Мамонт налил еще по рюмке. — Разбавить нечем? Ну ладно, обойдемся… За что пьем?
— Мама всегда говорит: «за здоровье»…
Мамонт покачал головой.
— Давай лучше за удачу. На «Титанике» ведь все здоровые были. Ане повезло… Ты не помнишь, в каком барабане стирал?
Денис наморщил лоб и тут же, будто наяву, увидел залитую мыльной пеной стойку.
— Помню. В четырнадцатом.
— Тем более, — сказал Мамонт и выпил. Не закусывая.
Холмс тоже выпил, но поспешно сунул в рот огурец.
— Почему «тем более»? — хрустя огурцом, спросил он.
— Потому что взорвался как раз четырнадцатый барабан. Там почему-то оказалась самодельная бомба. Две армейских толовых шашки и реле от будильника. Очень простая конструкция, но очень эффективная.
Непережеванный огурец застрял в горле.
— Что? — тонким голосом спросил Денис. — Значит, это из-за меня? Целую прачечную, столько людей…
Внутри у него все похолодело. Охвативший Холмса ужас не шел ни в какое сравнение с испытанным в ночь перестрелки.
— Выходит, из-за тебя, — Мамонт рассматривал его в упор тяжелым взглядом. — Непонятно только, почему ты не написал рапорт. Покушение на нашего сотрудника — это чрезвычайное событие. А ведь сейчас и версии-то такой нет.
— Я же уже не ваш сотрудник, — криво улыбнулся Денис, хотя ему хотелось плакать.
— И свиньи вернулись к корытам. А в прокуратуре официально объявлено, что я стукач, даже мой псевдоним назвали.
— Не может быть! — Мамонт посерел. — А ну, давай все по порядку!
Денис принялся рассказывать. Контрразведчик слушал не перебивая. Он был бледен, желваки на скулах вздувались.
— Ну и суки! — сказал он, когда Денис закончил. — Вопервых, антикоррупционную программу никто официально не сворачивал, она просто тихо умерла. Это уже не моя линия работы, но я интересовался: все твои материалы направлялись в Москву, но никакой реакции не последовало.
— Ну вот. Агеев так и сказал.
— Во-вторых, ты штатный сотрудник органов безопасности, офицер. Если твое пребывание в прокуратуре не имеет смысла, ты можешь перейти к нам и продолжить работу по линии контрразведки.
— Этого он не говорил. Он сказал, что надо подождать…