Инна Тронина - Отторжение
Сжав зубы, я смотрел вперёд, на снежную круговерть. Кажется, забыл не только про Виру, но и про цель своей командировки. Пытался представить себе брата. Вот он ходит ночью по моей московской квартире, не может уснуть. Интересно, переживает или нет? Не похоже, что Мишка сильно каялся. Скорее, мучается потому, что там гибнут ребята, а он в столице прохлаждается…
— Ещё я видел бидон. На нём нарисованы два петуха. Один — красный, другой — чёрный. Гарнитур на кухне под дерево. А в углу — самовар с трубой…
Меня многому научили в КГБ и в ФСК. Но тут я понял, что образование пошло прахом. Брагин просто развлекался и одновременно гнал машину по Приморскому проспекту, переходящему в одноимённое шоссе.
— А ещё чего видел? — весело спросил Роман.
— На кухню вошёл серый, с белой грудкой, кот. Женщина сказала ему: «Стёпка!» Я откуда-то знал уже, что это — мать того сержанта. Она писала сыну письму в Чечню — на кухне. Женщина то прижимала к груди фотографию сержанта, то смотрела в окно и шевелила губами, молясь. На пальце у неё — золотое кольцо с бирюзой…
Конечно, я мог бы потребовать большего. Например, спросить адрес. Но и того, что рассказал Мохаммад, оказалось достаточно.
— Вы — экстрасенс? — прямо поинтересовался я.
— Не знаю, не замечал, — пожал плечами Мохаммад. — Возможно, повлияли обстоятельства, и я впал в транс. Так это называют учёные. У меня другое мнение, которое я оставлю при себе.
Итак — кольцо с зелёной «больной» бирюзой, ходики-кошка, самовар, петухи на бидоне… Мать действительно писала письма на кухне, при верхнем освещении. Начинала так: «Здравствуй, дорогой мой сынок Мишенька! Шлю тебе горячий привет и желаю всего самого хорошего…» И всегда рядом крутился пятилетний кот Стёпка, которого раньше возили на дачу. Клянусь, что большего потрясения в своей бурной жизни я не испытывал…
— Мохаммад, вы… — начал я. открывая глаза.
В это время Брагин резко, с визгом, затормозил. Из-за снежной пелены брызнули огоньки, и лобовое стекло «Мерседеса» треснуло. Меня ударило в плечо, потом обожгло. Из-за того, что отвлёкся на беседу с Эфендиевым-младшим, пропустил нужный момент. За это получил в левую руку, а потом — в лоб, но по касательной. Из-за пурги никто из нас не заметил, как джип «Крайслер-додж», обогнав нас, развернулся боком. Оттуда и открыли по нам ураганный огонь.
Кровь заливала мне глаза, левый рукав сразу же обвис. Третья пуля, возможно, вошла бы мне в глаз. Но Мохаммад с невероятно силой пригнул мою голову вниз. Потом открыл дверцу и швырнул меня наружу, шляпой в наметённый сугроб. Роман упал рядом со мной. Он забористо матерился и стрелял из пистолета по джипу.
— «Дуру» бери в «бардачке», бля, быстрее… С-суки, ишь что удумали!
Мохаммад винтом вылетел за мной. Я видел только ресторан-поплавок на реке — такой же белый, как снег. Мы втроём стреляли в ту сторону, а по нам садили из автоматов. Ранили моих спутников или нет, трудно было понять. Но вдруг джип, резко развернувшись, умчался к Ушаковскому мосту. На дороге остались лежать три тела — это были нападавшие.
Мы сразу же оказались в кольце любопытствующих. Кстати, на время боя все куда-то разбежались. Много транспорта остановилось, и фары светили сквозь снежную круговерть. Кругом раздавались восхищённые возгласы, типа: «Круто!» и «Во, класс!»
Я смотрел, как моя кровь капает в снег, и ни о чём не думал. Но почему они уехали сейчас? Ведь это не в правилах Ковьяра. Раз уж начали стрелять на поражение, должны были кончить. Сам ещё в сентябре прошлого года говорил Грачёву с Озирским, что Никита Зосимович просто так пальбу не поднимает. А если открыл огонь по кому-то, обязательно должен получить труп.
— Тут живой один, а два «холодных»! — крикнул какой-то мужик в камуфляжной тёплой куртке.
Он склонился над телами, которые лежали метрах в десяти от нашего «мерса».
— «Скорую» надо вызвать, а то кровью истечёт!
Я никак не могу найти Мохаммада. Но точно знаю, что именно он застрелил двух бандитов. Кто ранил третьего, я или Роман, было неясно. Шум голосов улетал в небо, испещрённое точками снега и электрических огней. Боли я не чувствовал, слабости — тоже. Кусал усы и твёрдо знал — планы наши скомканы. Операция уже не получится такой, как была задумана. Ковьяр точно не прибудет на «стрелку». Он заподозрил подвох и, видимо, приготовился валить из России — раз пошёл на открытое столкновение.
Кто-то из своей иномарки, по мобильному, вызвал милицию. Наш телефон в машине оказался вдребезги разбит пулями. Я хотел взглянуть на часы, но не смог. Стоял и оплывал кровью, как свечка — воском. Мохаммад подошёл ко мне сзади. На его плече уже висела сумка, взятая с заднего сидения.
— Спасибо за то, что подвезли, что хотели помочь. Но теперь мне с вами оставаться нельзя. Андрею пока тоже ничего не говорите. У меня есть в Питере верные люди. Примут, укроют. Передайте Роману всё то же самое, и огромный привет. Не буду его отвлекать — пусть с ГАИ разбирается.
Уже прибыл гаишный «Форд» с маячками. Два сотрудника в белых портупеях о чём-то беседовали с Брагиным и свидетелями перестрелки. Кажется, прохожие даже запомнили номер джипа. Ещё один гаишник бегал с жезлом по разделительной полосе и что-то кричал, направляя транспортный поток в объезд.
Я и сам понимал, что Мохаммаду нужно скорее уходить. И это при том, что он нам с Романом спас жизнь — десять минут назад. Парень среагировал, несмотря на болезнь, мгновенно, квалифицированно, оперативно. Было очень жаль, что ему придётся в одиночку искать пристанища.
Надо бы с Озирским связаться, чтобы он сообщил группам в банковских автомобилях об изменении обстановки. Но я почему-то не двигался, и Мохаммад — тоже. Мы смотрели друг другу в глаза и всё понимали без слов. Эфендиева не интересовало, кто в нас сейчас стрелял, и почему. Да и какая разница? Когда в твоих друзей стреляют, ты защищаешь их без лишних вопросов. Противник — в джипе, и надо организовать оборону, чтобы отбиться. Как всё просто на словах, и как трудно на деле!
А теперь наш спаситель растворится в сумерках. И неизвестно, встретимся ли мы ещё когда-нибудь. Я отряхнул шляпу о колено. Раны пока не болели, их только холодил сильный ветер. Рукав пальто совсем промок и задубел. Шляпа тоже была в крови, но я всё равно надел её на голову. Вот и всё, снова мир. Гильзы остыли в снегу. И течёт Большая Невка, летят хлопья снега, который уже пахнет весной.
От Ушаковского моста примчались две «скорые». В одну погрузили убитых бандитов, в другую взяли раненого, «трёхсотого». Брагин указывал гаишникам на меня и говорил, что я тоже ранен. Скоро подойдут сюда, и Мохаммад исчезнет. И я за краткое время должен сказать ему всё, что хочу, что считаю нужным. Надо найти слова, которые впитают в себя сладость и горечь, счастье и страдания. Я уже считал этого парня своим другом, хотя познакомились мы совсем недавно.
Это ж какая пакость кругом творится! Человек совершил подвиг, а теперь вынужден будет прятаться! И не орден получит, если попадётся, а длительный тюремный срок. Он ведь не виновен. Виноваты те, кто толкнул его на ту сторону, попытавшись расстрелять, избив и ограбив… А-а, подполковник, боишься признаться себе самому, что сделал это не кто-то посторонний. Убийцей и мародёром оказался твой единоутробный брат Михаил, которого ты скоро увидишь.
И что будешь делать? Какую возьмёшь тактику? Мохаммад понял только, что, вроде, убивал его мой родственник. Но где он сейчас, я не сказал. Ведь сержант мог сейчас быть в Чечне. А он — в Москве, живёт в моей квартире. И я должен буду напрямую спросить его. Выслушать, а потом уже рассудить по справедливости.
Да что спрашивать-то? Он же снова хочет туда, на войну. Не хорохорится перед матерью, а действительно рвётся туда. До чего же хочется встретиться с ним сейчас! Спросить напрямую, откуда у него перстень и цепь. Да и насчёт серёжек-шалей тоже поинтересоваться. Не с убитых ли женщин всё это снято? А мать с Алёнкой спокойно носят эти цацки. Я бы с ума сошёл, если б узнал, что презент снят с трупа! Там, наверное, есть и пятна крови — надо бы поискать.
— Я сделаю то, о чём ты мечтаешь…
Мохаммад вздрогнул, когда я ему сказал. Назвал его на «ты» не в знак превосходства, а по дружбе. Стало так грустно, что защемило сердце. Но задерживать парня нельзя. Ещё схватят его — по моей вине!..
— Андрею тоже привет передайте. Он ведь всё равно узнает, что я сбежал из больницы. Пусть туда больше никто не ходит ладно? Всем спасибо за заботу. Всё, сюда идут…
И парень скрылся, как настоящий ниндзя — даже я ничего не заметил. Пошёл навстречу новой бригаде «скорой», которая приехала за мной. Около трупов и расстрелянного «мерса» уже возились оперативники, что-то замеряли. А ведь я мог валяться, как те бандиты. И на моём жёлтом холодном лице уже не таял бы снег. Лука, Фома и Нонка не стали круглыми сиротами только благодаря Мохаммаду.
