Виктор Галданов - Банка для пауков
Присутствуя на одной с ней тусовке, приободрился весь бомонд, до той поры неуютно себя чувствовавший среди рэкетиров и наркоторговцев, воровских авторитетов и их боевиков.
— …и хоть меня называют народной артисткой, — проникновенным глубоким голосом завершала свою краткую речь Сыкина, — есть на свете звание и более высокое. Это звание — народного заступника и защитника. Звание, которое с гордостью носит дорогой мой и любимый Вано. Дай, я тебя расцелую, голубчик ты мой!..
И зал взорвался аплодисментами. «Молодец, Сыкуха, — одобрительно подумал Мося, — хорошо отрабатываешь свою трудовую понюшку…»
Тут все поднялись и зааплодировали. Мося встретился взглядом с низкорослым пожилым мужчиной, стоявшим поодаль от него, с той стороны стола. Его словно облитые смолой волосы были прилизаны и облегали всю голову. Лицо его было морщинистым и походило на печеное яблоко. Таков был один из соучредителей мафиозного концерна — Агакиши Мирзаджанов, известный в миру под кличками Мирза, Мирза-ага, Султан — глава и лидер всех рынков столицы, владелец торговых баз, лотков и магазинов, плодо-овощной король столицы. Никто в этом мире ему в этой сфере не создавал конкуренции. Любой прибывший в столицу азербайджанец совершенно точно знал, что как только он начнет работать, надо будет нести свою долю Мирзе. Для этого вовсе не стоило куда-то ехать. Кто-надо сам ежемесячно обходил все торговые точки и собирал дань с соотечественников. Однако неожиданно под старость лет Мирза стал проявлять совершенно непонятный интерес к прямо противоположным сферам деятельности. Все были ошарашены, когда он вдруг купил себе крупнейшую киностудию страны и затем вложился в раскрутку популярной теперь рок-группы. Мося болезненно отнесся к такому вмешательству в его епархию и теперь ночи проводил без сна, думая, как бы ему смешать с дерьмом своего соперника. Впрочем, это не мешало обоим целоваться при встречах и пить за здоровье друг друга на банкетах.
* * *После проникновенного спича певицы выступление мэра города, Егора Абрамовича Дубовицкого, не казалось чем-то таким уж особенным или губительным для его репутации, чего тот крайне опасался. Мэр появился в зале с пышной свитой и сразу же приветливо распахнул руки для объятия, Вано тоже встал и с распростертыми руками пошел к мэру. Оба обнялись и троекратно по-русскому обычаю расцеловались. Что ж, философски рассудил Моисей, с кем же еще и целоваться мэру, как не с человеком, который привел его в мэрское кресло, заботливо устранил (кого убил, кого купил, а кого и попросту скомпрометировал) всех его возможных противников и соперников.
Глядя на их объятия, Мося пригубил рог с «киндзмараули», того самого вина, которое давят в затерянной в горах деревеньке, и которое на всю страну и весь мир прославило маленькую родину грузин. Винограда этого хватает всего лишь на десять тысяч бутылок ежегодно, а все остальные миллионы декалитров были всего лишь грубой подделкой под гордую марку и одним из основным источников обогащения местной диаспоры.
Рог, который он держал в руке, был изготовлен по специальному заказу и загодя привезен. Он обладал двойным дном с клапаном, который при нажатии поглощал все содержимое, так чтобы никто и не подумал, что пьющий пьет не до дна.
Мэр начал издалека. С той, уже сокрытой под мраком времен романтичной послевоенной поры, когда трое юношей возымели благородную решимость покорить столицу тогдашней советской державы.
— Встреча эта была случайной, кажется, в кино, — с добродушной улыбкой вещал мэр, — и стали они судить да рядить. Как им сделать наш город еще красивее и лучше? Первый из них сказал: люди здесь много работают и почти не отдыхают — давайте веселить их! Второй сказал: люди здесь плохо одеваются — давайте оденем их! И третий сказал: у этих людей нет еды — давайте накормим их! Так они и сделали. И научили всех нас красиво одеваться, веселиться и питаться хорошими… э-э-э витаминами…
* * *Мэр столицы понимающе переглянулся с Вано и тот согласно закивал. Оба они присутствовали на той памятной встрече «троих кавказских юношей», только происходила она ни в кино, ни в парке, ни в музее, ни в концерте, а в камере следственного изолятора Матросская тишина. Вано «вертел углы» (что на тогдашней фене означало: воровал чемоданы) на Павелецком вокзале, Егор фарцевал товаром, выклянченном у туристов в гостинице «Украина», а Тигран Мурадян был домушником, но «шили» ему лишь скупку краденного, поскольку он был мал годами, не вышел ростом и вообще очень смахивал на пацана-второгодника. Следователь не мог поверить, что этот тощий напуганный ребенок с большими оттопыренными ушами и сливообразными печальными глазищами был главарем банды из шести человек, которая чрезвычайно дерзко и изобретательно планировала все свои проделки.
Всем троим было лет по восемнадцать-двадцать, и они, оказавшись в одной камере с двадцатью матерыми уголовниками решили держаться вместе, чтобы не быть опущенными. Тогда же и состоялся памятный всем троим и вошедший в анналы преступного мира разговор.
— Все, пацаны, — с печалью в голосе сказал Вано, — решился я завязать на хрен. На этом дерьме денег ни шиша не заработаешь. Целый день ищешь как кого бы лопухнуть, а цепанешь угол — там смена белья да дохлая курица. А не с одним фрайером, так с другим завалишься обязательно.
— Вор к таким делам должен относиться философски, — со знанием дела заметил Егор, который был самым образованным среди них, поскольку учился в институте. И пропел популярные куплеты: — «Поворую-перестану, может быть богатым стану…»
— Может, станешь, а может, закончишь жизнь на лесоповале, — буркнул Тигран. — Нет, Вано прав. Но прав в другом. Воровать надо — не вкалывать же идти. Но воровать надо по-другому. По-умному. Ты воруешь у тех, кто тут же бежит ментам жаловаться. «Вай! — вдруг завизжал он по бабьи. — Ограбили меня, товарищ минцанер! Последний чемодан звизданули!» И вся ментура, — он перешел на нормальный голос, — тут же начинает тебя искать. Подербанят бомжей, старух порасспросят — а старухи, они знаешь какие глазастые. Они им и говорят: да видали-миндали, вертелся тут пацанчик черножопенький с носом таким и усиками. И на тебя уже готова ориентировка. В следующий раз ты только шаг ступишь на вокзал, а тебя уже секут. Ты еще ничего не взял, а они уже лапы разинули… Так ведь?
— Ну, в точности! — подтвердил Вано. — А что делать? Как еще воровать надо?
— Нет, ребята, воровать надо так, чтобы тот, кого ты обшманал, потом не пошел на тебя жаловаться.
— Мокруху предлагаешь! — скривился Вано. — Не хляет. За мокруху тут вышак светит.
— Ай-да — нет-э-нет! Не мокруха. На хрен нужно. Я имею в виду, что башли надо брать у тех, кто никогда в жизни в ментуру не побежит.
— Ты что, предлагаешь своих братьев — урков грабить? — шепотом осведомился Егор.
— Ослы вы! — воскликнул Тигран. — Ну, соображайте на раз-два-три, у кого в нашей стране можно деньги взять, а он жаловаться не побежит?
— У… у… у завмага!
— Ну смотря у какого. Который от денег с жиру бесится — того можно и пощипать. Так, думайте дальше.
— У зубных врачей золото есть… Еще-еще…
— Эх вы, сазаны, — засмеялся Тигран. — Да из трех десятков человек, которых мы с ребятами обшманали едва лишь шестеро в ментуру стукнули, а остальные в тряпочку молчат. И сказать тебе почему? Да потому что они ментов больше, чем нас боятся. Взять того же моего дядьку! У него бабки дома прессами по углам валяются. Он такие туфли шьет — «Цебо» там и не лежало.
— Адресок дашь? — небрежно поинтересовался Вано.
— Дурак ты, Вано, — рассердился Тигран. — Ну, гробанешь ты моего дядьку один раз. Потом еще раз придешь — снова гробанешь. На третий раз он переедет на новую квартиру и ищи-свищи его. А тебя найдут по какой-нибудь безделушке, которую ты не по жадности, а скорее по глупости из его квартиры утащишь — и тебя лет на десять упекут как рецидивиста. Нет ты подумай, а ведь по Москве таких сапожников, и портных, и врачей, которые аборты делают — десятки и сотни. И даже тыщи. И грабить их нет надобности. Просто приди, попроси по-хорошему — сами тебе денежки отдадут, да еще и попросят снова прийти.
— Так-таки и попросят? — с иронией переспросил Егор.
— Очень даже попросят, — с убежденностью подтвердил Тигран. — Потому что всем спать спокойно хочется. Взять хотя бы обувщиков. Обуви они шьют много, втихаря по магазинам развозят, налетают и на облавы, и деньги им порой не возвертают, и в ментовскую иногда сучат…
— Так ты что, предлагаешь нам к им в охрану идти? — догадался Вано. — А мне больше нравится другое. Вон Егорка сигаретами фарцует. Люди от них кайф получает. А знающие люди говорят, что от марафета гораздо больший кайф люди ловят — в тыщу, в мильон раз больше кайфуют. Поэтому они за марафет любые башли отдадут.