Стивен Кинг - Джойленд
— Так я всегда отмечаю начало лета, на удачу. Похоже, это работает. Во всяком случае, до сих пор у меня не было проблем с сезонной сдачей комнат. Возьмите по фужеру, пожалуйста.
Мы так и сделали.
— Тина, разольете?
Когда фужеры наполнились, миссис Шоплоу подняла свой, и мы последовали ее примеру.
— За Эрин, Тома и Девина, — провозгласила она. — Пусть у них будет чудесное лето, а меха придется носить лишь когда температура опустится ниже восьмидесяти градусов.[6]
Мы звякнули фужерами и выпили шампанское. Оно, может, и не оказалось сокровищем элитных погребов, но все равно было чертовски хорошим, а содержимого бутылки хватило еще на один тост. Его на этот раз произнес Том.
— За миссис Шоплоу, давшую нам укрытие от бури!
— О, спасибо, Том, это очень мило. Но скидки по арендной плате все равно не дождешься.
Мы выпили. Я опустил фужер, чувствуя легкое головокружение.
— Так что там насчет мехов? — спросил я.
Миссис Шоплоу и мисс Акерли обменялись взглядами и заулыбались. Ответила библиотекарь, хотя сложно было назвать это ответом.
— Еще узнаете, — сказала она.
— Не засиживайтесь допоздна, — посоветовала миссис Шопло. — Вам рано вставать. Карьера в шоу-бизнесе ждет.
Назначено нам было на семь утра, а два часа спустя парк должен был открыть ворота летнему сезону. Втроем мы шли вдоль берега и разговаривали. То есть, в основном говорил Том. Рот у него не закрывался.
Том был таким бодрым и смешным, что его бесконечная болтовня не утомляла. Эрин (она шла по линии прибоя, в левой руке у нее болтались на шнурках кроссовки) смотрела на него такими глазами, что я понял сразу: она очарована. Как же я ему завидовал: коренастый и довольно некрасивый, но зато очень энергичный и с хорошо подвешенным языком, чего мне так не хватало. Помните старую шутку о старлетке, которая была такой дурой, что переспала со сценаристом?
— Как думаете, сколько надо заколачивать, что купить такие хоромы? — спросил Том, указав на один из пляжных домов. Мы как раз проходили мимо огромного, походившего на зеленый замок, особняка, но в тот день ни женщины, ни мальчика в кресле-коляске видно не было. Энни и Майк Росс появятся позже.
— Наверное, миллионы, — ответила Эрин. — Конечно, это не Хэмптоны,[7] но и не чизбургеры, как говорит папа.
— Наверное, близость к парку развлечений снижает цены на недвижимость, — сказал я, глядя на три джойлендские высотки на фоне утренней синевы: «Шаровую молнию», «Мозготряс» и «Каролинское колесо».
— Да нет, ты просто не понимаешь, как мыслят богатеи, — сказал Том. — У них ведь как: встречается им на улице нищий бродяга, а они словно его и не видят. Бродяга? Какой бродяга? Так же и с парком. Парк? Какой парк? Хозяева таких домов живут как бы в другом измерении. — Он остановился, прикрыл рукой глаза от солнца и посмотрел на построенный в колониальном стиле зеленый особняк, которому предстоит сыграть этой осенью такую значительную роль в моей жизни. К тому времени Эрин Кук и Том Кеннеди, новоиспеченная парочка, уже вернутся к учебе. — Когда-нибудь он станет моим. И произойдет это… ммм… первого июня, 1987-го.
— Шампанское за мной, — сказала Эрин и мы дружно рассмеялись.
Тем утром джойлендский летний коллектив собрался в полном составе в первый и последний раз. Нас загнали в Морскую аудиторию, концертный зал, в котором выступали второсортные кантри-музыканты и стареющие рокеры. Набралось человек двести, в основном таких же, как мы, студентов, готовых работать за гроши. Некоторые постоянные работники тоже пришли. Я заметил Роззи Голд в цыганском наряде и огромных серьгах. Лэйн Харди стоял на сцене и устанавливал трибунный микрофон, изредка постукивая по нему пальцем. Котелок никуда не делся и все так же лихо сидел у него на голове. Уж не знаю, как он меня заметил в толпе молодняка, но он приложил два пальца к котелку и шутливо мне отсалютовал. Я ответил тем же.
Закончив настраивать микрофон, Лэйн спрыгнул со сцены и уселся рядом с Роззи. Из-за кулис вышел Фред Дин.
— Пожалуйста, займите свои места. Перед тем как вас распределят по командам, владелец Джойленда — и ваш работодатель — хочет сказать пару слов. Поприветствуйте мистера Брэдли Истербрука.
Мы так и сделали, и из-за кулис показался старик. Его осторожная и слегка рваная походка говорила о болях в ногах или спине. Черный костюм делал этого поразительно худого человека похожим скорее на гробовщика, чем на хозяина парка развлечений. Его длинное, бледное и бугристое лицо сплошь покрывали родинки. Наверное, бритье превращалось для него в пытку, но выбрит он был чисто. Черные как смоль волосы (явно крашеные) были зачесаны назад от иссеченного глубокими морщинами лба. Около трибуны он остановился, сложив перед собой свои огромные руки (казалось, они сплошь состояли из одних костяшек). Под глубоко запавшими глазами висели мешки.
Старость взглядом осадила молодость, заставив аплодисменты стихнуть.
Не знаю, чего мы ожидали; возможно, некий трубный глас, который возвестит о том, что нас всех поглотит Красная смерть. Но старик улыбнулся, и лицо его тут же посветлело. По залу пронесся едва слышный вздох облегчения. Позже я узнал, что тем летом Брэдли Истербруку стукнуло девяносто три.
— Ребятки, — начала он, — добро пожаловать в Джойленд.
И тут, перед тем как встать за трибуну, он поклонился. Некоторое время он возился с микрофоном, вызвав серию резких писков. При этом его впалые глаза не отрывались от нас ни на секунду.
— Я вижу много знакомых лиц, и меня это радует. Для новеньких же, я надеюсь, это лето окажется лучшим в их жизни, эталоном, с которым они будут сравнивать все будущие рабочие места. Чудно, конечно, на такое рассчитывать, но всякий, кто из года в год руководит подобным местом, должен быть немножко чудаком. Одно я знаю наверняка: такой работы вам больше не попадется.
Он снова окинул нас взглядом, выгнув поудобнее шейку несчастного микрофона.
— Через пару минут мистер Дин и миссис Бренда Рафферти, королева нашей канцелярии, распределят вас по бригадам. В каждой бригаде вас будет семеро, и вам придется научиться действовать, как единое целое. Бригадир определяет задания, которые меняются от недели к неделе, а иногда и каждый день. Если разнообразие придает жизни остроту, то следующие три месяца будут для вас весьма и весьма острыми. И я хочу, чтобы вы накрепко запомнили одну главную мысль, леди и джентльмены. Согласны?
Он сделал паузу, словно ожидая ответа, но никто не проронил ни звука. Мы лишь смотрели во все глаза на этого человека в черном костюме и белой рубашке с открытым воротником. Когда он продолжил, то поначалу казалось, что заговорил он сам с собой.
— Наш мир безмерно порочен и полон войн, жестокости и бессмысленных страданий. На каждого живущего в нем выпадает своя доля несчастий и бессонных ночей. Если кто-то из вас еще этого не знает, то узнает обязательно. Принимая во внимание такой порядок вещей, этим летом вам достался бесценный подарок: продавать людям веселье. В обмен на каждый заработанный тяжким трудом доллар вы будете отвешивать счастье вашим клиентам. По ночам детям будет сниться то, что они видели и делали здесь. Помните об этом, когда работа окажется особенно тяжелой или когда почувствуете, что все ваши усилия идут насмарку. У нас тут совершенно другой мир, со своими обычаями и языком, который мы так и называем: Язык. Изучать его вы начнете сегодня же. А изучая — научитесь дело делать. Объяснять не буду, потому что объяснить такое невозможно — надо всё почувствовать самому.
Том наклонился ко мне и прошептал:
— Учить язык? Учиться дело делать? Мы что, на встрече «Анонимных алкоголиков»?
Я на него шикнул. Я-то думал, что нам выдадут список заповедей вроде «не делай того, не делай сего», а вместо этого получил что-то вроде грубой поэзии, чему несказанно обрадовался. Брэдли Истербрук окинул нас взглядом и снова улыбнулся, показав лошадиные зубы. Да так широко, что, казалось, проглотит весь мир. Эрин Кук глаз с него не сводила, как и остальные летние работники. Так студенты смотрят на лектора, который предложил им взглянуть на жизнь под новым чудесным углом.
— Надеюсь, работа вам понравится, но в тяжелые минуты, например, когда приходит ваша очередь носить меха, постарайтесь напомнить себе, как вам повезло. В нашем скорбном и мрачном мире мы создали маленький островок счастья. Многие из вас уже построили планы на дальнейшую жизнь, в надежде стать врачами, адвокатами или — я не знаю — политиками…
— Боже, только не политиками! — выкрикнул кто-то ко всеобщему хохоту.
Кажется, улыбнуться шире Истербрук уже не мог, но у него получилось. Том все еще качал головой, хотя и он уже начинал сдаваться.
— Да, теперь я понял, — прошептал он мне на ухо. — Этот дядька вроде как Иисус-Весельчак.
