При попытке выйти замуж - Анна Жановна Малышева
Вениамин вел себя совсем не так. Он УЧАСТВОВАЛ в ее исповеди. Он слегка морщился, когда она уж очень злобствовала и обзывала людей, он кивал, когда ей требовалось одобрение, он нежно целовал ее ладонь, когда она плакала и хотела утешения. Потом, уже успокоившись и придя в себя, она говорила:
— Тебе бы не стоматологом, а психотерапевтом работать.
А он отвечал:
— Дурацкое дело нехитрое. Это психотерапевт не может стоматологом, а стоматолог психотерапевтом — легко.
Но к нему она поехала не столько за помощью, сколько с намерением разжалобить. Глупо было бы не воспользоваться таким кошмарным стечением обстоятельств. Ильин любил помогать, любил быть великодушным. И не было бы ничего странного, если бы он захотел все вернуть именно сейчас, когда ей плохо, трудно и без него не обойтись. Она хорошо знала его слабости, в том числе и эту: чувствовать себя незаменимым, благодетелем, спасителем. «Не устоит, — думала Лялька, — точно не устоит».
Входя в ворота его дачи, она чувствовала себя почти счастливой, а всего секунду спустя на свете не было человека несчастней ее: на крыльце сидела та самая девчонка и кормила собаку.
«Нет, — сказала себе Лялька, — только не это. Только не сейчас».
Как пьяная, на подкашивающихся ногах она добралась до машины и еще полчаса не могла прийти в себя.
Потом, кое-как собрав оставшиеся силы, она завела мотор и поехала в Москву. Не доезжая двух кварталов до дома, Лялька свернула в глухой двор, вышла из машины и поднялась на чердак старого дореволюционной постройки трехэтажного дома. Летом этот чердак был полон бомжей, и следы их пребывания сохранились здесь в изобилии: грязные матрасы, битые бутылки, пустые консервные банки. Но, поскольку чердак не отапливался, в начале зимы все бомжи разбрелись по теплым местечкам. Подцепив отверткой нижнюю доску стены, Лялька достала оттуда сверток, размотала промасленную тряпку, и пистолет «Макаров» с глухим звуком упал на пол. Лялька подняла его, положила в целлофановый пакет, а его засунула в сумку. Теперь она чувствовала себя намного увереннее. Оставалось дождаться утра и довести план по освобождению Вениамина от этой девки до конца.
Завтра суббота, и Вениамин обязательно поедет в клинику. Он не изменял своим привычкам долгие годы, и Лялька не сомневалась, что в середине дня девчонка будет на даче одна. Охранник жил по соседству и работал только тогда, когда дача пустовала.
Спустившись вниз, Лялька с минуту постояла в задумчивости у подъезда и отправилась искать телефон-автомат. Порядком намучившись с выпрашиванием жетона у редких в это позднее время прохожих, она набрала наконец номер, который помнила наизусть.
— Егор? — В ее голосе было столько ласки и сексуальной тоски, что курящий неподалеку местный алкаш даже выронил сигарету и уставился на Ляльку масляными пьяными глазками. — Егорушка, это я. Ты один? Ни на что не намекаю, просто спрашиваю. Ты один? Не возражаешь, если я сейчас приеду? Просто соскучилась. Представь себе. Никто мне ничего не скажет. Я — свободная женщина, и никто не может мне запретить приехать к человеку, который мне нравится. Вот так. Ты не против? Так я еду.
А через полчаса Лялька, прижимая к груди бутылку армянского коньяка и ананас, уже звонила в дверь своего давнего поклонника Егора Златковского, давно и безнадежно влюбленного в нее. Егор распахнул дверь в ту же секунду, и Лялька подумала с благодарностью: «Ждал в передней. Ну разве не милый?»
Егор бросился помогать Ляльке снять пальто, суетился при этом страшно и не сразу понял, что бутылка и ананас мешают процессу раздевания. Он взял у нее из рук дары, побежал в кухню, остановился на полпути, поставил все на пол, вернулся, снял с нее пальто, повесил в стенной шкаф. «Не верит своему счастью, — подумала Лялька. — Вот дурачок».
Она ошибалась. Егор уже поверил в свой звездный час, и мечты, одолевавшие его, были самыми смелыми. И уж, конечно, он не поверил бы, если бы ему сказали, что эта роскошная женщина приехала сюда только для того, чтобы обеспечить себе алиби. Впрочем, нет. Ляльке ни за что не хотелось проводить сегодняшнюю ночь в одиночестве, и обожающий ее мужчина был ей просто необходим. Именно сегодня.
Сеанс самолечения начался с того, что, войдя в комнату, Лялька скинула с себя всю одежду и, чувствуя на себе полубезумный взгляд Егора, медленно направилась в ванную. Он, как зомби, поплелся за ней. Лялька томно перешагнула через край ванны, тщательно контролируя каждое свое движение. Впрочем, она так часто выступала перед благодарными зрителями именно с этим показательным номером, что все у нее получалось легко и раскованно. Она включила душ и посмотрела на Егора через плечо. Он реагировал правильно — стоял, прислонясь спиной к горячей трубе на стене, но не чувствуя боли, и завороженно смотрел, как она моется.
— Полотенце дашь? — Лялька, как всегда, была деловита, но не забывала и о своей роли искусительницы. И когда Егор прибежал с махровой банной простыней, положила мокрые руки ему на плечи, отчего на рубашке расплылись два темных пятна, и нежно поцеловала его в губы. Егор задохнулся, закрыл глаза и замер.
— Нет, нет, нет, — запротестовала Лялька. — Не спать. Я сюда не затем приехала. Стели постель, готовься к оргии. Ночь коротка, а нам многое нужно успеть.
Егор улыбнулся, кивнул, но не вышел из ванной, пока она не закуталась в простыню. Не такой он был дурак, чтобы упустить возможность лишнюю минуту видеть ее, такую прекрасную и такую неодетую.
Ночь и вправду получилась бурной, хотя и не такой долгой, как обещала Лялька. Страсть, запитая коньяком, утомляет и отнимает много сил. Егор набрасывался на Ляльку с энергией голодного зверя, до синяков сжимал ее руки, плечи, бедра. Когда он блаженно замирал, Лялька, нащупав рукой стоящую около кровати бутылку, протягивала ее Егору и предлагала провокационные тосты: «За нашу первую ночь. За лучшего любовника на свете. За тебя и за меня». Коньяк они пили прямо из горлышка, закусывали, понятно, ананасом, но последний глоток Лялька предусмотрительно оставила Егору, незаметно бросив в бутылку две таблетки сильного снотворного. Егор уснул с детской улыбкой на лице, уткнувшись лицом в ее плечо и положив горячую руку ей на грудь. Когда дыхание его стало ровным и спокойным, Лялька