Виктория Платова - В тихом омуте...
К чертям вас всех!..
Этот парень был не похож ни на кого из тех, кого я знала раньше: непокрытая голова – волосы темнее моих собственных, крашенных “Поликолором” в ненавязчивый черный; небрежно разбросанные, не короткие и не длинные – как раз такие, какие я могла бы полюбить. Почти сросшиеся брови – как раз такие, какие я могла бы полюбить. Прямой нос – как раз такой, какой я могла бы полюбить. Четкая нежная линия подбородка – как раз такая, какую я смогла бы полюбить…
Единственная, которую я смогла бы полюбить.
Смогла бы полюбить, хотя он стоял слишком далеко для того, чтобы я смогла его полюбить. Лучше выбросить все это из головы… А если что-то случится и он подойдет к тебе – ведь случается все и совпадения бывают не только в простреленных головах, – если он подойдет к тебе и ты увидишь вблизи и эти почти сросшиеся брови, и этот подбородок…
Ничего подобного не будет.
И я вдруг остро пожалела о том, что ничего этого не будет. Должно быть, он женат, или гомосексуалист, или замотанный аудиторскими проверками банкир, или Иисус Христос, заблудившийся среди паствы… Должно быть, у него две любовницы – одна читает в ванной карманное издание Джона Фаулза, а другая обожает красить ногти на ногах малиновым лаком и не расстается с карманным эпилятором. Должно быть, у него есть собака, есть приятели, есть обязательства перед больной артритом матерью. Должно быть, он терпеть не может водку и курит сигары, отрезая их кончики маленькой гильотинкой… Нет, он все-таки женат, и женат совсем недавно, вон какой у него небрежно выбритый подбородок – должно быть, он бреется на ночь, чтобы не поранить щетиной тело жены. Господи ты Боже мой, какие только мысли не приходят в голову бывшей сценаристке!..
Я даже тряхнула отросшими волосами, чтобы сбросить наваждение. Если сейчас подойдет Серьга, я обязательно спрошу у него, что это за керубино ди аморс посетил районную юдоль скорби, что он вообще делает здесь и почему я не видела его никогда раньше. Но проклятый Серьга все не шел и не шел, он прилип к гробу, копался у гроба со своими поздними признаниями, все повторяющийся и повторяющийся рапид.
"Не смотри на него, – попыталась я приказать себе, – ничего хорошего из этого не выйдет, не смотри!"
Вот чертов мариец, его нет только тогда, когда он особенно нужен.
…Когда Серьга вернулся, Атлантида была погребена, Римская империя пала, костры инквизиции затянул слой серого пепла, война между южанами и северянами завершилась, был сочинен регтайм и раскололся пополам либерийский лайнер “Торри Кэньон”. Но он все-таки вернулся, и я спросила у него:
– Слушай, кто это?..
– В смысле? – Серьга рассеянно посмотрел на меня, но его помощь уже не была нужна – парень исчез.
– Нет, ничего. – Так и будем считать – ничего… – Пойдем или поедешь в клуб на поминки?
– Нет, – с сожалением сказал Серьга. – В клуб не поеду. Еще нажрусь, дебош устрою, нового управляющего кинжалом проткну. Не поеду в интересах глобальной безопасности. Давай лучше домой забуримся, водки купим и пельменей.
Его необязательный канареечный треп привел меня в чувство – никаких парней, которые стали бы искушать тебя. Напейся водки, и пусть скорее наступит завтрашний день…
И тут я снова увидела его – он шел впереди, в полном одиночестве, но я узнала его со спины. Даже если его разложили бы на множество мозаичных осколков с острыми краями – я все равно узнала бы его.
А узнав – прибавила ходу, почти побежала, проклиная себя за малодушие. Коротконогий маленький Серьга едва поспевал за мной.
– Ну что ты марафоны устраиваешь? – недовольно ворчал он у меня за спиной. – Это же тебе не кубок Франции имени Жоржа Помпиду… И вообще – воздухом дыши, привыкай к последнему месту прописки каждого человека – может, подходящую норку выберешь.
– Кто это? – снова спросила я Серьгу. – Он был на похоронах.
– Да кого ты все время имеешь в виду?
– Вон тот человек в пальто.
– Да мне-то откуда знать? Сейчас все в пальто ходят и чистят зубы зубной пастой “Аквафреш”.
Парень неожиданно остановился и начал счищать грязь и мокрый снег с ботинок тонкой щепочкой. Когда мы поравнялись с ним и прошли мимо, он вдруг окликнул Серьгу:
– Сергей!
Серьга обернулся, прищурившись, – на узнавание ушло несколько секунд.
– А-а… Привет, Дан.
Дан, Дан, Дан – звенело в моей голове: я вдруг вспомнила колокольчики в квартире Сирина – вот они бы никогда так не звенели. Это очень живой звук, который может родиться только в горле птицы – Дан, Дан, Дан…
– С похорон валишь? – задал Серьга совсем уж необязательный вопрос.
– Да. Заехал попрощаться.
– Зашибись история. До сих пор в толк взять не могу, чего это Вовка так пошутить решил.
– Ты не представил нас, – мягко сказал Дан. Голос, который берет тебя голыми руками; голос, чуть треснувший в сердцевине.
– Это Ева, – сказал Серьга тоном конезаводчика, похлопывающего по крупу жеребую кобылицу. – Правофланговая в ряду поклонниц Вольдемара. А это Данила. Дан.
Дан внимательно смотрел на меня – вблизи он был точно таким же, каким я представляла его себе, только подбородок оказался нежнее.
– Вы на машине?
– Да нет, – с достоинством ответил Серьга. – Все прицениваемся.
Проклятое “мы”, он может подумать все, что угодно!..
– Могу подбросить.
– Нам на “Пражскую”, – сказал Серьга, и я похолодела: “Пражская” – не ближний свет, он может отказаться или из вежливости подвезти к ближайшему метро, ничего не сказав по дороге…
– Хорошо. Я довезу.
…У Дана оказался джип – почти такой же, как у Алены. Тот самый джип, который утонул в болотах под Питером, неужели все повторится снова?
– Слушай, у тебя вроде другая тачка была? – удивился Серьга.
– Угнали. Пришлось новую купить.
– А ты все богатеешь, гад! В то время как творческие работники сухари грызут и напитком “Байкал” их запивают.
– Ну, я тоже в некотором роде творческий работник. На его руке не было обручального кольца, но это может ровным счетом ничего не значить.
Когда мы садились в машину, кто-то окликнул Дана, он извинился и отошел.
– Кто это? – спросила я Серьгу, наблюдая, как Дан о чем-то разговаривает с тучным владельцем шикарного “Мерседеса” – его я видела в клубе несколько раз.
– Что, запала? – Серьга снисходительно улыбнулся. – И правильно сделала. Нормальный мужик, ему не хочется дать в морду даже по пьяной лавочке.
– В клубе я его не видела. Он что, тумановский приятель? – Все правильно, все безжалостно правильно, любой из знакомых Володьки может оказаться тем, кого я ищу… Серьга, миленький, пожалуйста, успокой меня!
– Ну какой приятель! Он вообще ни с сиськами, ни с ляжками не связан. По-моему, у него крупная компьютерная фирма. Может, и еще что-то есть, не знаю.
– Тогда почему он приехал? – Я продолжала допрос по инерции, я хотела получить ответы на все вопросы. А теперь руку на Библию – правду, правду и ничего, кроме правды…
– Ну, ты даешь! А ты зачем приехала? Сказать последнее “прости”. Вообще этот тип просто помешан на всем испанском.
– Ты-то откуда знаешь?
– А мы с ним в Испании и познакомились. Есть там городишко такой, Памплона называется. Столкнулись на корриде нос к носу. Я как раз для клуба серию работ делал – ну, которая теперь возле туалета висит и все ваши низменные потребности маскирует. Так Дан на эту корриду каждый год приезжает. У богатых свои причуды. Купил у меня несколько картин. И не жилился, между прочим, как какие-нибудь мохнатые корейцы: си-си-си-ми-ми-ми, осень хоросая картина, только дорого. Или наши гниды, которые за товар норовят бартером расплатиться или сеансами массажа. Я потом на дановские деньги тетке операцию сделал. Грыжу ей вырезали, сейчас сама знаешь, что такое в больницу попасть, ни тебе анальгина, ни тебе бинтов! Бардак развели!
Я почти ненавидела Серьгу, его тетку, теткину грыжу – при чем здесь они!
– Господи, Серьга, при чем здесь грыжа?
– Это к слову. А вообще он мужик молоток. Там в Памплоне одна такая штучка есть забавная – когда выпускают быков. Их гонят всех вместе, вдоль загона, разъяренные такие твари. И всякие дураки и местные сумасшедшие норовят бежать в этом стаде. На рог их поддеть – не фиг делать. Там такое сплошь и рядом случается. Так вот, можешь себе представить, этот червяк компьютерный между быками сигал, что твой камикадзе.
Я представила тонкую фигуру Дана, взрезающую лоснящиеся спины быков, как яблоки, и даже зажмурилась от страха.
– Это не опасно?
– Как тебе сказать. Двоим на моих глазах кишочки-то повыпустили, царствие им небесное. Дан наконец вернулся, и мы замолчали.
– Судя по воцарившемуся молчанию, речь шла обо мне? – весело спросил он.
