Дожить до весны - Влада Ольховская
– Да, мне тоже показалось, что ваш брат относится к ситуации иначе, – кивнул Гарик.
– Да он всегда отца винил! Потому что был маминой тенью. Знаете, мне кажется, это вообще ненормально… Такая слепая, собачья любовь. Ну да ладно, что было, то было. Маму он вернуть не мог и сосредоточился на том, чтобы отомстить за нее.
– А вы что же? Вызвали меня для того, чтобы повторить общеизвестную версию? Ваш отец никого не убивал, это был несчастный случай?
Лиза окинула собеседника долгим взглядом. Ее глаза воспалились так сильно, что белок было почти не разглядеть за алыми разводами. По опухшим векам скользили слезы, и Гарик не был уверен, что это исключительно из-за болезни.
Наконец она снова заговорила:
– Нет. Я вызвала вас ради того, чтобы сказать: да, отец действительно убил маму. Но он сделал это не ради денег или ее фирмы, а ради меня. Я ему сказала, что сама ее убью. Он понял, что я не шучу… Он не хотел ее убивать, он просто пожертвовал собой, чтобы меня спасти.
Такого поворота Гарик точно не ожидал, но пока помалкивал, чтобы не спугнуть Лизу, которая в своем нынешнем состоянии могла и не понимать, что именно говорит.
Гарику было известно все то, что говорили о гибели Клары Сафроновой другие. Юный муж-игрушка, песик, который в итоге загрыз хозяйку. Измены. Жадность. И для каждого, кто об этом рассуждал, собственная версия была правдой – единственно возможной. Только вот мало кому удавалось зайти за двери семейного дома.
Вадим Мельников действительно не любил свою жену – и не ненавидел ее, вот чего не понимали ее подруги. Он всегда трезво смотрел на сделку, которую заключил. Клара вывела его в мир большого бизнеса. Он помог ей с рождением детей и их воспитанием, изображал любящего мужа, когда следовало, однако большего от него не хотела и сама Клара.
У нее вообще с годами оставалось все меньше желаний… по крайней мере, здоровых. Проблемы с психикой у нее начались еще до встречи с Вадимом: бессонница, нервные срывы, долгие приступы апатии. Но тогда Клара решила, что ей лишь требуется разнообразие, и занялась созданием семьи – до этого момента отсутствие наследников ее нисколько не тяготило.
На некоторое время она успокоилась, радикальные перемены действительно помогли. Но Гарик уже по описанию симптомов видел, что они не могли стать финальным решением. Судя по всему, Клара страдала от серьезного психического расстройства, которое с годами прогрессировало. Ей нужны были не яркие впечатления, а лекарства. Только вот само предложение обратиться к специалисту она воспринимала как оскорбление, она считала, что окружающие, начиная с Вадима, спят и видят, как бы запереть ее в психушку до конца дней.
Показателем ее растущей агрессии стали те оскорбления, которыми она щедро поливала мужа. Ее измены тоже можно было воспринимать как вызов, она ведь не просто меняла любовников – она сама делала все, чтобы о ее романах становилось известно окружающим. Она снова и снова напоминала Вадиму, что он – никто, это она вылепила его из грязи, если бы не она… и тому подобный бред разрушающегося сознания.
Но Вадим терпел. Не потому, что был лишен гордости – как раз наоборот. Он был достаточно уверен в себе, чтобы игнорировать мелкие – или не очень – пакости Клары. Вадим, надо сказать, тоже не жил в супружеской верности, у него давно была постоянная любовница, от которой он получал столь необходимое ему чувство полноценной семьи. При этом бросать Клару он не собирался, он считал это частью сделки: быть с ней, пока она сама его не бросит… или до ее смерти, смерти ведь даже по библейским клятвам положено разлучать супругов!
– Логично предположить, что ему захотелось бы приблизить момент разлуки, – не выдержал Гарик.
– Хотеть и сделать – разные вещи… Вот вы могли бы убить человека? Просто взять и убить? Все такие крутые на словах, все привыкли орать ерунду вроде «Да я тебя убью!» Но взять и лишить жизни… Он бы не смог.
– Но в итоге же смог.
– Когда не осталось иного выбора.
При всех своих нападках на мужа, детей Клара долгое время не трогала. Она не скрывала, что сына любит больше, чем дочь, она даже говорила об этом – изредка добавляя натужный смех, чтобы ее слова приняли за шутку. Но, разумеется, никто их за шутку не принимал. Лиза обижалась, плакала, потом смирилась, сообразив, что она все равно ничего не сможет исправить.
С годами отношение Клары к детям изменилось. Во-первых, ее любовь к сыну стала… странной. Слишком навязчивой, слишком контролирующей. Клару сложно было обвинить в чем-то конкретном, просто у окружающих возникало чувство: что-то тут не так. У всех, кроме Артема, он был уверен, что это просто материнское обожание.
А вот любовь к Лизе не просто сделалась меньше – исчезла окончательно. Клара все чаще проявляла к дочери неприкрытую агрессию, почти такую же, как к мужу. Сама Лиза рыдала в запертой спальне и не понимала, за что она так наказана. Гарик же подозревал, что стареющая и стремительно теряющая связь с реальностью Клара видела в Лизе не дочь, а соперницу, молодую женщину, у которой все впереди, которая «украла» ее жизнь. И не важно, что это не поддавалось никакой логике. В состоянии Клары логика значила не так уж много.
– Она начала встречать меня дома с ножом, – криво усмехнулась Лиза. – Якобы это она меня так воспитывает: смотри, что будет, если начнешь с мальчиками гулять или еще чего! Но у нее тогда были такие глаза… Она меня пугала. Артем смеялся и убеждал меня, что это просто шутка. Мы с папой просили ее не устраивать такое, но разве ж она бы нас послушала?
– Когда она напала? – тихо спросил Гарик.
– Когда я задержалась в школе на дискотеке. И ведь я предупреждала об этом! Просто не ее, а папу, с ней невозможно о таком говорить было… От нее я с двенадцати лет, вот как месячные начались, слышала о том, что теперь я только и мечтаю, что под
