Дожить до весны - Влада Ольховская
– Что именно она сделала?
– Скорее, попыталась сделать… Попыталась засунуть нож мне под юбку. Понятно, что не просто засунуть, а… Она орала что-то о том, что, если я уже обслужила с десяток дальнобойщиков, то нож этот даже не почувствую. Не спрашивайте, при чем тут вообще дальнобойщики. Я была не в том состоянии, чтобы уточнять.
Клара не просто запугивала дочь, она бросалась на Лизу с искренней яростью сумасшедшей. Рыдающая девочка-подросток не спаслась бы, не справилась просто. Ей повезло, что отец уже был дома, он выбежал на ее крики и сумел оттащить Клару.
Но с того дня покоя для Лизы больше не было. Не только потому, что Клара продолжила ей угрожать. Просто девочке казалось: она потеряла само право убеждать себя, что мама ее не обидит, это лишь слова. Не зря говорят, что ожидание смерти хуже самой смерти. А Лиза еще и столкнулась с таким ожиданием в месте, которому полагалось быть ее убежищем.
– Я попыталась сбежать… и поняла, что она меня не отпустит. Она ненавидела меня, но не отпускала. Не знаю, что она там себе удумала: что я сейчас сбегу, а потом вернусь за ней с армией повстанцев? Честно, не знаю. Но когда я захотела уехать в школу-пансионат, она запретила. Когда папа заговорил о том, чтобы я месяц-другой пожила в какой-нибудь европейской стране, просто ради опыта, она устроила истерику на тему того, что меня нельзя выпускать за ворота, обязательно вернусь брюхатая. Мне казалось, что мир становится меньше, что надежды нет вообще… И тогда случилось вот это.
Лиза продемонстрировала ему длинный шрам, пересекавший все ее предплечье – вертикальный шрам, действительно опасный. Время и даже парочка пластических операций подкорректировали его, однако окончательно убрать не смогли.
– Судя по тому, что на второй руке такого нет, вас успели остановить, – заметил Гарик.
– Да… папа. Не знаю, как он догадался. Наверно, заметил что-то на моем лице… Он наконец-то понял, насколько чудовищной стала ситуация. Или она, или я.
– И вот тогда началось все, о чем нам рассказали… Он начал готовиться, он тренировался. Возможно, он мог бы найти и более простой способ избавиться от нее, но ему казалось честнее рискнуть и своей жизнью.
– Да… Да, я тоже так думаю, хотя мы с ним никогда не обсуждали это. И он не предупреждал ни меня, ни Артема, что сделает это… Но, когда он все-таки сделал, мы оба поняли это, хотя истолковали по-разному.
Гарик по-прежнему не знал, планировала ли она раскрыть ему правду с самого начала, когда приглашала сюда. Вряд ли – хотя правда эта была не так уж опасна для Вадима Мельникова: всего лишь голословное обвинение. Но Лиза, теперь вынужденно подпиравшая голову руками, была просто не в состоянии врать. У нее только и осталось, что правда, она искренне верила, что правды этой будет достаточно.
В этом чувствовалась наивность, которую Лиза вряд ли позволила бы себе в иных обстоятельствах. Папа стал для нее героем, потому что убил ради нее. Ей казалось, что это абсолютное оправдание, которое заставит предполагаемых борцов за справедливость оставить его в покое.
Жаль только, что все не могло закончиться так просто – и вообще сводилось не к ним. Гарик подумывал о том, чтобы искать у Лизы поддержки, объяснить, как опасны Валерьевы, но быстро понял: если и делать это, то не сейчас. Она и так измотала себя долгой речью и воспоминаниями, которые приходилось вырывать откуда-то из глубины души, как терновые шипы.
– Вам лучше не оставаться сейчас одной, это слишком опасно, – заметил Гарик. – Давайте я отвезу вас в больницу.
– Ну какую больницу? Это всего лишь грипп!
Профайлер окинул ее полным сомнений взглядом.
– А кто-нибудь диагностировал это как грипп?
– Можно подумать, вы с каждым чихом бежите к врачу!
– Справедливо. А знаете, что еще справедливо? От гриппа умирают.
Лиза покосилась на него с осуждением, однако огрызаться не стала. Она и сама понимала, что не бывает «всего лишь гриппа». Ей уже тяжело – и еще пара дней наверняка пройдет именно так, прежде чем ей станет лучше. Вряд ли ей хотелось проводить время, когда трудно даже за лекарством сходить, в одиночестве.
– Вы можете заразиться, – сказала она.
– Поздновато об этом волноваться, возможно, я уже. В машине шансов меньше, чем тут. Там я на водительском, вы на заднем, а тут все прокашляно вами.
– Ну, знаете ли!
– В чем я не прав?
– В хамстве… В остальном правы. Дайте мне минуту.
Гарик действительно допускал, что уже заразился от нее этой пакостью. Ну так и что с того? В марте гриппом не переболеть – почти дурной тон! Если все-таки заразился, нужно будет съездить домой и крепко обнять сестру. А Майю попросить не приезжать какое-то время, только и всего.
Он забрал у Лизы сумку, проследил, чтобы она точно выключила свет и заперла дверь, повел к машине. К этому моменту девушка, кажется, уже двигалась на автопилоте, слабо представляя, куда она идет и с кем. Плохо… Но по-своему знакомо: никто не поднимается до таких вершин в саморазрушении как трудоголики.
Гарик не стал спрашивать у нее адрес, и так довез до коттеджа ее отца. Самого Вадима там, к счастью, не было, зато была перепуганная домработница, этого хватило.
Тут событиям дня полагалось если не закончиться, то хотя бы замедлиться. Гарик готовился отчитаться Форсову, желательно – по видеочату, чтобы не передать сувенир в виде потенциального гриппа, а потом заняться своими делами. Но он так и не успел никуда добраться, его остановили у дороги.
Две патрульные машины одновременно, с включенными проблесковыми огнями, хоть и без звукового сигнала… На проверку документов точно не тянет! Одна машина поджала автомобиль Гарика, заставляя остановиться у обочины, другая перекрыла путь к отступлению. Он понятия не имел, что происходит, и даже допускал, что это далеко не полиция… Знать бы еще, как выкрутиться!
Но это была полиция. По крайней мере, в удостоверениях, открытых перед ним, Гарик не нашел ни одного указания на подделку.
– Ингвар Александрович, выйдите из машины, пожалуйста.
Гарик привычно поморщился. Свое имя он не любил, а уж в сочетании с отчеством – тем более. Если кое-кому приспичило назвать сына Ингваром, сам
