Эдуард Фикер - Операция «C-L»

«В сущности, для нас не столь уж важно, если некоторое количество этих денег попадет в оборот. Какие-то сто-двести купюр или даже целая пачка на сумму сто тысяч не могут стать причиной инфляции в общегосударственном масштабе. Правда, каждая нелегальная купюра „C–L“ станет фальшивой, в случае если будет отпечатана эта же серия».

На это я ответил, что вряд ли кто-нибудь мог собрать большое количество не пострадавших от взрыва купюр.

Тогда-то и была принята инструкция о том, что появившиеся случайно в обороте купюры серии «C–L» должны изыматься соответствующими государственными органами на почтах, в разменных пунктах и т. д. Ущерб, нанесенный в этом случае государству, возместит владелец этих купюр. Таких людей по возможности надо взять на заметку, и они должны понести соответствующее наказание. Пожалуй, это было самое разумное, что мы предприняли. Через какое-то время почти каждая купюра наверняка должна была попасть в руки государственных органов.

В остальном мне предоставили свободу действий. Выражаясь иными словами, от меня потребовали полного расследования этого случая.

И я начал ломать голову, почему все-таки была уничтожена эта серия? Может, это попахивало диверсией?

Подробные и длительные допросы всех так или иначе причастных к данному происшествию еще раз доказали мне, что о диверсии не могло быть и речи. Правда, один ответ был весьма любопытным и мог стать отправной точкой. Когда я показал железнодорожнику, осматривающему колеса почтового вагона перед отходом поезда, французский ключ, он пренебрежительно усмехнулся: «Таких вещей не держим».

Короче говоря, никто из железнодорожников не мог забыть этот ключ в вагоне. Значит, французский ключ был занесен в вагон кем-то из четырех его пассажиров. Ведь не забросили же его снаружи!

Ключ был совершенно новый, и поэтому мы начали расспрашивать о возможности покупки его в магазинах и в мастерских. Но все эти расспросы ни к чему не привели. Так нам и не удалось установить, кто приобрел ключ.

Что касается Ярослава Ленка, то врачи чуть не каждый день предпринимали самые смелые шаги по его спасению, удивляясь, что он все еще живет. А я при очередном телефонном звонке из больницы каждый раз боялся, что услышу о его смерти.

Рапорты – телефонные и прочие – поступали почти непрерывно. Но все это было сплошным лабиринтом из разных фактов, в котором я тщетно искал ходы.

И тут передо мной вновь появился этот паренек в очках – Карличек. Его послали с очередным донесением, и он охотно явился ко мне.

Его гипотеза, что убитую девушку волокли в кусты двое, становилась все убедительнее. Тем более что, как установили, подозреваемый любовник имел надежное алиби.

– Опознать девушку было совсем нетрудно, – рассказывал Карличек, – она местная.

И он показал мне на карте местечко, расположенное километрах в восьми к северу от железной дороги.

– Родители разыскивали ее с самого утра. С этим женатым кавалером они строго-настрого запретили ей встречаться, но попробуйте уговорить такую девицу! Он живет по другую сторону железнодорожного полотна, и виделись они с ним постоянно. Только в последнее время их встречи стали реже, причем по его инициативе. А в их местечке за ней бегал какой-то наивный паренек. Этот женатый тип все твердил нам о том пареньке, будто он-то и есть отец ребенка, а ему, женатому человеку, просто хотят это приписать. – Поморгав своими голубыми глазами, Карличек продолжал: – Прямо как в романе. Девушка под каким-то предлогом ушла из дому, одолжила у своего наивного ухажера велосипед, да еще взяла с него клятву, что он ее не выдаст. Он и в самом деле сдержал слово, и мы узнали о велосипеде лишь косвенным путем, из-за царапин на ее туфлях.

Карличек, видимо, решил обстоятельно изложить мне свой метод расследования.

– Вот как все это было, – рассказывал он мне уже более торопливо. – В деревушке, где живет этот женатый тип, все его осуждали. Девушку там встречали несколько раз, она расспрашивала о нем. И вовсе он не лесник, а художник-иллюстратор. Просто он носит зеленую куртку и шляпу с кисточкой. Есть у него ружье и разрешение на него. Он ходит с ним на зайцев и на свидания. А жена – дамская портниха.

– Не слишком ли много подробностей? – пытался я его остановить.

– Нет, здесь мелочи важны. Ведь не будь этой любовной истории, не произошло бы и убийства.

И он заморгал еще выразительнее.

– Можно предположить, – продолжал Карличек, – что девушка сократила путь к возлюбленному, избрав дорогу через поле. Она хотела переехать через железнодорожное полотно, но не смогла, что-то ей помешало. Велосипед через пути перебрался, а она нет.

– Велосипед нашли?

– Нашли. В той самой деревне, где проживает этот женатый тип. Велосипед стоял, прислоненный к забору. Метрах в двадцати от автобусной станции. И тут нам пришла в голову мысль, что преступник мог бросить велосипед и вскочить в автобус, подошедший к остановке. По времени все точно совпадает. Расписание автобуса. Момент, когда совершено убийство. Время, необходимое, чтобы проехать на велосипеде от железной дороги к этому забору в деревне. Велосипед тот самый, нет сомнений. Этот наивный ухажер его признал. А к багажнику прикреплена сумочка, завернутая в свитер. В сумочке обычная женская дребедень и отчаянное письмо возлюбленному. Будь я на месте этого женатого, я бы убийству только порадовался…

– А ему, наверное, не до смеха.

Карличек глянул на меня подозрительно.

– Разумеется. Во-первых, он понимает, что смеяться неприлично, во-вторых, его жена отнюдь не разделяет взгляда, что художник должен увлекаться женщинами для поддержания творческого тонуса. По ее мнению, достаточно не мешать его творчеству пылесосом и чистить ему ботинки. Но дело не в этом. Дело в автобусе.

Может, наконец теперь я что-нибудь узнаю.

– Местный автобус, – начал Карличек, – пора уже отправить на свалку, но пока еще он кое-как доползает до районного центра и обратно. И на этом пути в тридцать километров у него рекордное количество остановок. Кондуктором автобуса работает бывший лавочник, у которого отобрали его лавчонку. Предлагали ему, правда, место заведующего, но он отказался – дескать, на автобусе он лучше узнает мир. И вот он болтается на этих тридцати километрах, ездит туда и обратно. Возит обычно одних и тех же пассажиров, что для нас очень важно. Как только садится чужой, кондуктор всю дорогу пристает к нему – откуда, куда, зачем. Страшный трепач, что я против него! Когда-то в его лавочке наверняка было больше болтовни, чем покупок. Чтобы купить пакетик кофе, тратили, верно, часа два, не меньше.

– И что ж, он подтвердил вашу идею, что велосипедист ехал автобусом?

– Он подтвердил, что в автобус вошел незнакомый человек, по одежде и костюму турист-пешеход. И кондуктор и пассажиры в один голос твердят, что незнакомец был среднего роста, средних лет, с черной бородой и усами. Может, он был в дальнем походе и просто не брился. А может, постоянно носит это украшение. Думаю, что он походил на этакого героя жюльверновских романов, то есть казался несколько старомодным. Наверняка это был наглый камуфляж. Он явно старался своим видом привлекать всеобщее внимание: видимо, в обычном костюме у него вполне заурядная внешность.

Мне принесли кофе. Карличек кофе не пил, курить не курил и признался, что любит лишь жидкий чай. Получив свой чай, он стал восторгаться его ароматом, хотя это была просто желтоватая теплая водичка.

Я стал расспрашивать, не видел ли кто, как этот черный турист ехал на велосипеде?

– Нет, – ответил он и добавил: – Правда, это странно, но такое случайное отсутствие свидетелей не должно нас останавливать. Мы поручили местным органам разузнать о велосипедисте, потому что сами не хотели больше задерживаться. Спорю на что угодно, что кто-нибудь этого велосипедиста все же видел. Какой-нибудь свидетель найдется. В такой местности, ровной, как стол, турист, одетый словно по уставу специального клуба, бросается в глаза со своей черной бородой и подкованными бутсами. К тому же люди говорят, что он тащил тяжелый рюкзак и едва влез с ним в автобус. Все решили, что в рюкзаке камни, что он собирает минералы. Был у него с собой альпеншток с металлическими крючками. И представьте теперь этакое чудо на велосипеде с дамской сумкой, завернутой в свитер.

– На багажнике?

– На багажнике.

Карличек сидел, уткнувшись носом в стакан, и очки у него запотели. Сняв их, он протер стекла платком. Некоторое время он молчал.

– Итак, он вошел в автобус, – наконец снова заговорил Карличек, – с трудом снял тяжелый рюкзак, сел и осторожно поставил его между ног, стараясь не повредить свои минералы или что-то там еще. В автобусе как раз обсуждали взрыв, который произошел полчаса назад, но, казалось, его эти разговоры не трогали. И лишь когда прямо обратились к нему, он что-то невнятно пробурчал в ответ. В это время вся местная молодежь, схватив велосипеды, а то и мотоциклы, мчалась к тому участку шоссе, где его пересекает железная дорога, к километру 297,3, посмотреть, что случилось. А ведь мы предполагаем, что бородач явился с 286-го километра, с места убийства. Вот почему с ним никто не встретился и он добрался до деревни незамеченным.