Эдуард Фикер - Операция «C-L»

Когда я прибыл к месту происшествия, там уже царило относительное спокойствие. Всех пассажиров, чьи документы были проверены, увезли к вечеру на поезде, шедшем вне расписания, или на санитарных и прочих машинах. Вскоре пришел аварийный техпоезд с лебедкой. Сейчас он стоял, освещая пути. Движение поездов было остановлено на неопределенное время. Пока шел подробный осмотр места происшествия, а это могло продолжаться долго, нельзя было начинать расчистку путей. На лицах представителей железнодорожной администрации отражалась тревога. Они хорошо представляли, чем может грозить дальнейшая задержка движения. Прибыв на место, я приступил к расследованию.

С обеих сторон железнодорожное полотно охраняли вызванные сюда работники органов безопасности. За ними теснились многочисленные любопытные. Пришлось отдать приказ посторонним разойтись.

Кроме наших машин, остались только белая санитарная машина и фургон для перевозки мертвых, стоявшие у низкой насыпи.

В санитарной машине сидел врач, уже немолодой, очень усталый человек. Он присоединился к моей довольно многочисленной группе, состоявшей теперь, кроме сотрудников органов безопасности, из представителей железнодорожной администрации, начальника охраны, двух железнодорожных охранников, сопровождавших поезд, начальника поезда, различных специалистов, прибывших к месту происшествия, и двух железнодорожных стрелков.

Недалеко от пересечения железной дороги и шоссе прыгала по рытвинам, раскачиваясь на ходу, еще одна машина, которая бросала впереди себя дрожащие конусы света. Оттуда вышла группа из четырех сотрудников министерства внутренних дел.

Местность вокруг погрузилась во тьму, казавшуюся еще плотнее оттого, что место происшествия освещали перекрестные лучи прожекторов. Страшная груда, прикрытая одеялами и вагонными занавесками, всем тем, что оказалось под рукой, находилась в таинственной полутьме. По моей просьбе один из прожекторов повернули и осветили эту груду, сняв одеяла.

Последствия взрыва в почтовом вагоне были ужасны.

Сержанту Вране оторвало голову. Туловище в сгоревшем дотла мундире было отброшено на сорванную переднюю стенку вагона, лежащую между рельсов. Шрамека взрывом разнесло на куски, выбросив из вагона. Огонь его почти не коснулся. Войтиржа погребли обломки в углу вагона, как раз против того места, где, согласно позднейшему рассказу Ярослава Ленка и малоприметным следам, которые мы с трудом обнаружили, стоял ящик с двадцатью миллионами. Два охранника с нечеловеческими усилиями вытащили Войтиржа из-под рухнувшего перекрытия, где его, как в печи, поджаривал огонь. У него была перебита грудная клетка и переломаны конечности. Спасти его не удалось.

Старшего лейтенанта Ленка нашли метрах в шести от вагона. Он лежал на обломке боковой стенки вагона с пробитым черепом. Железный прут оконной решетки вонзился ему в спину и повредил позвоночник.

«Два смертельных ранения, – сказал усталый доктор, мужественно остававшийся на месте происшествия. – Когда я явился сюда, он уже не подавал никаких признаков жизни. Мы отправили его первым. Я бы не удивился, если б он умер в дороге».

Как сообщили мне по рации, пока что Ярослав Ленк был жив. В больнице, куда его поместили, было установлено, что у него задеты головной и спинной мозг и имеется внутреннее кровоизлияние. В этой больнице не могли сделать ему срочную операцию, крайне рискованную и сложную. Операционный стол с необходимым рентгеновским оборудованием и хирург, который мог бы отважиться на подобную операцию, были только в Праге. И Ярослава Ленка переправили туда самолетом. Никто, правда, не верил, что он попадет на операционный стол живым.

Для дальнейшего подробного осмотра усеянной обломками местности нам не хватало дневного света. И я приказал заняться только такими работами, которые не были связаны с риском и огромным физическим напряжением.

В первую очередь я поручил разыскать оружие людей, сопровождавших почтовый вагон. У меня имелись все номера. Оружие собрали довольно быстро. Автомат Враны, весь искореженный, лежал рядом с ним. Кобура с пистолетом еще висела на окровавленном ремне, который в некоторых местах приварился прямо к телу и при первом же прикосновении рассыпался. И пистолет и автомат были с полными обоймами.

Пистолет Войтиржа отыскали в углу вагона, он расплавился от высокой температуры взрыва. Следы этого мы обнаружили на теле Войтиржа; из пистолета тоже не стреляли.

Пистолет Шрамека, с полной обоймой, лежал на железнодорожном полотне у третьего вагона. Его нашли как раз перед моим приходом. Он каким-то образом попал на крышу вагона вместе с клочьями окровавленной одежды, которые так и остались там, а пистолет соскользнул вниз.

Полуобгоревший автомат Ленка застрял среди обломков почтового вагона, на него вылилась жидкость из небольшого огнетушителя, это-то и спасло часть автомата от огня, иначе его тоже разорвало бы на куски; и в этом случае твердо можно было сказать, что из автомата не стреляли и что во время взрыва он находился у Ярослава Ленка, так как за ремень зацепился кусок погона. Пистолет Ленка не пострадал, только порвалась кобура.

Все эти факты свидетельствовали о том, что в почтовом вагоне в момент взрыва царило спокойствие и у его пассажиров не было причин для тревоги.

Из двух ключей от ящика с деньгами мы нашли лишь один, у Войтиржа. Второго не было и в помине. Нашлось и кое-какое личное имущество четырех пострадавших. В портфеле, обнаруженном в нескольких десятках метров от железной дороги, оказалось три сопроводительных письма. Остальные документы, судя по всему, были уничтожены огнем.

И только одна находка не принадлежала ко всем этим, я бы сказал, естественным последствиям таинственного взрыва. Так называемый французский разводной ключ среднего размера и современной конструкции, слегка закопченный, но на вид совершенно новый. Он застрял в трещине вагонного пола и подходил для гайки или болта размером примерно в три четверти пальца. В взорвавшемся вагоне еще и теперь оставалось немало подобных болтов.

В резком свете прожекторов мы рассмотрели на резьбе ключа мелкие царапины. Значит, ключом уже пользовались при какой-нибудь монтажной операции в почтовом вагоне.

Мы попытались насадить ключ на гайку, крепящую оконную решетку, один из прутьев которой повредил позвоночник Ленка. Ключ подошел.

Но сама мысль, что кто-то из четырех пассажиров почтового вагона имел этот ключ при себе и пользовался им в дороге, казалась нам нелепой. Скорее всего, его забыли в вагоне железнодорожники. Правда, это еще надо было установить. В обязанности Ленка и Враны входил внутренний осмотр вагона. И пожалуй, они должны были заметить этот ключ. И все же подозрение, что именно этим ключом тайно вмонтировали мину, напрашивалось само собой.

При первом допросе Ленка не спросили о французском ключе. Прошло еще некоторое время, прежде чем я рискнул задать ему этот вопрос. Он ответил, что ни о каком французском ключе ничего не знает.

Вскоре после того, как начальник поисковой группы принес в вагон, превращенный в наш временный штаб, полуобгоревшую пачку банкнот, случайно найденную в траве, один из моих сотрудников, Трепинский, доложил о прибытии дрезины с заместителем министра финансов и директором Национального банка Будинским.

И тут нам пришлось приостановить всю работу по классификации предметов, протоколам, передаче сообщений и тому подобное – но совсем не для торжественной встречи прибывших. Между 286,0 и 286,1 километрами, то есть на расстоянии одиннадцати километров от места взрыва, водитель дрезины увидел в кустарнике, растущем вдоль железнодорожного полотна, пестрый лоскут. Увидел он его потому, что один из прожекторов дрезины случайно пришел в движение, слегка повернулся и бросил сноп света влево от полотна.

Остановив дрезину, водитель повернул назад, к тому месту, где луч света упал на подозрительный предмет. Так случайное движение прожектора привело к важному открытию.

В кустарнике была найдена девушка лет шестнадцати. Ей выстрелили в голову, в упор. Неизвестный преступник убил ее и, судя по отчетливым следам, оттащил в ближайшие кусты.

Пассажиров дрезины сопровождал охранник. Он направился к кустам и остался там стоять на карауле.

На место происшествия сразу прибыл наш врач, установивший, что девушку убили около восемнадцати часов, то есть как раз в тот момент, когда взлетел на воздух почтовый вагон поезда № 2316.

– Еще не известно, – сказал я, становясь в отличие от взволнованных представителей министерства на более реалистическую точку зрения, – связано ли это преступление со взрывом поезда. На первый взгляд одно с другим не связано. Преступление совершено на расстоянии одиннадцати километров от взрыва, вне радиуса наших интересов. Это – дело уголовного розыска, а не наше. Их компетенция. Правда, довольно подозрительно совпадение места и времени обоих происшествий. Если местные органы не возражают, мы позвоним в Прагу.