Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

— Ник…

— Все. Я сделал, что мог. Попробуешь вмешаться, и Машке твоей каюк. Выждем время, скоро начнешь к ней на свидания ходить. Я позабочусь о том, чтобы она там лишнего дня не задержалась. Ты мне веришь? — вдруг спросил он совершенно серьезно и уставился на меня своими рыбьими глазами.

— Верю, — буркнула я.

— Вот и отлично. Кровью договор скреплять не будем, я тебе тоже на слово верю, за что бесконечно страдаю.

— Я смогу ее увидеть?

— Я же сказал…

— Как скоро?

— Как только, так сразу.

Ник поднялся и прошелся по комнате. Потом подошел сзади и наклонился к самому моему уху.

— Надеюсь, ты понимаешь, что дружба должна быть обоюдной? Папуля к тебе со всей душой, а ты, сучка, ему свинью на блюде.

— О чем ты? — испугалась я.

— О твоих шашнях с ментом. Я с тебя, сердце мое, глаз не спускал. И мысли твои дурацкие читаю на расстоянии. Ты что себе вообразила?

— Ник, я не стала тебе рассказывать… — Я резко повернулась и натолкнулась на его взгляд. От него мороз пошел по коже, и я поняла, что все слова бесполезны.

— Чего глаза прячешь? Хотела папу в сортир спустить? Ладно, с этим разберемся, будет время. Сейчас меня другой человечек волнует — некто Приходько… Изумление в вашем взоре для меня даже обидно, — вновь принялся кривляться Ник. — Неужто ты думала, что я не докопаюсь? У тебя начисто отсутствует уважение к старшему товарищу. По мне, этот Приходько гроша ломаного не стоит. Если только у него не завалялся документик какой на черный день. Он с твоим Пашкой-Французом часом не встречался?

— Нет. Он искал его. Но не нашел. Оттого и обратился ко мне.

— А ты, вместо того чтобы позвонить папе, так мол и так, свою игру затеяла. Ты на что надеялась, идиотка? — рявкнул Ник.

— Ни на что. Просто хотела, чтобы он…

— «Просто хотела», — передразнил он. — Кто твоего хотения-то спрашивает? Этот козел у нас едва ценный груз из-под носа не увел. А кто за груз отвечает? Правильно, я, папуля твой родной, который не спит, не ест, лишь о твоем благе думает. А ты что? Тварь неблагодарная. Значит, так, хозяевам нужен козел отпущения, то есть дядя, который нам едва поставки не сорвал. А ты его злостно прячешь. Нехорошо это. Дядю надо сдавать. Не то не видеть тебе моей дружбы как своих ушей. Пойдешь козликом вместо дяди, мол, ты Гороха прирезала и мужичков на груз навела. Мне что, мне без разницы, ты или Приходько, лишь бы отчитаться. И станет твоя Машка кактусом, уж об этом-то я позабочусь. Если умело за дело взяться, за неделю желаемого эффекта добиться можно. А вот если мы хозяину принесем на блюде голову Приходько, есть шанс поторговаться и неплохо поиметь. Наш отец-основатель ужас как родственника не жалует, видно, опасается, что у того на него кое-что есть. Головку красиво упакуем, и будет полный порядок. И с транспортом разобрались, и заодно узнали, кто у нас тут мочиловом промышлял. Ну, как? Дважды свою любовь предлагать не буду. Только не говори, что не знаешь, как с ним связаться. Не знаешь, выходит, обойдешься без моей любви.

Я понимала, что Ник, несмотря на дурашливость, говорит серьезно.

— Ты вытащишь Машку? — посмотрев на него, спросила я.

— Слово чести. Не будешь дурой, выйдет из психушки на своих двоих и с условным сроком. А дернешься — не обессудь. И вот еще что. Твое некрасивое поведение я тебе прощаю, но в последний раз. Назовем его глупостью и скоренько забудем. Помни о моей доброте. У другого ты бы в ногах навалялась, а я, отец родной, все забыл, простил и люблю пуще прежнего. Ладно, хорош базарить, — хмуро добавил он. — Мне нужен Приходько. Я тебя не тороплю. Хочешь подумать — подумай. Скажем, минуту. Отсчет пошел, — усмехнулся Ник, садясь напротив.

— Я должна позвонить, — облизнув губы, сказала я. Ник пододвинул мне трубку. — Нет. Из автомата. То, что я вдруг звоню по сотовому, покажется ему подозрительным.

— Назначишь ему встречу в пивной на Добросельской, это его не насторожит. Очень удобное для нас местечко. Он даже ничего сообразить не успеет.

Приходько вошел в бар и быстро огляделся, взгляд его задержался на компании молодых людей за столом в углу — трое парней и две девушки. Он чуть расслабился, видимо, решив, что ребята не опасны. И направился ко мне.

— Привет. — Сел напротив, взгляд был настороженным, хотя звонила я ему не в первый раз. О том, что произошло с Машкой, он знал, раз уж об убийстве раструбили все газеты, и наверняка прикидывал, как эти события отразятся на наших планах.

— Привет, — кивнула я.

— Что-нибудь случилось? — помедлив, спросил он.

— У меня появилась идея, как вытащить Машку. Рогозину она вряд ли понравится, но мы с тобой могли бы попробовать. Заодно вернешь себе кое-какие деньги.

— Что за идея? — нахмурился он.

— Идем, кое-что покажу, так будет проще объяснить, что я задумала.

Я поднялась, и он поднялся следом, мы вышли в узкий коридор, который заканчивался дверью во двор. Даже если бы Приходько что-то заподозрил, у него не было шансов сбежать. Я знала, что за дверью, из которой мы только что вышли, стоят ребята Ника. Конечно, Приходько мог бы пристрелить меня, но как раз это в тот момент не очень меня заботило. Коридор закончился, я толкнула дверь и вышла первой, Приходько сделал шаг, и в нескольких сантиметрах от его головы оказалось дуло пистолета. Парень стоял сбоку, буркнул: «Не дергайся!» — и быстро обыскал его, нашел «пушку» и удовлетворенно хмыкнул.

Мы находились в небольшом внутреннем дворе — четыре стены без окон и металлические ворота. Возле них замер джип, рядом стоял Ник и счастливо улыбался. Потом раскинул руки и пропел:

— Мой драгоценный друг…

Казалось, Приходько не обратил на него внимания, он смотрел только на меня, а я опустила глаза. Приходько мог и не трудиться, буравя меня презрительным взглядом, я и без того знала: с этого дня он — мой ночной кошмар. Неудивительно, что Иуда удавился, не так просто жить с такими мыслями.

Ник распахнул дверь джипа и сказал:

— Прошу.

Из пивной появились двое парней. Один из них быстро приблизился и ударил Приходько ногой по колену. Ноги у него подогнулись, парень завернул ему руки за спину и ударил по голове пистолетом. Тот рухнул на колени.

— Давай его в машину, — скомандовал Ник и подошел ко мне.

— Чего это ты побледнела, моя красавица? Не в первый раз в таком участвуешь и, чувствую, не в последний. Но так и быть, избавлю тебя от неприятного зрелища. На что только не иду, чтоб тебе угодить… Кстати, с ментом бы тоже надо разобраться, уж больно шустрый, и к уголовному кодексу у него такая любовь, куда там страсти африканские…

— Убьешь мента — наживешь кучу неприятностей, — нахмурилась я.

— Это да. Я власть уважаю. А мент хоть и шавка беспородная, но все равно власть. Мы ему взятку дадим.

— Чушь, — устало усмехнулась я.

— Не возьмет? А и не надо. Мы ему денежки подсунем, а потом стукнем, куда следует, пусть перед товарищами оправдывается, что ни ухом ни рылом. Делом будет занят. Может, и не посадят, но свой нос совать, куда не просят, отвадим. Надо бы поручить это тебе… — он сделал длинную паузу, смотрел на меня и только что не облизывался, — да не хочется лишний раз привлекать внимание ментов к твоей особе. Найдем фигуру менее выразительную. Ладно, топай домой, а вечером жди в гости. Скрепим нашу победу взаимными объятиями, не то вернется твой Цицерон, опять начнет жмотничать, и я опять буду трахать тебя лишь в мечтах.

Прогноз Ника, что Рахманов скоро появится, как ни странно, оправдался. Он позвонил мне через неделю.

— Солнышко, — сказал, как ни в чем не бывало, — ты куда пропала? Я не мог тебе дозвониться.

— Неужели? — съязвила я, собираясь послать его к черту.

Но рядом сидел Ник, который отобрал у меня трубку, прикрыл ее рукой и сказал:

— Только попробуй. Чтоб голос звенел от счастья, мать твою!

И голос мой зазвенел:

— Я думала, ты меня бросил. Твой консьерж не пускал меня дальше порога, а охранник и на порог не пустил…

— Серьезно? Просто невероятно. Я разберусь. Слушай, я страшно соскучился. Давай сегодня поужинаем в «Карусели», там отдельные кабинеты…

— Ишь, как заливается, сладкоголосый, — хихикнул Ник, когда Рахманов, изложив программу-минимум на вечер, наконец со мной простился. — Я ж говорил, без твоих прелестей он долго не протянет. И почему все мужики такие придурки? Ведь догадываемся, что нет принципиальной разницы между двумя парами ляжек, и задница, как ни крути, задницей и остается, но почему-то тянет пристроиться к строго определенной.

— Тебя тянет? — усмехнулась я.

— Про это мы уже говорили. Что дозволено Юпитеру.., далее ты знаешь, ты у нас сучка образованная. В общем, рожу-то не криви, ублажай, облизывай его с восторгом и упоеньем. Цицерон нам очень даже пригодится. А когда мозги у парня потекут, уговори его взять Машкину защиту в суде на себя. Если мы ее идиоткой на всю жизнь объявим, ей придется очень долго отдыхать в психушке. Значит, надо давить на временное помутнение рассудка и убийство в состоянии аффекта. И здесь нам лучшего головастика, чем Рахманов, не найти. Как начнет байки травить, заслушаешься. Я пару раз на заседания ходил, чтоб удовольствие получить. Не поверишь, в особо трагических местах даже плакал.