При попытке выйти замуж - Малышева Анна Жановна
— Саша! — Ильин старался говорить укоризненным тоном. — Разве так можно? Не мрачновато ли шутите?
— Какие уж тут шутки! Давайте серьезно, Вениамин Гаврилович. Бросаете дорогущий букет на пол, в грязном неохраняемом подъезде, у нас тут бомжи толпами ходят, ну куда это годится? Вы бы еще бумажник на коврике оставили.
— Не подозревал в вас такой рачительности, — Ильин вздохнул, — поверьте мне, букет цветов для очаровательной девушки мне по силам.
— Вам-то по силам, а я-то рисковала остаться без цветов! — Мне казалось, что я очень тонко и ненавязчиво внушаю Ильину простую истину: цветы, подарки и деньги следует вручать лично, из рук в руки. Но он не понял:
— В следующий раз приставлю к букету охранника, идет?
— Отлично. А какие вкусы у вашего охранника? Что он пьет — чай, кофе, лимонад?
— Воду из-под крана, — сердито сказал Ильин.
— Кстати, об охраннике. Он у вас только цветы развозит или еще охранять умеет?
— Умеет, — Ильин опять рассмеялся. — Я его не для развоза вам предлагал, а для охраны, как вы сказали, дорогущего букета.
— А в аренду вы охранника не сдаете? На тот период, когда букет уже не требует охраны и находится в безопасном месте?
— А что? — Ильин встревожился. — Вам что-то угрожает?
— Я тут задумала одно рискованное мероприятие, нет-нет, не опасное, но все же… С вооруженным человеком будет спокойнее.
— Саша! — Ильин заорал так, что я чуть не оглохла. — Что за глупости вы придумываете?! Какое рискованное… Я сейчас к вам приеду, я в двух шагах от вас.
Вот. Что и требовалось доказать. На самом-то деле мне охранник не нужен — Юрий Сергеевич Мохов позаботился о моей безопасности. Но, похоже, Вениамин Гаврилович готов проявлять ко мне интерес только в экстремальных условиях. В мирное же время я ему безразлична.
Ильин действительно примчался через пять минут. На лице его застыла мученическая гримаса, и, как мне показалось, он удивился, застав меня живой и здоровой.
— Что вы задумали?! — нервно спросил он. — Куда собрались?
Мне стало стыдно. Доводить до исступления хорошего человека — просто свинство.
— Я пошутила. Самое опасное, что мне приходилось делать в последнее время, — это ходить на работу. Там такие у нас страсти-мордаста!
Ильин грустно посмотрел на меня, помолчал и с некоторым усилием произнес:
— А вы жестокая, Саша. Пользуетесь… пользуетесь…
— Вашей доверчивостью?
— Моей… моей… впрочем, это неважно. Рад, что тревога оказалась ложной. Разрешите откланяться. — Он и вправду слегка поклонился.
— Нет, не разрешу, — я изо всех сил изображала раскаянье. — Останьтесь, пожалуйста, я вас чаем напою.
Ильин молчал и смотрел на меня как-то странно. «Уйдет, — подумала я, — сейчас уйдет. Обиделся».
— Не хотите чаю? — спросила я жалобно. — У меня хороший.
Выражение его лица свидетельствовало, что к чаю он равнодушен, во всяком случае сейчас.
— С вареньем, — прошептала я. — С вишневым.
Ильин молчал, и мне казалось, что молчать он будет вечно. Поэтому, когда он обрел наконец дар речи и спросил безжизненным голосом: «А кофе есть?», я вздрогнула от неожиданности.
— Есть! — Я схватила его за руку и потащила в кухню. Он подчинился, но из транса выходить не собирался. Выпив кофе почти залпом и молча, он опять засобирался уходить:
— Спасибо, мне пора.
— Ладно, — я развела руками, — пора так пора.
— Саша, — он замялся, — хотел вас попросить…
Ну вот, сейчас опять начнутся упреки, подозрения! Я уже открыла рот и собралась поклясться никогда больше так не шутить, но не успела.
— Саша, выходите за меня замуж, — сказал Ильин тихо. — Очень вас прошу.
От неожиданности я чуть не уронила на себя кофейник и только чудом спаслась от ожога второй степени.
— Так вам будет удобнее за мной присматривать? — пробормотала я и сразу пожатела о своей дурацкой реплике. Но Ильин, слава богу, меня не слушал:
— Не отвечайте! Не говорите сразу «нет», боюсь, сегодня для меня это будет чересчур. Подумайте. Пожалуйста. Пожатуйста. Не ругайте меня…
И ушел. Медленно и растерянно я занялась гаданием на хризантеме из букета: любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет, своей назовет. Ободрав цветок до основания, я выяснила, что Вениамин Гаврилович меня то ли любит, то ли своей назовет. Должной ясности не было достигнуто, потому что последний лепесток хризантемы был очень маленький, какой-то неполноценный, и я никак не могла решить, брать ли его в расчет, подводя итоги гадания. Опять эта томительная неопределенность!
Из глубочайшей задумчивости меня вывел телефонный звонок. Я нисколько не сомневалась, что звонит Вася, — он поразительным образом чувствовал, когда именно мне не до него и, следовательно, ему нужно появиться:
— Саня, крошка, как жизнь? Замуж еще не вышла?
Васина хваленая интуиция, как всегда, произвела на меня должное впечатление:
— Пока нет, но раздумываю. Считаешь, уже пора?
— Да, можно, только закончу с одним тяжелым расследованием — и вперед. — Вася старался казаться веселым, но голос его звучал довольно тоскливо.
— А ты-то здесь при чем? — возмутилась я. — Я ведь не к тебе на прием набиваюся, а про «замуж» раздумываю.
— Довольно затруднительно, девочка, выйти за меня замуж, не набившись ко мне на прием, — назидательно изрек Вася. — Это все равно, что выпить водки, не раскрывая рта. Возможно при желании, но неудобно.
Препираться с Васей мне надоело — хотелось посидеть в тишине и подумать о Вениамине Гавриловиче. Но у старшего оперуполномоченного Коновалова была мертвая хватка:
— Девочка моя, не хочу, чтобы ты томилась у меня в приемной и дожидалась замужества в антисанитарных условиях нашей дежурки. Ты заслуживаешь привилегий. Так что сейчас я за тобой заеду.
— Зачем это? — Я насторожилась, потому что Вася редко баловал меня своими визитами.
— Затем, — торжественно сказал Вася, — что у меня сегодня день рождения. Отметить надо.
Ой, как неудобно получилось! Со всей этой собачьей суетой и разборками в «Курьере» я совершенно забыла о знаменательной дате. Закрутилась, забегалась. Впрочем, кому это я пудрю мозги? Себе? Забыла я про Васю по одной-единственной причине, зовут которую Ильин Вениамин Гаврилович. Пора признаться хотя бы себе самой, что Ильин вытеснил из моей памяти всех ее прежних привычных обитателей, а это уже симптом. Да, я старательно убеждала себя, что не отношусь к стоматологу серьезно, что мне просто приятны и забавны его ухаживания, что стоит мне только захотеть, и я перестану ждать его звонков и цветов… Все неправда!
О дне рожденья Васи я могла забыть только вследствие тяжелой контузии или… чего-то пострашнее.
Я начала жалобно ныть и врать, что вот именно сейчас собиралась позвонить своему ненаглядному Васеньке и поздравить его, а он, хитрец, меня опередил. Вася не поверил, но проявил несвойственное ему милосердие:
— Ладно-ладно, я не в претензии. Собирайся, поедем в кабак. Я совсем рядом от тебя, так что буду с минуты на минуту.
И этот «совсем рядом». Пока Вася ехал ко мне, я судорожно исследовала содержимое шкафов и комодов. Результат оказался неутешительным — из имеющегося в закромах имущества подарить имениннику можно было только бутылку армянского коньяка, заполненную на одну треть, полкило сосисок и старый шейный платок моего бывшего возлюбленного Валеры Синявского. И то, и другое, и третье показалось мне недостаточно элегантным, поэтому я приняла вынужденное решение совершить еще один некрасивый поступок — отдать Васе букет Ильина. Утешала я себя тем, что сегодня день такой и звезды велят мне делать гадости. Много гадостей. Зато — мелких.
На Васю букет произвел огромное впечатление. Он долго смотрел на него, вытаращив глаза, потом долго с таким же диким выражением рассматривал меня:
— Ты купила его мне? Вот это вот — мне?
— Вася! — я старалась, чтобы мои слова звучали искренно. — Ты заслуживаешь большего. Но, учитывая наши скромные возможности…
