Николас Николсон - Призрак Фаберже
— Я все предвидела заранее, — коротко ответила она.
— Ты великолепна.
— Согласна. Привет, Дмитрий. Надеюсь, мы все теперь друзья.
— Да, — ответил он, просияв. — Одна большая счастливая семья.
— Кто бы сомневался, — промурлыкала Виктория, беря бокал с шампанским из рук подошедшей Марины.
— Итак, — с энтузиазмом начал Джон Бернхэм. — Я бы хотел поднять этот бокал за Озеровских и Шутиных, которые положили конец этой нелепой истории, за Сашу, который так много для этого сделал и в своей новой должности, несомненно, сумеет добиться еще большего. За всех вас и ваши успехи!
Залпом осушив бокал, он повернулся к подошедшему поздороваться Дмитрию.
— Твой босс просто прелесть, — восхитилась Марина. — Особенно если учесть, что он пьет за здоровье своих бывших врагов. Похвальное великодушие.
Ее перебила Маша:
— Извините, но внизу вас уже ждут машины.
— Спасибо, Маша, — поблагодарил ее Саша. — Вперед, держим курс на балет.
Все приезжающие в Москву первым делом стремятся попасть в Большой театр. И он того стоит, подумал Саша, проходя между колоннами, над которыми вознеслись бронзовые кони, похожие на тех, что украшают собор Сан-Марко и Бранденбургские ворота. Первым московским театром был публичный театр князя Урусова, но в начале девятнадцатого века в Москве решили построить большой оперный театр по проекту архитектора Михайлова. Строительство завершилось в 1824 году, но театр дважды горел и в 1854 году был отстроен заново тем же архитектором, который возводил Мариинский театр в Петербурге. Но в отличие от Мариинки с ее сдержанными голубыми тонами зал Большого горел пурпуром и позолотой, а его обширный партер и многочисленные ярусы вмещали около двух тысяч зрителей.
В отделанном мрамором фойе с хрустальными люстрами толпилась разномастная московская публика. Но, предъявив на входе билеты, люди сразу же разделялись в зависимости от мест и, следовательно, имущественного положения. В дорогих ложах, как и до революции, сидела московская элита.
Войдя в дверь ложи следом за четой Бернхэм и дамами, Саша оказался в небольшом салоне с хрустальными канделябрами на обитых красным шелком стенах. Здесь стоял стол с закусками, водкой и шампанским. Пройдя дальше, они очутились в ложе с высоким потолком и золочеными креслами. Саша помог дамам занять свои места.
Огромный театр заполнялся публикой.
— Должен признать, что вид отсюда потрясающий. Я первый раз в этой ложе. Просто дух захватывает, — сказал Саша, обращаясь к Виктории.
Виктория внимательно оглядывала зал. На красном бархатном занавесе были вытканы гербы Советского Союза с серпом и молотом в центре. Такой же герб сиял у них над головами, заменив собой двуглавого российского орла, когда-то парившего над царской ложей.
— Почему здесь по-прежнему коммунистические символы? — спросила Виктория. — Ведь их отовсюду убрали.
— В этом театре большевики отмежевались от меньшевиков, — объяснил Саша. — Здесь было принято решение о создании Советского Союза. Я думаю, что эти символы имеют историческое значение. Мне это совсем не мешает — зал и с ними выглядит отлично.
— Просто сказочно, — согласилась Виктория.
Саша посмотрел на соседние ложи. Там сидели нарядно одетые женщины в сверкающих драгоценностях. В Нью-Йорке таких украшений уже не увидишь. На Манхэттене вошел в моду пуританский минимализм. Но в Москве люди, казалось, наслаждались возможностью продемонстрировать свою власть, немыслимое богатство и красоту.
Когда все расселись, в оркестре появился дирижер. Публика приветствовала его громкими аплодисментами. Заметив, что в президентской ложе кто-то есть, он дал знак оркестру, и музыканты заиграли российский гимн.
Все встали. Посмотрев на безмолвных зрителей, Саша спросил Дмитрия:
— А почему никто не поет?
— У нашего гимна пока нет текста. Никак не могут придумать.
Наконец свет в зале погас, занавес пополз в стороны, и на сцене появились декорации к «Баядерке».
Окунувшись в праздничную обстановку Большого, Саша на какое-то время забыл о своих проблемах. Но вскоре они напомнили о себе. Сейчас ему предстоит нелегкий разговор с Дмитрием.
Убедившись, что его кузины и коллеги полностью поглощены происходящим на сцене, Саша поднялся и незаметно вышел из ложи. Дмитрий последовал его примеру.
Некоторое время они молча прогуливались по пустым вестибюлям театра. Наконец Дмитрий первым нарушил молчание:
— Ну, что ты хотел мне сказать?
Для большей убедительности Саша решил мешать правду с вымыслом.
— Я с самого начала что-то заподозрил, — начал он. — Хотя статуэтка была сделана безукоризненно. Я не заметил ни одной погрешности. Но тут из Лондона приехала Лидия Крейн и сказала нечто такое, что заставило меня насторожиться. По ее словам, лента в косе раньше была другой. Она отлично помнила, что она была покрыта красной матовой эмалью, а сейчас у Снегурочки синий гильошированный бант.
— Он мог быть заново покрыт эмалью. Что же здесь подозрительного?
— В петербургском архиве я нашел только один эскиз статуэтки — с косой. В нее была вплетена красная лента, причем совсем не так, как у теперешней Снегурочки. Кроме того, сотрудница архива вспомнила, что на одном из похищенных эскизов была изображена шкатулка из бирюзы, обвитая змеями. Та самая, которую мы видели у Глории Грир.
Дмитрий пристально посмотрел на него.
— Что еще?
— Кое-чего я вообще не могу понять. У Дикаринских в коллекции сплошные подделки, подчас довольно грубые. Почему тогда Снегурочка так безупречна? Для меня это загадка.
Они молча прошли по коридору.
— Тебя ведь повысили в «Лейтоне». Почему же ты хочешь от них уйти?
— Я не собираюсь уходить сейчас. Надо дождаться торгов. «Лейтон» оплатит мне командировку, я за это время завяжу знакомства с клиентами, которые нам пригодятся в будущем. Мы продадим Снегурочку за рекордную цену, а потом на вершине успеха откроем собственное дело, которое субсидирует Дикаринский. Ты будешь поставлять изделия такого же качества, а я предоставлю приличный фасад и клиентов, которые станут их покупать.
Дмитрий со смехом потрепал Сашу по спине.
— Считай, что мы договорились.
— Так быстро? — недоверчиво спросил Саша.
Дмитрий полез в карман и, вытащив из него крохотный диктофон, перемотал пленку и нажал кнопку воспроизведения.
«…Ты будешь поставлять изделия такого же качества, а я предоставлю приличный фасад и клиентов, которые станут их покупать», — послышался Сашин голос.
— Вот теперь ты действительно в деле. Если передумаешь или струсишь, у меня будет свидетельство, что ты знал о подделке. Теперь мы с тобой повязаны. Завтра приходи по этому адресу. Я введу тебя в курс дела. А сейчас давай скрепим наш союз.
Они обменялись рукопожатием.
— Надо бы выпить по этому поводу, — весело сказал Саша.
«Ну вот и все, назад пути нет, — подумал он. — Завтра надо будет довести это дело до конца, иначе мне крышка».
Глава 21
Проснувшись утром, Саша сразу же позвонил по мобильному Геннадию:
— Вчера не мог тебе сказать, но я влез в самое пекло.
— Какое пекло?
— Я согласился войти в дело с Дмитрием. Он признал, что Снегурочка и все, что он продал Дикаринским, — подделки. Я дал ему слово, что после торгов стану его партнером по бизнесу.
— Вообще-то это очень опасно, но мы уже близки к цели. Встречаемся через полчаса в вестибюле и идем к Орловскому.
— Геннадий, мне страшно.
— Не так страшен черт, как его малюют. Жду тебя внизу. И вот еще что. Обязательно купи карманный магнитофон и возьми его с собой. До встречи.
Саша вышел в вестибюль. В кармане у него лежал крохотный диктофон. Только в Москве можно купить диктофон в магазине сувениров в отеле, подумал он. Теперь он был готов к встрече с Орловским.
— Как настроение? — спросил его Геннадий.
— Лучше не бывает.
Сев в такси, они отправились в мастерскую Орловского. Проехав совсем немного, машина остановилась у обветшалого старинного здания в районе Арбата, московской улицы, где продавали свои картины художники и в теплое время собиралась молодежь. Однако сегодня было сыро и ветрено.
Расплатившись с водителем, они подошли к дому и нажали кнопку домофона. Дверь открыла пожилая женщина, жестом пригласившая их войти.
— Вы к кому? — неприветливо спросила она.
— К Орловскому Вадиму Аполлинарьевичу, — ответил Геннадий.
— Он на третьем этаже, — бросила она и, шаркая ногами, ушла.
Красивый старинный подъезд был изрядно запущен. Мужчины поднялись по лестнице на третий этаж.
Дверь им открыл веселый лысый человек с большим животом. Взглянув на пришедших через очки с толстыми стеклами, он растерянно улыбнулся:
