Данил Корецкий - Вопреки закону
Ты пишешь рапорт своему начальству, оно связывается с моим, я получаю указание, и мы с тобой взаимодействуем.
Лис, прикрыв телефон, выругался.
— Если бы наше с тобой начальство хотело бороться с преступностью, я бы не звонил с такой просьбой.
— А партизанщиной заниматься я не могу. Времена-то нынче не те…
— Раньше вы здорово «занимались партизанщиной»! — Лис бросил трубку.
Когда армия держит глухую оборону, отдельный боец не способен вести наступательные операции. Но он может ходить в разведку и остро отточенной финкой резать глотки вражеским солдатам, бросать гранаты в блиндажи и другими подобными способами успокаивать свою совесть, Сергея из бара «Встреча» установили легко: Сихно двадцать четыре года, не работает, не судим, контролер рынка богатяновской бригады группировки Шамана.
Фотографию Сихно на бланке, в окружении других снимков, показали Федотовой, та опознала его как «парня по имени Сергей, о котором я ранее давала показания».
Лис начал тщательную разработку нового фигуранта. «Подвел» к нему несколько независимых друг от друга «источников», установил наружное наблюдение и стал напитываться поступающей информацией.
Третий разряд по борьбе, окончил ПТУ, плиточник-мозаичник, год работал в стройуправлении, потом занимался фарцовкой, короткое время перепродавал наркотики. Отбывал пятнадцать суток за мелкое хулиганство, был оштрафован за неповиновение работнику милиции. Последний год — в бригаде рэкетиров, «держащей» рынок. Замкнут. Близких друзей нет. Постоянной девушки нет.
Предположительно, у него проблемы по женской части. «Групповуха» у этой публики — дело обычное, сколько раз во время разгульных вечеринок в саунах и на загородных дачах друзья-приятели пускали девочек «в круг» то «ромашку» устроят, то «девятку», а то без затей — «паровозик», «двустволку» или простой «очередняк». А Сихно пьет вместе со всеми, «косяки» забивает, а как до этого дела — раз, и в сторону…
Как-то раз умелая базарная бикса на спор взялась за него двумя руками: мол, у меня и мертвый кончит, заприте нас на часок — увидите! И, действительно, увидели! Вся в фингалах вышла, в покусах. «Псих», — сказала, и это было единственное цензурное слово, которое произнесли разбитые губы.
А Сихно напился до блевоты и три дня бухал не просыхая. Изредка у него случались запои, последний как раз в середине июля. Тогда же продал Генке Божкову женские серьги и перстень. Объяснил: «Одна сука подарила, а у меня от них тошниловка».
Эту часть информации Коренев дважды подчеркнул.
И еще: сестра Сихно является любовницей Шамана, тот оказывает ему покровительство и пообещал сделать бригадиром.
Последнее сообщение Лис не записал и никому не доложил. Потому что это красный свет, сигнал «стоп». Одно дело бросить в камеру рядового «быка», а другое — взяться за близкого боссу человека. Это уже личный выпад, неуважение, подрыв авторитета, а значит — обязательные ответные меры. А кто из командиров окопавшейся в обороне армии способен совершить действия, неминуемо вызывающие прицельный огонь? Никто. Разве что головорез-одиночка, которому нечего терять…
Лис вызвал Реутова и Ерохина, отдал нужные распоряжения, — Только смотрите, чтобы контакта между ними не было, — подчеркнул он, а Ерохину добавил:
— Сними его тихо, на улице или возле дома, чтоб никто из дружков не видел.
Через пару часов Реутов принес дешевые сережки и тонкий золотой перстенек с красным камнем. Коренев прочел протокол добровольной выдачи и объяснение гражданина Божкова о том, что эти вещи он купил за двенадцать тысяч у своего знакомого Сихно с целью подарить невесте. Потом он прочел протокол опознания, в котором гражданка Павлова В.Н. опознала серьги и перстенек как принадлежавшие ее дочери Галине.
— Как мать держалась? — неожиданно спросил Лис. Реутов пожал плечами.
— Причитала, плакала… Она надеялась, что девка загуляла, уехала куда-то, а тут поняла…
Потом Коренев стоял и смотрел в окно. За пыльным, замызганным стеклом лежал город, в котором он родился и вырос, который когда-то любил, город, миллионы жителей которого устраивали свои дела так, как это им нужно, выгодно и удобно, не вспоминая о законе, потому что он, во-первых, повсеместно не выполнялся, а во-вторых, от него не было никакого толку.
Закон не мог дать им еду и одежду, не мог защитить от грабителей, не мог воскресить мертвых и воздать по заслугам убийцам. Сегодняшней ночью по среднестатистическим прикидкам обворуют несколько квартир, дач, автомашин и гаражей, двух-трех человек ограбят, столько же искалечат, несколько десятков изобьют или оскорбят, может быть, кого-нибудь убьют.
И он, майор Коренев, по прозвищу Лис, и все его отделение УР, и все многочисленные милицейские службы не в состоянии этого предотвратить. Они будут идти вслед за событиями: кого-то задержат на месте, кого-то через некоторое время, кого-то не задержат никогда. Да и задержание ничего не значит, потому что в обществе, где родственники и друзья подозреваемого, ничем особенно не рискуя, могут подкупать и запугивать свидетелей и потерпевших, а свидетели и потерпевшие тоже без всякого риска могут изменять, как хотят, свои показания, где государственным чиновникам по большому счету все равно — будет сидеть преступник в тюрьме или снова начнет гулять среди людей, в таком обществе редкое дело кончается обвинительным приговором.
Ведь когда гражданку Федотову вежливо и культурно спросили о судьбе подруги, она, не моргнув глазом, сказала, что ничего не знает. И в принципе это всех устроило. И тонкая папка розыскного дела могла пылиться в архиве до истечения срока давности, как и сотни ей подобных.
И собранные материалы по Сихно можно уже сейчас передать следователю прокуратуры, а тот вызовет его и спросит: «Скажите, вы убивали Галину Павлову?» А Сихно, естественно, ответит: «Что за ерунда! Конечно, не убивал!» — и добросовестно подпишет протокол, и все на этом закончится, потому что косвенные улики в данном случае ничего не стоят. И следователь спокойненько приостановит дело, а то и прекратит его за отсутствием состава преступления: труп-то не обнаружен.
Вот и выходит, что, раскрывая преступление, надо действовать не по закону, а вопреки ему, рискуя в лучшем случае служебной карьерой, а в худшем — собственной шкурой и не получая ничего взамен. И если пораскинуть мозгами, то спокойней не дергаться… Что многие и предпочитают.
В кабинет стремительно вошел Ерохин.
— Привез, он в дежурке!
— Спусти его в бомбоубежище…
Лис медленно прошелся от сейфа к двери и обратно. Задержанному положен адвокат, но если вызывать адвоката, то не стоило затевать всю эту канитель.
Через минуту Лис спускался в бомбоубежище. В кармане позвякивали сережки и перстенек. Он шел задать ранее не судимому и в соответствии с принципом невиновности ни в чем не виноватому гражданину Сихно вопросы, правдивые ответы на которые подведут преуспевающего рэкетира под расстрельную статью. Абстрактное чувство долга и надежды вполне реальных людей — матери Павловой и ее измятой жизнью подружки — требовали, чтобы он добился правдивых ответов. Закон предписывал, чтобы при этом он «не допускал насилия, угроз и иных противоправных действий по отношению к допрашиваемому, а также не оскорблял его и не унижал его человеческое достоинство». Если бы у Лиса спросили, каким образом он собирается совместить эти требования, начальник УР смог бы ответить лишь маловразумительной нецензурной фразой.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
УАЗ уже давно, потряхивая на ухабах, катился по левобережью вдоль бесконечной лесополосы, а сексуальный психопат с садистскими наклонностями никаких сигналов не подавал. Вчера он «взял» один эпизод — Павлову, но Лис был готов поспорить с кем угодно, что за ним есть еще трупы.
— Ну что, заблудился, что ли? — грубо спросил Коренев и локтем ткнул подозреваемого в бок. Тот вздрогнул.
— Кажется, здесь…
Хотя Ерохин задержал Сихно без свидетелей, дальновидный Лис определил подозреваемого не в милицейский изолятор, а во внутреннюю тюрьму Управления МБ — в этом пустяке Карнаухов помог ему охотно. И недаром: за ночь дежурному милицейского изолятора трижды звонили, осведомляясь о наличии в камерах задержанного Сихно, а ранним утром еще один интересовавшийся приехал лично. Разыскивавшие Сихно были работниками милиции, и Лис записал их фамилии в свою тетрадку.
Вслед за УАЗом притормозил «воронок», в нем везли рабочую силу — четырех пятнадцатисуточников с лопатами и набиравшихся опыта практикантов.
— Вот здесь! — Сихно ковырнул носком кроссовки мягкую землю и отвернулся.
Заскрипели лопаты. Эксперт снимал происходящее японской видеокамерой с торчащим вперед остронаправленным микрофоном. Напряженно смотрели в открывающуюся яму студенты. Лис в упор разглядывал задержанного. Клоунский костюм — «адидас» с кожаной курткой, стрижка «горшком», стандартная наглая харя: глазки-пуговки, округлые щеки, нос, как молодая картофелина, мощный торс, короткие ноги.
