Фридрих Незнанский - Расчет пулей
— Что же так долго выбирали профессию? — спросила Марина.
— А чтобы в нужное время, в нужном месте встретить свою будущую жену, — серьезно сказал Турецкий. — Мы с ней потом каждую подробность в наших жизнях обсуждали и поняли, что во всем была воля провидения.
Спутник Марины опять замкнулся, и Турецкий вторично попытался его растормошить.
— А вы, по-видимому, рядом живете? — обратился он к молчаливому Леониду.
Тот неопределенно кивнул.
— Через два дома, — пояснила Марина. — Познакомились в булочной.
«Ну, естественно, не в пивной, — мысленно произнес Турецкий. — Где еще можно встретить милую девушку, с которой очень надо познакомиться? Кино и театры по нынешним временам отпадают. На московские пляжи рассчитывать трудно. Остается магазин».
Он уже был уверен, что Маринкин ухажер никакой не студент и, скорее всего, не сосед. По злому выражению глаз и откровенной погруженности в себя Александр Борисович определил в нем начинающего наркомана. И его интерес к Марине, скорее всего, каким-то образом связан с этим обстоятельством. И до тех пор, пока обстоятельства оставались невыясненными, бросать Марину было нельзя.
Спутник Марины выглядел уже не просто замкнутым, а откровенно хмурым и злым. Он не рассчитал дозу, и ломка началась раньше, чем он ожидал. Требовалась срочно новая подкачка.
До него доносились расспросы щеголеватого, пугающего своей решительностью мужика, с которым его подруга оказалась знакома. И тот навязывался к ней в компанию с такой откровенностью, словно готов был отбить ее у Леонида. Кроме того, настойчивые расспросы об учебе и о жилье становились пугающими.
Леонид мог бы назвать свой настоящий адрес в районе Медведково. Десяток одинаковых панельных домов, выстроенных друг против друга, образовывали нечто вроде раздолбанного двора без кустов, без зелени, с одними помойками. Сзади вонючая бензоколонка, шоссейка, за ней гаражи. Дальше — промзона с вечными дымом и туманами. За гаражами — лавочки, на которых привыкли собираться компашки. Леонида всегда бил колотун, когда он туда собирался. Но не идти не мог. И случалось это чаще не по своей воле, тащился вслед за дружками. Хотя редкий день там обходился без драки, кровищи и чьих-то воплей. Один раз после пьяного дебоша гаражный «Шанхай» даже подожгли. И на удивление всем, сошло это с рук главным поджигателям — Саньке Сохатому, Петьке Зубилу и Лешке, кличка которого получилась от его роста и тупости — Шкаф.
Лешка взял как бы шефство над Леонидом — почти тезки. Сперва не давал в обиду. Потом приучил к травке. И наконец посадил на иглу. С тех пор Леонид исполнял безоговорочно все Лешкины приказы. Потому что только от него он мог получить по дешевке дозу и, главное, в любой момент. Чаще всего в долг. И долг этот рос-рос и вырос почти до неба. А Лешка по-прежнему был щедр, правда, требовал беспрекословного повиновения. А это было легче всего. Хлюпенький Леонид уже давно сказал себе, что Лешкины дела — это такая высокая материя, куда лучше не соваться и не задумываться. Главное — угадать любое его желание и сделать так, как он хочет. Зато награда, которая всегда следовала за этим, сулила Леониду оглушительное счастье и забрасывала его за облака.
Лешка сам указал ему на Марину и велел с ней познакомиться. Поскольку девичий мир давно перестал всерьез интересовать Леонида, у него выработался особый жесткий, бесцеремонный стиль разговора с женской половиной. И это почему-то сильно нравилось слабому полу. Наверное, за жесткостью и цинизмом девчонкам чудился огромный опыт и сказочные возможности.
Знакомство с Мариной прошло без сучка без задоринки. Лешка же выделил ему временно чью-то пустую квартиру рядом с Маринкиным домом. И велел сегодня привезти ее в район «Шанхая» на заветную скамеечку. Может, он сам нарочно уменьшил дозу, чтобы поторопить Леонида. И все складывалось блестяще, пока не появился этот занудливый тип, который прилип как банный лист и поломал все планы. Маринка согласилась было ехать в «Шанхай», где, по словам Леонида, их ждала хорошая компания. Но вмешался этот тип, и она сдуру захотела в Парк культуры, в который они и потащились.
Чем больше мучила подступающая ломка, тем больше Леонид ненавидел красные дорожки, посыпанные битым кирпичом, палящее солнце и «чертово колесо», откуда он не знал, как выбраться.
Они прошлись еще по аллеям, попили соку. Когда Маринкин знакомый предложил еще покататься на лодке в грязной луже, от которой пахло тиной, Леонид совсем взбесился. Еле сдерживаясь, он сказал, что должен срочно уехать. Это в общем-то соответствовало действительности. Он уже не чаял, как добраться до Лешки и выпросить очередную дозу. Не исключалось, что Лешка сперва угостит его затрещиной, помучит вдоволь. Зато потом наступит благодать, ради которой Леонид готов был стерпеть все муки и унижения.
Проследив узкоплечую удаляющуюся фигуру, Турецкий взглянул на Марину и поразился выражению ее похудевшего и побледневшего лица. Она огорчилась. Турецкий хотел было возмутиться и прочитать ей мораль, чтобы она научилась наконец понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Но потом подумал, что не слишком здорово строить из себя сверхумного мужика и растолковывать бедной девушке, каков на самом деле ее новый избранник. Будь жив отец Марины и не случись с ней та ресторанная беда, не останься она в одиночестве, ей, может быть, и в голову бы не пришло обратить внимание на такого жалкого типа, как Леонид. И уж если она такого нашла, значит, ей худо.
Он взял без очереди лодку, заботливо усадил Марину, взялся за весла, и они поплыли. И хотя озерцо было маленькое, а лодка большая, которая едва не сталкивалась с другими такими же рассохшимися ковчегами, приключение удалось на славу.
— Не обращай внимания на тесноту, — сказал Александр Борисович. — Представь, что мы пираты в открытом море. Даже океане! И готовим нападение на Картахену, где захватим много золота.
Марина рассмеялась. Близость воды, какая-то новая форма бытия, напомнившая книжные пиратские набеги, изменили ее настроение. Она развеселилась и уже смотрела на Александра Борисовича без скованности и отчуждения.
— Можно вам задать вопрос? — спросила она.
— Конечно, в любое время! — ответил он.
— Что вы думаете о Леониде?
— Если откровенно?
— Только так.
— Вам не следует встречаться с ним, хотя бы в ближайшие три дня.
— Интересно!
Лицо Марины опять посмурнело.
— И не соглашаться ни на какие уговоры, — спохватился Турецкий. — Я имею в виду, не ехать туда, куда он позовет. Других предложений, я думаю, от него не последует.
Она широко открыла глаза, поразившись его откровенности, и Турецкий решил договорить.
— Главный его интерес заключается не в женском обществе, а в наркотиках.
— В наркотиках? — поразилась Марина.
— Неужели ты не заметила этот сухой блеск в глазах?
— Я думала, это от ума, от характера.
— От ума? — воскликнул Турецкий. — Милая Марина! Ты думаешь, куда он побежал? По делам? Нет, за новой дозой. Неужели ты не заметила, как его ломает? Придется взять тебя в помощницы и кое-чему научить. Пойдешь ко мне в помощницы? — напрямик спросил он.
И она бесстрашно ответила:
— Конечно! Если ты будешь во всем таким настойчивым, как сегодня, пойду!
У него хватило духу сохранить серьезное и многозначительное выражение на лице. Из лодки оба вышли с ощущением, что в их отношениях наметился какой-то труднообъяснимый, непозволительный перелом.
Турецкий довез Марину до дома и взял с нее слово, что она хотя бы три дня не будет встречаться с Леонидом.
— Договорились?
Он пожал на прощание тонкую нежную ладонь.
— Да, если ты обещаешь мне звонить, — заявила она бесстрашно.
— Конечно! Если буду в Москве, — он оставил себе возможность к отступлению.
— Ты уезжаешь?
— Возможно. Несколько дней будут очень напряженными.
Марина взбежала по ступенькам, помахав рукой на прощание.
Тревожась за нее, Турецкий подумал, что можно было бы взять ее в аэропорт. Но тогда пришлось бы при ней показывать служащим фотографию Борца. А это могло бы вызвать у Марины новый нервный срыв.
Выбравшись на Ленинградское шоссе, Турецкий позвонил по мобильнику Грязнову.
К счастью, начальник МУРа был на месте.
— Привет! Ты где? — отозвался Грязнов.
— Все еще не могу доехать до «Шереметьева», — сказал Турецкий. — Были обстоятельства. Потом объясню.
— Тогда чего же звонишь попусту? — ворчливо отозвался Грязнов.
— Не попусту! А по делу! — Александр Борисович не любил даже пустячных упреков. — Помню твой приказ послать охрану за Мариной Викуловой.
— Да! Точно.
— А кто его отменял?
— Что? Нет никого?
— Абсолютно. Если это распорядился твой зам, ни в коем случае не говори ему. Распорядись, пожалуйста, так чтобы об этом никто не знал. Есть такая возможность?
