Данил Корецкий - Кто не думает о последствиях…
— Интересно! — сказал отставной полковник. — И что от меня требуется?
— Ничего особенного. Обычные консультации. Экспертная работа.
— Ничего себе «обычные»! Я таких денег никогда не видел! У меня даже давление подскочило… Пойду, приму таблетку…
Он расслабленно направился в комнаты, но, выйдя из поля зрения, преобразился и быстро метнулся в спальню. Два патрона всегда лежали в прикроватной тумбочке, друг «Зауэр» благодарно принял зеленые картонные цилиндрики в смазанные патронники. Направив оружие на дверь, Докукин придвинул телефон и набрал «ноль-два».
— Алло, милиция? — негромко сказал он. — Ну, да, полиция, то есть… Моя фамилия Докукин. Ко мне домой пришли подозрительные нерусские…
— Что значит «подозрительные»? — перебил дежурный. — Как нерусские, так сразу и подозрительные?
— Они предлагают мне большие деньги за консультации…
— Так причем здесь полиция? Мы вмешиваемся, когда отнимают деньги!
Поняв, что не сможет мгновенно рассказать, в чем состоит подозрительность и почему ему нельзя предлагать деньги за консультации, Докукин растерялся.
— У вас участковый есть, Сережа…
Виталий Евгеньевич судорожно пытался вспомнить фамилию и отчество лейтенанта, но ничего не получалось. Кровь молотками стучала в висках, наверное, давление действительно подскочило…
— Гражданин, у нас разбой и ножевое, а вы жалуетесь, что вам деньги дают! — раздраженно сказал дежурный. — Хотите участкового — звоните на его номер, он у вас на пункте полиции написан!
В трубке раздались частые гудки… Странное предложение! Что, ему сейчас бежать к этому пункту и номер искать?
«Черт! — подумал Докукин. — Придется самому…»
Зажав приклад под мышкой и опустив стволы, Виталий Евгеньевич вернулся на кухню. Отстраненным сознанием он как бы видел происходящее со стороны. Напряженные лица кавказцев, руку Магомеда под столом, себя, вставшего в дверях и вскинувшего ружье.
— Руки вверх! — «Зауэр» хищно рыскал стволами с одного на другого.
Полковник Докукин хотя и был повелителем атомного огня, но в такую ситуацию попал впервые и действовал так, как учат герои лихих кинофильмов. Там злодеи послушно поднимают руки, а не стреляют через крышку стола. Поэтому он не понял, что приглушенный хлопок — это и есть выстрел. Пуля пробила плиту ДСП, разбила тарелку с колбасой, пересекла тесное пространство кухни и угодила в грудь хозяину. Тот отшатнулся, ударившись спиной о косяк двери, но успел рефлекторно нажать на спуск, и дробовой сноп снес половину головы нервно поглаживающему усики Исе. Магомеда забрызгало кровью, но он, не обращая на это внимания, выдернул пистолет из-под стола и еще раз выстрелил в уронившего ружье, прижавшего руки к ране и покачивающегося на ослабевших ногах военного пенсионера. На этот раз пуля попала точно в сердце, и Докукин безжизненно рухнул на пол.
Кухня наполнилась запахом сгоревшего пороха, от грохота двенадцатого калибра заложило уши. Магомед вскочил, быстрым движением рыси наклонился к распластавшемуся на полу телу Исы, вложил ему в руку свой пистолет и, перескочив через лежащего ничком Докукина, бросился к двери. На миг задержавшись у зеркала в прихожей, он схватил с вешалки шарф и вытер лицо, но только размазал липкую красную жидкость. Плюнув, он ужом выскочил на лестничную площадку, придержав дверь, тихо защелкнул замок. Внизу раздавались возбужденные голоса:
— Стреляли, что ли? Или газ взорвался?
— Это на пятом…
Вскарабкавшись по вертикальной железной лестнице, Магомед толкнул чердачный люк. К счастью, он оказался не заперт. Выбравшись на крышу, он намочил шарф в оставшейся после дождя луже, привел себя в порядок и, спустившись через пожарный люк другого подъезда, вышел на улицу.
Через десять дней в следственном отделе Следственного комитета подводили итоги расследования.
— Хозяин квартиры пенсионер Докукин застрелил неизвестного у себя на кухне, — докладывал следователь. — Судя по тому, что стрелял дробью номер три, на гуся, а не картечью или жаканом, к убийству он не готовился. А его убили из пистолета «ПМ» с глушителем, значит, убийство было подготовлено. На столе лежал конверт с десятью тысячами долларов, а в кармане у убитого незнакомца обнаружен шприц с раствором цианида… Перед совершением убийств Докукин звонил в отдел полиции и сообщил, что к нему пришли двое «подозрительных нерусских», которые дают ему большие деньги…
— Странная история, — покачал головой начальник отдела. — Деньги, цианид… Значит, что-то предлагали: согласится — пряник, откажется — кнут. А он схватился за ружье и испортил сценарий…
Следователь пожал плечами:
— Кто бы тут ни оказался виноватым, привлекать к ответственности некого… А деньги вполне могут принадлежать хозяину дома…
— Да, усложнять не имеет смысла, — кивнул начальник. — Есть факты и есть догадки. Мы должны опираться на факты. Вооруженный неизвестный совершил разбойное нападение на квартиру пенсионера, тот оказал сопротивление. Так и запишем. А уголовное дело подлежит прекращению в связи со смертью лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности.
— Есть! — четко ответил следователь.
Расследование действительно должно опираться на факты.
* * *Подмосковье. Малаховка
Ни в милицию, ни в полицию идти не пришлось. Полиция сама к нему явилась, в лице деловитого участкового уполномоченного, которого Мончегоров раньше никогда не видел.
— Старший лейтенант Ванин, — бросил он руку к козырьку. — А это специалист районной администрации и заместитель районного архитектора.
Он указал на строгих мужчин с папками под мышкой, те едва заметно кивнули.
Готовясь к визитам официальных лиц, Иван Степанович второй раз в жизни надел на «парадно-выходной» пиджак орден Трудового Красного Знамени. Первый раз Николай Викторович Подгорный[42] прикрепил его к лацкану в 1972 году в Георгиевском зале Кремля. Указ о награждении был секретным, после банкета орден пришлось сдать, двадцать пять лет он пролежал в сейфах первых отделов[43], потом награду вернули, посоветовав шепотом: «Особенно с ней не светись — мало ли что…» Но все сроки давности прошли, а государственная награда все-таки придает солидность, может, поможет, и власть проявит уважение к орденоносцу…
Но комиссия на высокую награду не обратила ни малейшего внимания. Представители власти сообщили Мончегорову, что тридцатилетний срок аренды участка закончился, к тому же непонятно, по каким основаниям он вообще попал на госдачу, не входя в категорию соответствующей номенклатуры… А раз так, то оснований продления срока аренды не имеется, ему дается месяц на добровольное освобождение госдачи. Подпишите уведомление. Вот здесь…
Как в тумане, Мончегоров подписал отвратительно выглядящую бумагу с выполненным на принтере текстом и размазанным фиолетовым штампом, которые когда-то небрежно шлепали на кривые машинописные строчки с забитыми буквами.
Через час заявились давешние «лиса Алиса и кот Базилио». Теперь Ирина не улыбалась, а была строга и деловита.
— Надумали продавать, Иван Степанович? — сухо спросила она. — А то вообще без денег останетесь… Не положено вам ничего.
— Если не положено, чего же вы ходите? И конторы такой не существует…
— Добра вам хотим, а добро с конторами не связано, — пояснил Алексей, хотя его внешний вид никак не сопрягался со словом «добро». И напоследок спросил: — Что это у вас за значок такой, прикольный? Может, хоть его продадите за пятихатку? У меня племяш значки собирает…
— Да пошел ты!
— А вот грубить необязательно! — высокомерно сказала «лиса Алиса», и они обиженно удалились.
Мончегоров лихорадочно задумался: что делать? Обратиться к коллегам? Но последние десять лет он работал в Научно-исследовательском институте мелиорации, оттуда ушел на пенсию, сейчас НИИ расформировали, да и чем могут ему помочь инженеры-конструкторы? Попробовать поднять старые связи?
Он нашел пухлую записную книжку с выцветшими чернильными записями, пролистал, определяя — кому можно позвонить. Но обзвон кончился ничем. Некоторые номера поменялись, некоторые телефоны не отвечали, некоторых абонентов уже не было в живых. Но могущественный Валентин Иванович — бывший куратор из ЦК[44] отозвался, сразу вспомнил звонящего, внимательно выслушал.
— Ты понимаешь, Иван Степанович, — наконец, сказал он. — Времена изменились. Раньше я бы позвонил в аппарат, попросил ребят, они бы позвонили в территориальный райком, и все решили бы. А сейчас куда звонить? Кто меня помнит? И кто будет слушать? Тем более при нынешнем беспределе, когда все решают деньги… Так что, братец, извини… Попробуй с ними судиться, хотя сам понимаешь…