Евгений Сухов - Разборки авторитетов
Несмотря на отменные физические данные, чемпионом Леонардо Томмазо не стал. Его спортивная карьера закончилась на взлете, в двадцать три года. За несколько дней до решающего матча он похоронил самого близкого человека, своего тренера-наставника и названого отца. Леонардо вышел на ринг в расстроенных чувствах и в первом же раунде проиграл бой опытному аргентинскому боксеру, сумевшему резким хлестким ударом в челюсть спровадить его в глубокий нокаут и прервать победную серию выступлений целого ряда лет. Аргентинец нанес ему серьезную травму, от которой он так и не смог оправиться и вынужден был навсегда покинуть ринг и остался без работы.
Тем не менее Леонардо имел все основания надеяться на помощь бывших приятелей, которые зарабатывали на его выступлениях в течение нескольких лет куда больше, чем он сам. Он прекрасно знал, что боксерская сноровка – это кое-что!
Залечив рану и немного оправившись от страшной неудачи и невосполнимой потери отца, молодой Томмазо стал, как и отец, работать на старика Грациани, крупнейшего мафиози Сан-Франциско. Дон Грациани взял его к себе в дом телохранителем. Позже выяснилось, что вся работа свелась к тому, чтобы открывать сиятельному дону дверь автомобиля и провожать его любовниц до парадного подъезда.
Молодой Леонардо стал изнывать от тоски. А однажды не удержался и затащил к себе в постель танцовщицу по имени Лола, любимую женщину Грациани. Об этом «подвиге» услужливого телохранителя дон узнал уже на следующий день, когда страстная плясунья упрекнула Грациани в половом бессилии, добавив, что единственная ночь, проведенная в постели с Леонардо, принесла ей удовольствия гораздо больше, чем целый год «любви по-французски» с немощным стариком, хотя и виртуозом по части рук и языка.
Обозвав Лолу «примитивной шлюхой», проклиная собственную немощь, сиятельный дон сначала пообещал кастрировать Леонардо, а потом, поразмыслив, решил просто изгнать наглеца.
Некоторое время Леонардо влачил жалкое существование. Опасаясь мести дона Грациани, его отказывались принимать на работу даже в захудалых пивных. Но бывшего боксера подобрал дон Монтиссори, жизнь изменилась круто и в лучшую сторону.
Уже через месяц Леонардо Томмазо поменял твидовый костюм на смокинг. Он сопровождал Альберто Монтиссори практически повсюду, влившись в ряды его телохранителей. Обладая крепким ударом, он расчищал дорогу дону, любившему появляться не только в великосветских салонах, но и в низкопробных публичных домах, насквозь пропахших перегаром и наркотиками.
Именно тогда Леонардо Томмазо заделался киллером, дав согласие Монтиссори за двадцать тысяч долларов выбить мозги из башки прихлебателя дона Грациани, известного под кличкой Коротконогий. Беспощадный, нагонявший ужас своими жуткими расправами и погромами, Коротконогий был, в общем-то, шибздиком. Припадая на правую ногу, он напоминал лютого зверя, волокущего за собой покалеченную лапу. К Коротконогому Леонардо имел персональный счет – запугивая людей, этот Квазимодо сделал все, чтобы от него, от Леонардо, после его изгнания из дома Грациани шарахались, как от прокаженного. И когда он случайно сталкивался с уродом на улицах, у него просто руки чесались при виде мерзкой ухмылки. «Ты подохнешь на зловонной куче дерьма. Это будет хороший урок для всех, кто предал дона Грациани и кто посмел спорить с ним о сферах влияния в городе», – такой смысл вкладывал Коротконогий в свою мимику, растягивая рот от уха до уха.
Леонардо подкараулил ублюдка у выхода из ресторана, когда тот, опираясь на плечи двух шлюх, спускался по широкой лестнице. Хмельной от обильных возлияний, отяжелевший от жратвы, он отпускал сальные шуточки в адрес своих спутниц, предвкушая, похоже, сладкую ночь на десерт в их обществе.
Леонардо, укрывшись в тени густого платана, терпеливо ждал, когда Коротконогий повернется к нему затылком. Как только свет фонарей выхватил широкую проплешину под макушкой, бывший боксер хладнокровно нажал на спусковой крючок. Коротконогий дернулся и повалился ничком на тротуар.
На следующий день Монтиссори без слов выложил двадцать кусков, а еще через неделю снова предложил подобную работу.
Позже, когда убийство стало для Леонардо Томмазо таким же обычным делом, как некогда выступление на ринге, а гонорары за выполненную работу уже составляли шестизначные цифры, он признался себе, что тот выстрел в Коротконогого был для него самым трудным, и ему долго не давал покоя визг обезумевших от ужаса женщин.
Для всех остальных Леонардо Томмазо оставался личным телохранителем Монтиссори, и только немногие знали об истинном назначении бывшего боксера. Он всегда был там, где требовался «нокаутирующий удар», и постоянно держал в боевой готовности тяжелый «магнум» и снайперскую винтовку, как некогда боксерские перчатки.
С возрастом Леонардо стал осознавать, что быть киллером – не самый безопасный вид деятельности и менее рискованно было бы работать докером или хотя бы шарить по карманам где-нибудь на вокзалах или в аэропорту. Со временем он хотел бросить опасное ремесло и дожидался лишь случая, чтобы, получив гонорар за выгодный заказ, уехать куда-нибудь во Флориду, где можно, позабыв прошлую жизнь, открыть небольшой боксерский клуб или автосервис по ремонту легковых автомобилей.
К осуществлению своей мечты Леонардо Томмазо сумел приблизиться только теперь, когда дон Монтиссори впервые пригласил его в свой загородный дом.
Альберто Монтиссори не стал томить ожиданиями преданного человека. Он радушно улыбнулся и сразу перешел к делу.
– Дорогой Леонардо, у меня к тебе просьба, только не знаю, как ты к ней отнесешься.
– Я весь в вашей власти, дон Монтиссори.
– Ну-ну, мне этого совсем не нужно, – расхохотался дон. – Вполне достаточно и того, что ты аккуратно выполняешь некоторые мои поручения. Ты один из тех людей, на которых я всегда могу положиться.
Монтиссори слегка обнял Леонардо за плечи. Это получилось у него почти по-отечески.
– Я очень рад, дон Монтиссори, что вы так высоко оцениваете мой скромный вклад в дело семьи.
Альберто Монтиссори осторожно отстранил Леонардо, а потом сказал:
– Я бы хотел, чтобы ты выполнил одно непростое задание.
– Слушаю, дон Монтиссори.
– Но сначала я бы хотел спросить, доволен ли ты своей работой?
Леонардо знал, что Монтиссори никогда не спрашивает о чем-либо просто из обыкновенного любопытства, и если он интересуется здоровьем, так только для того, чтобы отнять его. Сейчас босс желал знать, как ему служится, и от ответа могла зависеть не только карьера, но, возможно, и сама жизнь.
Леонардо Томмазо мог бы ответить, что он далеко не мальчишка, чтобы вскакивать по первому звонку дона и мчаться в соседний штат для наказания оступившегося. А что до его гонораров за каждую акцию, то обыкновенные карманники в сравнении с ним порой выглядят настоящими богачами.
Однако он справился с нахлынувшим раздражением – выражение лица оставалось невозмутимым и бесстрастным.
– Дон Монтиссори, если бы не ваша забота, что бы было со мной? Вы мне дали работу, защиту, приблизили к себе. Я свой человек в клане. Всем, что имею сейчас, я обязан вам. – Голос у Леонардо прозвучал твердо, ни на секунду не позволяя усомниться в искренности произнесенных слов.
– Я всегда ценил тебя, Леонардо, – сказал Монтиссори и отхлебнул из бокала. – Побольше бы таких людей, как ты. – Выдержав паузу, он как бы невзначай спросил: – Дорогой Леонардо, а ты вспоминаешь Россию?
Леонардо Томмазо ожидал любого вопроса, но только не такого. Все, что было связано с Россией, вызывало у него чувство смятения. Дело в том, что Леонардо Томмазо, один из самых авторитетных бойцов всесильного клана Монтиссори, был русским.
Глава 40
О своем детстве Леонид Шестернев, он же Леонардо Томмазо, никому не рассказывал. И если говорят, что каждый мужчина хранит в душе образ матери, то он был бы рад навсегда забыть свою мать.
Жизнь полна случайностей. И все, что угодно, могло оказаться в его жизни случайным, кроме одного – в четырнадцать лет цепь случайных событий резко изменила его судьбу. У русского мальчика Лени Шестернева началась новая жизнь.
В начале семидесятых, на заре застоя, в Москве, как грибы после дождя, стали плодиться так называемые политические институты по изучению различных «измов»: коммунистического движения, буржуазных течений, по проблемам разрядки и мирного сосуществования, рабочего движения и загнивающего капитализма. На эти темы защищались многочисленные диссертации. Ученым можешь ты не быть, а кандидатом стать обязан! Этот лозунг многих «вдохновлял» на «научные» подвиги, хотя никаких особых усилий для защиты не требовалось, поскольку и в науке отношения строились тогда по принципу: «Ты – мне, я – тебе».
Спартак Иванович Шестернев, заместитель директора по научной части одного из таких институтов, имел государственную машину с персональным водителем, секретаршу Ариадну Ивановну – огненно-рыжую русалку с зелеными глазами, жену и море друзей. Дружили институтами, семьями или, как тогда говорили, домами – словом, по-всякому. Красиво жили, надо сказать. Застолья, банкеты, поездки за рубеж… Спартак Иванович, например, защитив по совокупности докторскую, прямо из ресторана «Прага» улетел со своей секретаршей в Нью-Йорк на какой-то симпозиум, а когда вернулся, домой не поехал – обосновался у Адочки в однокомнатной квартире в Черемушках. Стал ее первым мужем, а она его третьей женой.
