Светлана Успенская - Королеву играет свита
Катя испуганно отказывалась, размышляя, как бы ей половчей сбежать.
Потом капитан пообещал ей свою любовь, счастье и красивую натуральную шубу из мехового ателье. Катя думала, что это пьяный треп, и не верила. Однако обиженный ее сомнениями кавалер выудил из кармана пачку сотенных купюр, аккуратно перевязанную черной резинкой для волос, и тут же отсчитал две тысячи целковых прямо на колени девушке.
Чуть не плача от испуга. Катя отталкивала его руку и затравленно оглядывалась, ища помощи. Тогда капитан насильно сунул ей деньги в сумочку и силком потащил из ресторана. Катя упиралась, не шла, пыталась плакать, а официанты смотрели на нее насмешливо, свысока.
По дороге в гардероб капитан Витя поклялся своей офицерской честью, что в гостинице он ее и пальцем не тронет, и на коленях умолял не оставлять его одного. Отогнув полу шинели, он продемонстрировал девушке табельный пистолет и обещал непременно застрелиться, если она его покинет. Катя не видела способа отвязаться от назойливого ухажера и потому для вида согласилась на гостиницу.
Ей было прекрасно известно, что в такое позднее время швейцар ни за что не пустит посетительницу в номер, и надеялась, что этим все и закончится.
В гардеробе, галантно подав даме пальто, Витя натянул на себя длиннополую шинель с дырой в боку, обведенной черной каймой.
— А, это бандитский нож, — объяснил он, заметив Катин испуганный взгляд. — Женщину защищал от подонков.
В такси на заднем сиденье капитан Витя опять щупал ее стылые коленки своей татуированной пятерней.
Когда любезно скалившийся швейцар впустил их в гостиницу, даже не спрашивая, по какому такому поводу в столь позднее время здесь случилась барышня, только тогда Катя заволновалась по-настоящему. Дежурная по этажу тоже была на диво предупредительна и без звука выдала ключи от номера, лишь любопытно зыркнув в сторону Кати. Очевидно, она была хорошо осведомлена о нравах щедрого постояльца…
Капитан обитал в номере для иностранцев, окруженный невиданной роскошью, — там были цветной телевизор и мягкая мебель.
Запершись в ванной. Катя долго мыла руки, с тоской размышляя, как бы половчей сбежать, а за дверью в сексуальном нетерпении уже бился пылкий капитан.
Мысль о двух тысячах в сумочке не давала ей покоя. Это были гигантские деньги! За красивые глаза такие суммы никому не дают. За что он дал ей их? За одну ночь? Это слишком много, тем более что она и не собирается проводить с ним эту ночь. Капитан казался ей ужасно противным — наглым, приставучим, грубым. А вдруг он скоро одумается и отнимет у нее деньги?
— Иду, иду! — крикнула девушка нетерпеливому ухажеру и неохотно открыла дверь.
При виде ее капитан мгновенно забыл про офицерскую честь и про клятвы не трогать девушку без ее согласия и немедленно полез в блузку. Катя слабо отталкивала его руки, не зная, что предпринять. Швырнуть в лицо деньги и сбежать? Или стукнуть по голове бутылкой от шампанского?
— Ну что ты, а? — хмелея от девичьей сладкой близости, бормотал Витя. — Я же завтра в Афган лечу… Ну давай, ну?
Стук в дверь занятая диванной борьбой парочка поначалу не расслышала.
— Кто там? — досадливо крикнул капитан, убирая свои клешни, а Катя, слизывая с губ нечаянные слезы, тем временем пыталась застегнуть кофточку. У нее ничего не получалось — пуговицы были с мясом вырваны страстным поклонником.
— Шампанское из ресторана, как заказывали, — проговорил приветливый голос, а потом добавил уже менее приветливо:
— Открывайте!
Но капитан Витя отчего-то открывать не стал, а, наоборот, стал шарить руками по дивану в поисках кобуры.
Выбитая дверь с сухим треском рухнула на пол, и в номер ввалились люди с оружием наготове. Катя завизжала, закрыв глаза от ужаса. Через пять секунд, когда пыль рассеялась и грохот стих, капитан Витя оказался лежащим лицом вниз на полу с заломленными за спину руками.
В номер, аккуратно перешагнув через выбитую дверь, вошел невысокий человек в штатском. Он опустился на корточки возле капитана, приподнял его голову за волосы и широко осклабился.
— А, Корень! — довольно усмехнулся он. — Привет" Корень. Что ж на этот раз ты так далеко забрался, а?
Капитан молча выплюнул на пол обломок переднего зуба. А потом, кряхтя, пробормотал:
— Скажи своим, чтобы руки мне развязали, начальник.
— Ты ж начнешь ими махать, доказывать…
— Не начну. Сукой буду! Век воли не видать. Вскоре Корня подняли и повели куда-то, предварительно обыскав, а Катя все еще сидела на диване, испуганно стягивая на груди разорванную блузку.
— А вы что здесь делаете, девушка? — осведомился невысокий в штатском, как будто ему было непонятно, что здесь делает девушка в полуобнаженном виде.
Катя умела разговаривать с мужчинами… Она знала, какие приемчики на них действуют безотказно. Расширенные глаза испуганно захлопали, пухлые накусанные губки жалобно задрожали.
— Он… Он затащил меня сюда, я не хотела… Говорил, что он капитан Советской армии, едет в Афганистан. Обещал жениться, а потом начал приставать…
— А вы кто такая?
— Я? Я студентка института культуры, первый курс… Я не знала ничего!
— Вроде на шалаву не похожа, интеллигентная, — обратился к милиционеру в форме невысокий. — Что, отпустим ее?
— А зачем она нам?
На всякий случай милиционеры изучили ее студенческий билет, записали координаты общежития и посоветовали больше не знакомиться с мужчинами в такси и тем более не навещать их в гостинице. Капитан Советской армии Витя оказался рецидивистом со стажем, недавно бежавшим из мест заключения. По дороге с Колымы он выпустил кишки одному подпольному скупщику золота, который принимал у старателей нелегальный товар. У скупщика он взял сорок тысяч, а потом пырнул ножом настоящего капитана Советской армии и снял с убитого форму.
Катя вспомнила прорезь на шинели, которую демонстрировал Витя, и обмерла. Только теперь она поняла, как ей повезло. Ее приключение могло кончиться куда более печально.
Ее даже любезно подбросили до общежития на канареечного цвета «уазике» с ультрамариновыми полосами.
Только очутившись в своей комнате в безопасности, Катя вспомнила про две тысячи в сумочке. Это был подарок судьбы, неожиданно свалившийся с неба, награда за мучения сегодняшнего вечера. Одно смущало девушку: это были деньги, обагренные кровью подпольного скупщика золота. Правда, деньги, как утверждал еще император Веспасиан, не пахнут. Кому ж тогда верить, как не императору?
Следующим утром девушка отправилась на почту и с широкого плеча отправила родителям четыреста рублей. Потом приобрела себе у знакомой фарцовщицы красивую юбку с разрезом, лак для ногтей и импортные колготки.
У нее еще оставалось тысяча пятьсот сорок рублей. Это была гигантская сумма, но девушка знала, как ей распорядиться.
Творческий вечер актрисы Тарабриной во Владивостоке близился к завершению. Тесный клуб судостроительного завода был набит до отказа, люди стояли даже в проходах, жадно впитывая каждое слово, исходящее от женщины на сцене. А она, откинув за спину тяжелые льющиеся косы, рассказывала затаившим дыхание работягам о своем великом, безвременно погибшем супруге.
В конце вечера, прижимая к груди пышный букет цветов, за кулисы пыталась прорваться черноволосая, живоглазая, хорошо одетая девушка с уверенными манерами. Администратор вечера, маленький лысый еврей с одесским выговором, не пускал ее. Девушка настаивала.
— Я дочь Тарабриной! — От злости она чуть не топнула ногой. — Мне нужно срочно ее видеть!
Администратор усмехнулся. Он наизусть знал уловки, к которым прибегают экзальтированные поклонницы, чтобы проникнуть к своему кумиру.
— Ну и как вас зовут?
— Катя… Екатерина Сорокина…
Администратор сморщил кожу на выпуклом желтоватом лбу, что-то припоминая, с любопытством оглядел настырную девицу:
— А, ну да… Сейчас, одну минуту!
Мать появилась из-за кулис усталая и вместе с тем несколько испуганная, настороженная. Она натянуто улыбалась и даже с мнимой радостью попыталась обнять дочь. Однако волна отчуждения, исходящая от нее, показалась Кате почти вещественной.
— Что ты здесь делаешь? — спросила мать, с привычной небрежностью принимая букет цветов, на который Катя истратила свои последние сбережения.
— Отдыхаю с друзьями. Вот, была на Камчатке, слетала на Курилы. Теперь тут, во Владике, торчу, рейс на Новосибирск откладывается, нелетная погода.
Знаешь, я ведь учусь там в институте культуры на режиссерском.
— А, — понимающе кивнула мать и замолчала.
Больше им не о чем было говорить. Катя засуетилась, доставая из кармана заранее отложенную купюру:
— Я тут брала у тебя деньги два года назад… Теперь, думаю, надо отдать, раз такой случай представился.
— Ах да. — Мать не глядя сунула сотенную купюру в карман и отвела взгляд. — Ну, привет передай отцу… Я пойду, меня автобус ждет в гостиницу.
