Светлана Успенская - Королеву играет свита
— Значит, это ты… Ты!
— Я, я… Кто ж знал, что он после моего ухода скопытится? Я хотел только, чтобы он отключился на время, чтобы дневник его из портфеля забрать. Он же со своим портфелем не расставался ни на минуту. Никакого дневника там не оказалось…
Потрясенная Нина Николаевна сидела не в силах пошевелиться. Наконец ее рука медленно поползла к телефонной трубке.
— А, вы в милицию звонить… — усмехнулся Макс. — Ну, звоните, звоните;.. Интересно, что они там скажут. Посмеются! За давностью лет ничего не докажете. Уже небось и косточки Тарабрина давно сгнили.
Старческая рука бессильно замерла на полдороге.
— Ладно, — произнес, вставая, Макс. — Что было, то быльем поросло. Ну так что, чай будем пить, Ниночка свет Николаевна? Я ведь тортик купил ваш любимый, безе с орешками!
Неизвестно откуда взялись силы. Нина Николаевна встала, точно ее поднял неведомый вихрь, и протянула руку к двери:
— Во-он! Во-он отсюда!
— А, значит, не будем чай пить, — усмехнулся Макс. — Брезгуем с убийцей мужа. Ну ладно, тогда я пойду… А ведь дневника-то, оказывается, и вправду нет, вы тогда правильно говорили. А я не поверил. И зря. — Он поднялся с дивана. — А тортик я вам оставляю, попьете на досуге чаек. В одиночестве! — Он вышел, нарочито громко хлопнув дверью.
Нина Николаевна бессильно опустилась на колени, дрожащей рукой стала собирать с пола рассыпанные листы. Слезы капали на пожелтевшие страницы и расплывались на них прозрачными пятнами.
Господи! Как она посмотрит в глаза дочерям? Не сберегла наследие отца, допустила до него проходимца. А тот разграбил рукописи… Продал их за полушку… Всю жизнь их продал, дружбу продал — тридцать лет!
Нина Николаевна почувствовала, как тисками сжало .сердце. Она шумно вдохнула ртом воздух, не в силах пошевелиться. Спазматическая боль не отпускала, разрастаясь по всему телу.
.Даже лекарство в бокал накапать некому…
Она подняла трубку телефона, набрала номер Кутьковой.
— Лена? Ты? — капризно произнесла она в трубку внезапно севшим голосом.
Трубка сначала настороженно замолчала, а затем произнесла:
— Нина Николаевна, вы, наверное, не знаете… Тетя Лена умерла. Вчера в больнице.
— Как умерла?
— У нее же был рак. Она скрывала это до последнего. Я ее племянник.
Неужели вы не знали?
Нина Николаевна уронила трубку.
Все предали ее, все! Даже Кутькова предала ее, покинула ее в самый ответственный момент. Людям нельзя верить, они только стараются за свои интересы, на других им просто наплевать… Хорошо, что у нее есть дети. Ее милые девочки прибегут на помощь по первому зову.
— Даша? — спросила она в трубку. Спазм не отпускал ее, заставляя сердце бешено трепыхаться в груди.
Гудки. Она запоздало вспомнила, что Даша сейчас отдыхает в Италии. У Иры телефона нет, она всегда ненавидела телефоны.
— Помогите! — слабо прошептала Нина Николаевна, теряя последние силы.
Сердце внезапно разрослось в груди, стало огромным, заполонив собой всю грудную клетку, мешая дышать.
Ее слабый голос затих, даже не достигнув дальних уголков квартиры.
Все предатели! Все! Все! Все…
«Скорую», врачей?..
Зачем ей теперь врачи, зачем? Ей лучше умереть…
И тут, точно услышав ее мольбу о помощи, зазвонил, истерически подрагивая, телефон.
Протянув руку, Нина Николаевна из последних сил просипела в трубку одно последнее умоляющее слово:
— Приезжай!
Распаренная Катя вылетела из метро: платок сбился на сторону, старая, видавшая виды куртка расстегнута. Не обращая внимания на взгляды прохожих, она бежала, опасно скользя по раскатанному льду.
Она спешила к дому, где никогда до этого не бывала. Она бежала к дому, куда стремилась всю жизнь. И теперь для нее было главное — успеть. Она и так потеряла много времени. Ужасно много времени. Целую жизнь, всю жизнь без нее…
Может быть, она успеет.
