Татьяна Гармаш-Роффе - И нет мне прощения
– Сделай так, чтобы мама и папа возвратились!
Опа-на! Кис явно преувеличил свои способности. Общение с его собственными детьми – благополучными, любимыми мамой и папой, – не могло интерполироваться на общение с ребенком неблагополучным. Он сам себе поставил «незачет».
– Оленька, я… Я постараюсь.
Алексею было отвратительно собственное вранье. Ни папу, ни маму он Оленьке не в силах вернуть. Папа ее ушел безвозвратно в мир иной, а мама… Тоже в «иной мир», но оттуда еще возможно вернуться, если мать девочки сама этого захочет. И никакие волшебники здесь не помогут – только ее совесть. Или разочарование в «ином мире»…
Девочка подумала.
– Значит, не сейчас?
– Нет… – удрученно ответил Алексей.
– Но ты же волшебник! Вырви из бороды волосок!
– У меня нет бороды…
– Правда нет, – расстроилась Оленька. – А как же ты тогда мое желание выполнишь?
Алексей проклинал себя за самоуверенность, за неправильное начало разговора.
Лидия Самойловна, глядя на потуги детектива, покачала головой, привлекла к себе внучку и, одновременно твердо и ласково, велела девочке рассказать о похищении.
Поначалу Алексей натыкался на скупые ответы: «дядя с черным лицом», «машина». Нигде Оля не была – или не помнит; ни с кем не говорила – или не помнит.
– Дядя высокий? Толстый?
Оля не знает.
– За окошком машины что было?
Оля не помнит.
– Что ты ночью делала? Спала?
Оля не знает.
– Дядя был в машине один?
На этот раз девочка кивнула утвердительно.
– Другого человека ты не видела?
Оля помотала головой.
– Он давал тебе попить? Поесть?
Синие глазенки вдруг распахнулись.
– Конфетки! «Коровку»! И водичку газированную.
– Только конфеты? А ты не попросила у дяди еды? Что ты любишь? Сосиски?
– Я не люблю сосиски. Я ему сказала, чтобы еще «коровку» мне дал. Он потом целый пакет мне принес.
– И все это было в машине?
Алексей терпеливо, по-разному формулируя вопросы, пробуждал память девочки. Судя по всему, эти сутки она провела в автомобиле и большую часть времени спала. Видимо, Лидия Самойловна права и ей действительно примешивали снотворное – к сладкой газировке, скорее всего.
Слово за слово Оля продолжала припоминать незначительные детали. Пока, наконец, не выплыло важное: «дядя» разговаривал по телефону, и не раз. Но она не могла ничего сообщить ни о содержании этих разговоров, ни об именах его собеседников.
– А мне он тоже дал по телефону поговорить… – вдруг задумчиво произнесла Оля. – Я ему сказала, что очень его люблю и чтобы он поскорее домой приходил!
– Кто? – одновременно воскликнули детектив и бабушка.
Синие глаза посмотрели на них удивленно.
– Папочка.
…Что и требовалось доказать, устало подумал Кис.
Он задал еще несколько вопросов Оленьке – хотел убедиться, что девочка не ошиблась.
Убедился. Выключил диктофон. Договорился с Лидией Самойловной о том, что она приедет с Олей на Петровку, чтобы составить протокол завтра, нынешний день уже подходил к концу.
Он так и не отважился сообщить страшную новость этим двум осиротевшим женщинам, маленькой и большой. «Пусть Серега им скажет сам завтра», – малодушно решил он переложить груз на плечи дружбана и распрощался.
День заканчивался, Алексей устал – укороченный сон после ночи, проведенной в поисках Манон, хорошей физической форме мало способствовал.
Манон. Надо узнать, как там у них с Петром дела. Наверное, все в порядке, – иначе бы Ломов уже позвонил, как было условлено. И все же лучше подстраховаться… Он набрал номер Пети.
Манон спала долго. Изредка что-то неразборчивое бормотала во сне, несколько раз, почти не открывая глаз, тянулась к стакану с водой, – Петр каждый раз освежал его, – жадно пила и снова засыпала.
Он еще с утра позвонил знакомому и очень именитому врачу, кратко пояснил ситуацию и попросил совета. Совет прозвучал категорично: в больницу, под капельницу!
– Мы не хотим в больницу, – возразил Ломов. – Давай что-нибудь попроще.
Поворчав, врач ответил:
– Тогда побольше пить и писать.
Петр сидел в ее спальне, работая через мобильный Интернет и посматривая на спящую Манон. Время от времени выходил в соседнюю комнату, чтобы поговорить по делу: работа его была связана с аукционами, то есть требовала принимать решения безотлагательно. Пару раз он делал себе бутерброды, быстро съедал их, запив водой, и снова возвращался к постели Манон: ему казалось, что если он не будет рядом, то с ней непременно снова что-то случится.
Наконец девушка открыла глаза. Ее лицо было отекшим, но все же не выглядело больным.
– Наконец-то! – обрадовался Петр.
– Ой, Петюня! Ты здесь?
– Нет. Я телепортировал сюда свое астральное тело.
– Что?.. А-а-а, – засмеялась Манон, – и что твое астральное тело тут делает?
– Шпионит за тобой.
Манон села на кровати, свесила босые ноги на пол.
– И что же входит в сферу интересов моего шпиона?
– Твой процесс мочеиспускания.
– Моче…испускания?!
– Ты должна пойти пописать.
– Должна?
– Так сказал врач. А ты все пьешь, пьешь, а отливать… Ну, в смысле в туалет не ходишь. Только если ты в кровать не наделала, конечно!
Манон треснула его подушкой и тут же схватилась за живот руками.
– Ой! Мне и вправду надо!
Она почти сползла с постели и, согнувшись, засеменила к туалету.
Петр проводил ее удовлетворенным взглядом: предписания доктора выполнялись.
Он услышал, как Манон после туалета отправилась в душ, открыла воду.
– А что это за майка на мне такая? – вдруг возникла она на пороге комнаты.
– В каком смысле «такая»?
– Ну, вот эта, – она указала пальцем себе в грудь, прикрытую тканью в крупный зеленый горошек.
– Я нашел в твоем шкафу, – пожал плечами Петр. – Ты ее не узнаешь? Может, ее оставил тут твой прежний любовник?
– Ты полагаешь, что у меня в любовниках мог оказаться мужчина, носящий майку в горошек?!
– В таком случае, я не понял, в чем заключается вопрос.
– Откуда на мне взялась эта майка!
– Твое вечернее платье не совсем подходило для сна. К тому же оно изрядно испачкалось…
…«И пропиталось чужими похотливыми взглядами, прикосновениями», – мрачно подумал Петр. Конечно, он ничего толком не знал, но понятно, что такая фигурка, как у Манюшки, да в таком платье, да ночью на бульваре, да при том, что девушка не в себе была… Что угодно могло случиться! Будь его воля, он бы сжег это платье, как лягушачью шкурку в сказке, словно оно стало заклятым.
Манон ушла в душ, ничего не ответив. И думала, стоя под нежно-теплыми струями воды, о том, что Петя переодел ее сам… От этих мыслей струи неожиданно показались слишком горячими.
Когда она вышла, завернувшись в халат, ее ноздри мгновенно учуяли запах свежего апельсинового сока и поджаренного хлеба. Она направилась на кухню. Петр в этот момент чистил соковыжималку. На столе стояло два полных стакана свежевыжатого сока и на тарелке лежала стопка тостиков.
– Ешь давай.
Она уселась на диванчик и жадно схватила стакан.
– А ты?
– Я уже поел, пока ты дрыхла.
– Дай мне масло, пожалуйста.
– Дохтур не велел. Ничего жирного, никакой тяжелой пищи. На сегодня тебе предписана диета.
– Ну и ладно, я не очень-то голодна… Петь, я смутно помню, что вчера… Я почему-то гуляла ночью… А потом проснулась дома у милейшего старичка… А после мы с тобой цело… Хм, мы с тобой целовались? Или мне это пригрезилось?
– Пригрезилось, – хмуро ответил Ломов.
– Да? – Манон задумчиво хрустнула тостиком, запила его соком. – Врешь, да? А ну-ка, поди сюда.
Петр подошел.
– Поцелуй меня.
– Да я завсегда рад, душенька, ты же меня знаешь… – начал было он в надежде, что фраза прозвучит игриво, но Манон не дала ему договорить: она встала и приблизила свои губы к его.
Тот сантиметр, который разделял их, показался длиной в километр – так долго сближались их губы. Но, сблизившись, никак не могли разлучиться.
Манон оторвалась первая.
– Точно, целовались! – проговорила она с деланой легкостью и уселась снова за стол. – Я узнала тебя на вкус!
Она потянулась за очередным тостиком. Однако Петр решительно выдернул хлеб из ее пальцев, притянул Манон к себе, и его губы снова накрыли ее рот.
– Я сейчас опять потеряю сознание, – пробормотала она в момент короткой передышки между поцелуями.
– Не советую. Я этим воспользуюсь, как книжный злодей!
– Да ну тебя, Петька! – Она со смехом оттолкнула его от себя. – Эти твои шуточки… Хватит!
– Это не шуточки.
Манон некоторое время смотрела на него, и смешливое выражение постепенно покинуло ее лицо, сменившись серьезным удивлением.
– Что-то случилось, Петь? Что-то изменилось? Мы ведь с тобой никогда не…
– Раньше «не». А теперь – да. Нужно, чтобы ты вышла за меня замуж, Манюнь.
