Через лабиринт. Два дня в Дагезане - Шестаков Павел Александрович
— Разоблачил ты меня, однако.
— Игорь Николаевич, а вы специально приехали? Вы знали, что убийство готовится?
— Нет, сынок. Я отдыхать приехал.
— А можно я вам помогать буду? Я никому не скажу, кто вы, честное пионерское!
Он не успел ответить, когда, почти слившись, раздались три звука. Потом уже Мазин восстановил их последовательность. Вначале же он услыхал только звон разбитого стекла в окне. Но на секунду ему предшествовал выстрел, и тут же что-то глухо шлепнулось о стол.
Мазин инстинктивно, еще не осознав саднящую боль под мышкой, пригнул Колю к полу. Другая рука его потянулась за ружьем. Потом он выглянул в окно. Сквозь разбитое стекло тянуло свежим, сырым воздухом. Вокруг было спокойно и тихо. Стреляли из ближних кустов, только оттуда можно было рассмотреть в тумане силуэт в окне. Там скрывался стрелявший. Что он намерен делать? Придет в хижину? Поспешит в лес? Или будет ждать, пока кто-нибудь выйдет на поляну?
Спугнутая выстрелом, снова закричала в чаще какая-то незнакомая птица. Мазин стянул плащ. В рукаве было отверстие. Но болело не сильно. Видимо, заряд задел только кожу. Рубашка впитала кровь и неприятно липла к телу.
— Ранили вас, да? — спросил Коля шепотом.
— Немножко.
Игорь Николаевич продолжал наблюдать за лесом. Похоже, стрелок решил выждать или скрылся. Мазин приподнял и опустил раненую руку. Царапина, к счастью, не особенно досаждала.
— Коля, сядь к стенке ниже окна и жди меня.
Он осторожно отворил дверь. Осмотрелся, перебежал и укрылся за ближайшим деревом. Редкий лес просматривался на значительное расстояние, но стрелять было трудно, деревья перекрывали прямые линии. От дерева к дереву он продвигался по направлению к кустам, осматриваясь при каждой остановке. Вот и заросли орешника. На ветках галдели птицы. Мазин сделал последний бросок, готовый немедленно ответить выстрелом на выстрел, и очутился на каменистой площадке среди кустов. Площадка была пуста.
Мазин нагнулся и подобрал желтоватую теплую гильзу. Из отверстия тянуло порохом. Это была небольшая гильза с характерным желобком от немецкого боевого карабина военных лет. Видимо, стрелявший спешил, раз не нашел ее на земле. Куда же он мог уйти? Каменистая площадка была частью тропы, ведущей в горы. Преследовать стрелка дальше было бессмысленно. Он мог укрыться за любым камнем и встретить выстрелом в упор. Мазин вышел из кустарника и направился к домику, не выпуская ружья из рук. Коли в комнате не было.
— Николай! — позвал Мазин.
— Здесь я, Игорь Николаевич, — появился паренек.
— Зачем выходил?
Дожидаясь ответа, Мазин достал перочинный нож и ковырнул доску стола.
Коля молчал, не спуская глаз с лезвия.
— В нашем деле, Николай, главное — дисциплина. Ты нарушил приказ, и я больше не могу тебе доверять. Отправляйся домой!
Это прозвучало жестко, но не мог же он сказать: пуля, которую я извлекаю, могла попасть в тебя! Мазин ожидал возражений, заверений, что мальчуган не станет больше своевольничать, однако Коля глянул на пулю, насупился и молча пошел из комнаты.
«Пусть лучше обижается. Рисковать им я не имею нрава».
В рукаве стало липко. Кровь, сочившаяся из ранки, добралась до локтя. Игорь Николаевич скинул пиджак и рубашку и подошел к ведру с водой, что стояло на табурете за дверью. Он опустил туда кружку, когда за стеной послышались шаги.
«Вернулся!»
Мазин схватил ружье и стал в простенке. Человек за дверью остановился, не решаясь войти. Последовала длительная пауза. Было очень тихо. Только птицы в зарослях никак не могли угомониться. Потом дверь скрипнула. Человек на пороге, одетый в дождевик с поднятым капюшоном, осмотрел помещение, никого не увидел и сделал шаг вперед. В тот же миг ствол ружья уткнулся ему в бок.
— Игорь?! — только и смог произнести Сосновский, увидев окровавленного Мазина с двустволкой в руках. — Что с тобой?
Мазин взял со стола и молча протянул ему пулю.
— Не могу представить, что тебя могли убить. — Сосновский смотрел на разбитое стекло.
— Было бы забавно. «Подстрелен аки заяц на третий день отпуска, избежавши в свое время многий опасности». Хороша эпитафия?
Игорь Николаевич промыл рану левой рукой.
— Ты еще шутишь! Как ты попал сюда?
— В поисках Валерия. Он был здесь. Мне не понравилось его настроение. Крутится у него в голове нечто тревожное и небезопасное. Но к откровенности не склонен. Однако что за идиот вздумал сводить счеты со мной?
— Кто-то разгадал нашу хитрость, сообразил, что ты опасен.
— Возможно… Хотя никому я пока не опасен. Повидав всех этих людей, я заключил: среди них нет убийцы. И ошибся. Он есть. Значит, все мои предпосылки, или большая часть их, оказались ложными. Придется засучить рукава. Видишь, какой энтузиазм?
— Что значит личная заинтересованность! — съехидничал Борис.
— Да, кровь взывает к мести. Стяни-ка мне руку носовым платком. Между прочим, что скажешь о пуле? Говорят, у Филипенко есть винтовка.
— Матвей ушел в район.
— Проверить, где он находится сейчас, невозможно.
— Если Филипенко придет в милицию в середине дня — значит, он в дороге. Придется уточнить время его появления в райцентре.
Но уточнять не пришлось. Егерь собственной персоной шел по тропинке вдоль озера.
— Легок на помин. Послушаем, что скажет.
— Что тут стряслось у вас? — спросил Матвей сразу.
— Стряслось кое-что. А ты почему здесь?
— Пихту подмыло Вода идет невиданно. В брод пойдешь-снесет как щепку. Вернулся я, значит, а Николай так и так говорит. Выходит, стреляли в вас, Игорь Николаевич?
— Было дело. Но не повезло стрелку. Пулю мне на память оставил и скрылся. Говорил тебе Николай про нулю?
— Сказал.
Мазин перешел на «ты».
— Хочешь взглянуть?
— Позвольте, если можно.
Он положил пулю в большую, корявую ладонь Матвея. Ему показалось, что пальцы егеря дрогнули. Пуля исчезла в ладони, Филипенко сжал кулак. Потом посмотрел, но бегло и опустил руку.
— Знакомая? — спросил Игорь Николаевич с умеренным любопытством.
— Да нет… Так с одного раза не поймешь. Поглядеть бы, сравнить… Можно?
— Хочешь оставить пулю у себя? Пожалуйста. Не возражаешь, Борис Михайлович? — Он встретился взглядом с Сосновским.
Филипенко быстрее, чем следовало, сунул руку в карман, однако Борис категорически повел головой.
— Ни в коем случае! Пуля — важнейшее вещественное доказательство. Давай-ка ее сюда, Матвей!
— Дело ваше. Я как лучше хотел, посодействовать.
Егерь протянул пулю Сосновскому. Тот положил ее в спичечную коробку. Мазин смотрел по-прежнему спокойно и доброжелательно.
— Пуля потребуется милиции.
— Дело ваше, — повторил Матвей. — Завтра с утра попытаю еще переправиться. А сегодня без толку. Сильно бежит, зараза. Про стрельбу, как я понимаю, лучше помалкивать?
— Лучше.
Он потоптался, оставляя па полу следы грязных кирзовых сапог.
— Покудова, значит.
Мазин повернулся к Борису. Сосновский смотрел оживленно.
— Не перегнул, Игорь? Ты явно дал понять, что подозреваешь его.
— Все на месте. Судя по реакции, Матвей Филипенко — человек эмоциональный, горячий, как говорится, жестокий иногда, по вспышке, но не хитрец. Не его это стихия.
— Еще бы! Хорошо, что пуля осталась у нас.
— «У нас»? Ошибаешься. Пуля, что лежит в твоей коробочке, даже не похожа на ту, что продырявила мой плащ. Новый плащ, между прочим. Уверен, это не немецкая пуля.
Сосновский открыл коробок.
— Ты прав. Пуля от старой трехлинейки. А твоя?..
— На дне пруда скорее всего. Матвей не так глуп и не настолько сентиментален, чтобы хранить ее как сувенир.
— И ты позволил ему спокойненько провести эту операцию?
— Спокойненько? Ну нет. Нервничал он наглядно. Сам видел. Вывод? Стреляли из Матвеева карабина. Помимо того, что пуля немецкая, на ней была личная метка. Наверно, такие значки нарезаны на всех его пулях. Охотничье тщеславие. Пулю узнал Николай и поспешил к отцу. Но ни он, ни Матвей не знают, что мне известно о карабине. Правда, парень догадался, что я не доктор.
