Татьяна Полякова - Чумовая дамочка
Мы стояли посередине улицы, увертываясь от прохожих, а в моем мозгу вдруг что-то щелкнуло, точно выключатель.
— Пойдем в кафе, — кивнула я. — Новости расскажешь.
Кафе было в трех шагах от нас, пластмассовые столы стояли на улице, огороженные невысоким заборчиком. Мы прошли и сели за ближайший к нам.
— Давай по сто пятьдесят, — предложила Людка, — Сашку помянем.
Подозвали официантку, сделали заказ, за это время я успела окончательно прийти в себя.
— Так что там приключилось с твоим Сашкой? Людка вздохнула, заглядывая в пустую рюмку.
— Ты же помнишь, он к своим собрался. Мы еще поскандалили.. Думала, сбежал. Был и нету. Я, грешным делом, его матом поливала, от всей души, как говорится… Злилась очень. А его пять дней назад нашли. С башкой простреленной Сидел в своей тачке… на жаре-то протухнуть успел, а я его матерно… — Людка вытерла слезы и вожделенно посмотрела на официантку, решив заказать еще по сто пятьдесят.
— Так где его нашли?
— В лесу, возле старого аэродрома. Детишки на машину наткнулись. Случайно. Окно открытое, он сам за рулем, а в голове дырка.
— Кто ж его?
— Поди разберись в их делах. Ведь говорила: Сашка, завяжи, все равно одна дорожка, либо в тюрьму, либо в могилу. Так ведь разве послушает? Да и как его от дружков отвадишь, если они в ресторане каждый день пасутся. Он парень неплохой и меня любил, да не судьба, как говорится. На юг меня свозить обещал, расписаться хотели. Вот тебе и юг…
Мы выпили, я смотрела на Людку и слушала не прерывая.
— Значит, за что убили, так и не выяснилось?
— А кто выяснять будет? Менты? Больно им надо. Для них он кто? Бандит. И если кокнули, значит, свои. Чего-нибудь не поделили. Сашка, он простой и людям верил, хоть и было у него три ходки. Но, как говорится, не дал бог ума, что ж теперь. А душа-то все равно болит. Глядишь, остепенился бы, и зажили как люди. Он неплохой был, правда. Ну, кулаками махать любил, так то по пьянке, а так дурного слова не сказал. И на деньги не жадный. Перед тем, как ему уехать, мы поскандалили здорово, ты ведь слышала… Я его послала, а он мне — красотулечка, золотце, заживем как в сказке, потерпи малость… и все подмигивал. Денег дал, я сперва думала, что он в пятницу из города подался, как хотел вначале, а он в воскресенье ко мне заскочил ночью, то есть к утру ближе. Сказал, у дружка был. Только не велел никому рассказывать, что здесь еще. Мол, будет спрашивать кто, укатил в пятницу. Обещал, что к осени вернется и поженимся, дал тысячу баксов. Почти все ушли на похороны. В ресторане поминали. Вроде все по-людски. Жалко, тебя не было.
— А откуда у него деньги?
— Сказал, в карты выиграл. Может, врал, может, сотворили чего, и менты правы — дружки и кокнули. У них не заржавеет.
— А кто у твоего Сашки в дружках ходил?
— Так весь наш контингент. В кого хочешь в кабаке пальцем ткни, тот и дружок. Ванька. Зойки твоей мужик, к примеру. — Тут Людка запнулась и спросила испуганно? — Его ведь тоже того… ты знаешь?
— Знаю.
— Горло перерезали. Страсть. Что творится… Уйду я, наверное, из ресторана. Мамка правду говорит, не доведет такая работа до добра. И денег никаких не надо. Вот мой Сашка, сулил мне златые горы, домик, говорит, у меня на родине купим, чтоб сирень под окном, чтоб соловей пел… Вот ему теперь соловей на кладбище и поет. — Людка заревела, размазывая ладонью слезы по лицу, — А ты когда на работу думаешь? — спросила она, немного успокоившись.
— Уезжаю в Сибирь. Родственники у меня там. Может, устроюсь.
— Правильно. Подальше отсюда. А про тебя спрашивали, менты приходили, я еще с ними ругалась, оставьте, говорю, человека в покое. Ну и из наших многие интересовались. Девки болтали, мол, ты из-за Зойки сбежала. У той, мол, крыша поехала, а Лийка в бега припустилась, чтоб ее ни за что ни про что опять не упекли, а Юрка Ворона сказал, ты с этим мужиком, ну… у того, что шрам на лице?
— Ты мне вот что скажи, — перебила я ее. — В ресторане не первый год работаешь и всех знаешь. Что у Зинки за хахаль?
— У буфетчицы? Так у нее их с десяток. Она баба железная, у нее не забалуешь, кулаком не махнешь, мигом за дверь выставит. Это я… — Людка шмыгнула носом. — Мы с ней не больно ладили, я у нее Сашку отбила, знала бы… ой, ладно, о покойниках плохо не говорят. Зинка быстро утешилась. Хурму пригрела. Ты его помнить должна, он с Ванькой хороводился, морда круглая такая, все время красная, точно его кипятком ошпарили. Они сидели вместе.
— Кто?
Ванька. Хурма и Сашка мой. Сашка первый освободился, у него здесь родственники, тетка с сестрой, а сам он с Украины. За ним — Ванька, а уж к ним уже и Хурма нарисовался.
— Как его по-человечески зовут?
— Вроде Витькой. Да черт его знает. Хурма и Хурма.
— И где он сейчас?
— Откуда ж мне знать? Давно что-то не видно. Он в ресторан ходить перестал еще до того скандала. Помнишь, когда нам всем Еремей допрос учинил?
— Помню.
— Зинка говорила, к родным подался, он тоже с Украины.
— А сама-то Зинка как? Работает?
— Не-а. С ногой чего-то. У матери живет. Звонила на днях. Максим орал — уволю, ну и она в сердцах — увольняй, что ж мне, говорит, на одной ноге по твоему кабаку прыгать?
— Где ее мать живет?
— Зинкина? В районе… Городишко какой-то паршивенький, не помню. А чего тебе?
— Так, интересно.
— Мать ей несколько раз звонила в ресторан, знаю, что город в нашей области, а какой точно, не припомню.
— Значит, говоришь. Сашка твой с Ванькой да Зинкиным Витькой дружбу водил. А за что сидел твой Сашка?
— А то не знаешь?
— Откуда мне знать?
— Руки у него золотые, были. Специалист… по сейфам.
— Здорово. И он с одним дружком теперь на кладбище, а другой в бегах. И Зинка на работу не торопится…
— Так ведь нога у нее…
— Нога — это серьезно. — Я подозвала официантку и расплатилась.
— Уходишь? — загрустила Людка. — А то посидим еще, у меня выходной.
— Извини, важная встреча.
— А-а… ну ладно… Заходи. Хоть в ресторан, хоть ко мне в гости.
— Спасибо. Обязательно.
Я зашагала по улице, торопясь покинуть это место. После разговора с Людкой кое-какие намеки дяди Миши стали мне понятны. Я была полной идиоткой, искала какой-то заговор, а все так просто, если, конечно, вспыхнувшая во мне догадка верна. Следовало ее проверить. Я остановила такси и поехала на квартиру к Зинке, улица и номер дома были мне известны, она называла адрес таксисту, и я его запомнила. Найти квартиру труда не составит.
Я вошла в подъезд и позвонила в квартиру под номером один. Открыл мне старичок лет семидесяти, бодренький и приветливо улыбающийся, а я спросила его исключительно вежливо:
— Не подскажете, в какой квартире Лапина живет. Зинаида.
— Не слышал про такую. У нас в подъезде точно нет. Если только в соседнем. Там в двух квартирах новые жильцы.
В другом подъезде мне повезло больше. Молодая женщина на мой вопрос кивнула головой на второй этаж и поинтересовалась:
— Это та, что в ресторане работает?
— Да.
— Над нами. Только она уехала. Ногу сломала и к матери уехала.
— А где мать живет, не знаете?
— Нет. Зина квартиру полгода назад купила, мы не особенно общались.
— Понятно.
Я все-таки поднялась на второй этаж и, позвонив, некоторое время разглядывала массивную дверь. Обращаться в ресторан с просьбой сообщить, откуда в наш славный город прибыла Зинка, опасно, но еще в одном месте об этом знать должны. Я спустилась этажом ниже и вновь позвонила в квартиру к соседке. Женщина удивления не выказала.
— Я ж говорила, нет ее, — заметила она наставительно.
— Вы извините за беспокойство, а где находится ваш ЖКО?
— ЖКО? — Вопрос вызвал легкое недоумение, справившись с ним, женщина принялась путано объяснять, как найти отдел. Через дворы я отправилась в сторону молокозавода, время от времени приставая к прохожим, и минут через двадцать смогла-таки обнаружить ЖКО.
Располагался он в полуподвале пятиэтажного дома с большой аркой, в том же доме находился магазин, заскочив туда, я купила большую коробку конфет и с этим презентом под мышкой отыскала кабинет паспортисткй Пятнадцать ми-нут назад часы ее приема, написанные от руки на клочке бумаги, приколотой к двери канцелярской кнопкой, истекли, но мне повезло, кабинет был открыт, а сама паспортистка сидела за столом. К моему появлению она отнеслась с неодобрением, а я начала с мольбой:
— Извините, ради бога, приехала к подруге, а соседи говорят, она у родителей. Вы не могли бы мне помочь?
— Чем? — не поняла женщина. Я положила на стол коробку конфет и заговорила еще жалостливее:
— В паспортных данных указано, откуда она родом.
— Вообще-то не положено.. — пожала плечами паспортистка, но было видно, что поможет. — Фамилия, адрес? — убрав конфеты в стол, спросила она.
Конечно, необязательно, что мать Зинки до сих пор живет там и уж вовсе необязательно, что я обнаружу у нее Зинку, но зацепка есть, и я непременно отыщу коллегу по работе.