Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят - Виктор Алексеевич Пронин
– А какие могут быть следы?
– Они допустили несколько ошибок… Не надо бы шарить по карманам, заглядывать в стол, касаться чего бы то ни было. Или они жлобы, или пытались создать версию ограбления. Но пять трупов… И все люди с прошлым. Не исключено, что в номере найдут оружие. Версия ограбления отпадет сразу. Копать будут по их специализации. Если установят личности.
– А могут и не установить?
– Если это крутые ребята, они наверняка приехали с чужими документами.
– А если пойдут по специализации, – медленно проговорил Горожанинов, – возникает железная дорога, я правильно понимаю?
– Если это действительно была засада, а не деловые переговоры… То они наемники. Тогда здесь железная дорога может и не вынырнуть. Но появляется другая опасность, – Усошин замолчал, уставившись в черный экран телевизора.
– Ну?! – не выдержал Агапов. – Какая другая опасность вдруг открылась твоему внутреннему взору?!
– Если это в самом деле были крутые ребята… Начнется сведение счетов. Война начнется. И сколько тогда пострадает людей, кто именно… Предсказать невозможно. Тут уж наше с вами положение оказывается выигрышным. Мы в стороне. На отшибе. Вроде и ни при чем.
– Хоть какой–то просвет! – облегченно выдохнул Агапов. Он резко поднялся, подошел к своему столу, вынул из тумбочки бутылку шампанского, на ходу сорвал фольгу с горлышка, свинтил проволоку, качнул туда–сюда пробку и дождался наконец, дождался радостного хлопка. Так же, не останавливаясь, он подошел к подоконнику и в стаканы, предназначенные для чая, разлил вино, выпил залпом свой стакан, шумно выдохнул воздух и вытер губы. – Хоть какой–то просвет в облаках! – повторил он и отнес стаканы с шампанским Усошину и Горожанинову.
И в этот момент раздался междугородный телефонный звонок. Все быстро переглянулись, замерли. Агапов подошел к своему столу и, не обращая внимания на частые трели телефона, основательно уселся в свое кресло, отодвинул подвернувшиеся под руку бумаги и лишь после этого поднял трубку.
– Агапов. Слушаю.
Звонил Выговский.
– Сергей? Рад, что застал тебя.
– А я всегда на месте. У нас на Севере так, – этими невинными словами он, может быть, сам того не желая, отгородился от Выговского и всей его московской братвы. Невольно получилось как бы само собой, без умысла и расчета. Но Выговский понял сказанное.
– У нас тоже так, – сказал он. – Последние известия смотрите?
– Смотрим.
– И как?
– Это действительно уже последние известия? Или еще будут?
– Сложный вопрос, Сережа. То, что случилось, – накладка.
– Догадались.
– Но вроде все обошлось.
– О том и молимся.
– Ребята уехали в соседнее государство. Уже дома.
– В ближнем зарубежье? – невинно спросил Агапов, а сам подумал – если Выговский станет убеждать его, что ребята в дальнем зарубежье, это будет ложью.
– В ближнем, – подтвердил Выговский.
– Привет от Коли Усошина, он здесь, в кабинете.
– Чем занят?
– Шампанское пьет.
– Хорошее дело. Как он?
– Удар выдержал. Предрекает развитие событий. В том же направлении. Печалится. Сожалеет о случившемся.
– Мы тоже. Но работа продолжается. Как и прежде. В том же объеме.
– Это возможно?
– Не произошло ничего такого, что могло бы нас остановить, заставить лечь на дно или совершить еще какую–нибудь глупость. Все остается в силе.
– Это радует.
– Я чувствую, что настроение у вас не самое лучшее?
– Игорь, – Агапов помолчал, посмотрел на своих гостей, на уже пустые стаканы. – Игорь… Если мы пьем шампанское, то вовсе не потому, что веселы и счастливы. Мы пьем шампанское только потому, что в тумбочке у меня не нашлось ничего другого.
– Сережа… Повторяю – все продолжается. И потом… Вам–то там, как ты говоришь, на Севере… чего беспокоиться? Нам придется держать удар. Здесь. В Москве.
– Мы тоже так подумали.
– И еще… По моим данным, у ребят не все хорошо получилось. Не надо бы им по шкафам лазить, с кошельками возиться… Не надо бы. Они в свое время у Коли побывали на отдыхе. Он их хорошо знает. Его люди.
– Коля Усошин? – уточнил Агапов.
– Да.
– Отпечатки? – спросил Агапов, но Выговский не услышал этого вопроса.
– И еще, – сказал он. – Фаваз пропал.
– Не понял?
– Да, Сережа, да. Его офис закрыт. Будто там никогда никого не было.
– Так ведь за ним три парохода дров! – не выдержал Агапов.
– Мы его найдем. Здесь или там – найдем. Не могу обещать, что все вернем… Сам понимаешь, в Интерпол обращаться не будем. Но кое–что можем.
– Так, – крякнул Агапов. – К нам не собираетесь в гости заглянуть?
– Пока нет. Да и вам, наверно, не стоит торопиться. Дожди у нас тут, похолодало. Неуютно сейчас в Москве.
– Смотрим телевизор, знаем. Про погоду сообщают постоянно. Какой–то жестокий циклон на вас движется.
– Мы в самом его центре, Сережа. Ну что… Будем прощаться. Пока все. Будут новости – позвоню. Если у вас что забрезжит – телефоны знаете.
– Будь здоров, Игорь, – и Агапов положил трубку. – Фаваз сбежал, – повернулся он к Усошину и Горожанинову.
И опять все трое замолчали. Закатное солнце осветило красным светом маленькое северное окошко кабинета начальника леспромхоза, легло бликами на лица людей.
– Значит, еще и Фаваз, – проговорил наконец Горожанинов.
– Найдется, – с непонятной уверенностью сказал Усошин. – Живым или мертвым… Найдется.
– Так живым или мертвым? – весело спросил Агапов.
– Скорее мертвым. Таковы законы жизни. Их нельзя нарушать. Никому. Они могут показаться странными… Зэковскими, бандитскими, любовными, торговыми… Какими угодно. Но нарушать их нельзя. Это я усвоил на своей непростой службе. Стонут и слезы льют, – он кивнул в сторону телевизора, – убили журналиста, убили любимца всенародного, талантливого и неповторимого… Не верю! Убили дельца, который нарушил законы своей банды. И ничего больше. Стонут – убили честнейшего политика, надежду и опору демократической России… Не верю. Убили прохиндея, который кинул свою братву. В подведомственном мне учреждении тоже случаются непредвиденные случаи. И веселые, и печальные. Но я твердо знаю, что за каждым печальным случаем стоит нарушение закона. Закона барака, камеры, лагеря. На первый раз могут морду повредить, на второй раз еще что–нибудь приведут в негодность. А на третий, глядишь, дерево при лесоповале упало совсем не в ту сторону, в которую должно было упасть по всем законам физики.
– Что–то в этом
