Сергей Ильвовский - Шесть шестых
— Я могу подойти, сэр! Они меня не знают! — неожиданно подал голос Роулз, молчавший до сих пор.
— Да не свисти, Джон! — немедленно отреагировал Ечкин. — Кого-кого, а тебя-то вообще за километр видно!
— Я могу! — упрямо повторил Роулз.
— И как же ты к ним подберешься, родной? — ехидно поинтересовался Немигайло. — Под видом простого русского паренька, так, что ли? В косоворотке и с гармошкой?
— Подожди, Егор! — вмешался Колапушин. — Дай человеку рассказать. А вы сможете понять их разговор, Джонатан? — поинтересовался он у Роулза.
— Я плохо понимаю по-русски, когда говорят быстро. Но я могу делать видео! Там звук будет тоже!
— Он еще и с камерой в руках собирается к ним подойти! — Скептицизму Немигайло не было предела. — Да они сейчас как пуганые вороны — любого куста боятся! А ты их снимать собрался, да еще на близком расстоянии! И станут они при тебе хоть что-то говорить? Ага, два раза!
— Я могу! Я знаю Арбат-стрит! Это близко с эмерикан эмбасси! Посолство Ю-эс-эй! Я там был! На другой стрит — я не могу! На Арбат-стрит — я могу! Нас учат!
— Излагай! — Толстый палец Немигайло уставился прямехонько в грудь Джонатана.
Глава 36
Казалось, перекресток Арбата с Большим Афанасьевским переулком — вот он! Только руку протяни — и можешь даже его пощупать. Однако рука для этого должна быть оч-чень длинной!
Колапушин и Немигайло сидели на семнадцатом этаже дома на Новом Арбате, в офисе одной из многочисленных фирм, примостившихся в этом огромном здании. В открытое окно они прекрасно видели все, что происходит на этом перекрестке, с помощью огромных подзорных труб на штативах, выданных им в оперативно-техническом отделе.
Видеть-то они могли, но не слышать! Еще с раннего утра специалист из ОТО, установивший два направленных микрофона в окнах квартиры углового дома на Арбате, послушав через наушники, что происходит на перекрестке, только безнадежно махнул рукой. Слишком много посторонних шумов проникало в микрофоны даже утром, а позже народу на Арбате только прибавилось.
Оставалось надеяться на Роулза и его великолепную выдумку!
Действительно, такую операцию можно было провести только на Арбате. Ни на какой другой улице провернуть такое было бы нельзя! А вот на Арбате, с его художниками, сидящими за маленькими складными мольбертами и рисующими портрет любого желающего за скромное вознаграждение; с его уличными музыкантами, ларьками, где можно купить матрешек, бижутерию или любую воинскую форму, вплоть до погон маршала СССР; с его бродячими жонглерами и акробатами, толпами кришнаитов в оранжевых одеяниях, распевающих «Харе Кришна», гадалками, чудиком, изображающим Ленина и фотографирующимся за небольшую мзду с иностранцами…
Только в такой пестрой компании экзотический африканский танцор с длинными барабанами на узорчатых широких тесемках через плечо, босиком, в набедренной повязке и в роскошном головном уборе из страусиных перьев, с крупными желтыми, синими и красными орнаментами прямо на теле не вызывал ни малейшего удивления.
Чтобы добыть этот маскарадный костюм, вчера вечером потребовалось срочно включить все многочисленные и неожиданные связи генерала Шугаева в кинематографических и театральных кругах, зато результат оказался выше всяческих похвал! Кто бы мог заподозрить в этом чернокожем танцоре стажера-оперативника ГУВД Москвы, ухитрившегося примостить в одном из тамтамов не слишком маленькую видеокамеру!
Колапушин с колоссальным удовольствием наблюдал через мощную оптику за танцами Джонатана, его великолепной пластикой. Роулз назойливо приставал к прохожим, тряся половинкой высушенной тыквы, на донышке которой виднелись мелочь и несколько смятых десяток. Танцевать Джонатан умел — тыква пополнялась достаточно активно.
Так ли хорошо учили в школе ФБР, или Роулз сам был так умен — уже не имело значения. Не только Колапушин, но и остальные оперативники, включая Немигайло, очень его зауважали после того, как он на ломаном русском языке и с Васиной помощью изложил свой план.
Однако время приближалось к десяти! Пора было уже появиться Ребрикову. И он пришел как по расписанию — подошел со стороны Арбатской площади, одетый точно так, как и описал в телефонном разговоре. На глазах у него были большие темные очки — видно, после всех передач по телевизору ему слишком уж надоедали на улицах. Ребриков встал там, где и договорился с незнакомкой — посередине перекрестка, — и стоял, переминаясь с ноги на ногу и нервно озираясь. Немигайло опять оказался совершенно прав! К Ребрикову подошла именно девушка. К сожалению, они оба встали так, что ее лица не было видно. Оставалось надеяться на то, что Роулз сможет ее заснять. А надеяться на него было можно! Через мощную оптику Колапушин прекрасно видел, как Джонатан приблизился вплотную к этой паре и назойливо подпихнул чуть ли не под нос Ребрикову свою тыкву с мелочью. Ребриков недовольно отмахнулся, но Джонатан продолжал кружить вокруг них. Со стороны создавалось полное впечатление, что надоедливый чернокожий бродячий артист все-таки не оставил надежды разжиться парой десяток у Ребрикова.
Разговаривала эта пара очень недолго. Девушка что-то отдала Ребрикову — видимо, то письмо, о котором говорила по телефону, — и быстро ушла в сторону Арбатской площади. Ребриков пошел по Арбату в другую сторону — к Смоленской. Колапушин не видел, но знал, что за девушкой обязательно должен был последовать Вася, а за Ребриковым — Миша. Техник ОТО разобрал оптику и штативы, на которых она крепилась, и уложил в футляры. Больше делать здесь было совершенно нечего — пора было ехать к себе в Управление.
Глава 37
— С легким паром, балерун! — весело приветствовал вернувшегося из душа Джонатана Немигайло. — Что-то ты долго — мы уже и ждать тебя устали.
— Очень прочный краска, этот, блю… как это? — виновато попробовал объяснить Роулз.
— Синяя, — улыбнулся Колапушин. — Егор Фомич шутит, Джонатан. Могли бы и еще попариться.
— Болше не надо! Но этот, синяя, очень прочный!
— Не нашлось у гримеров синей краски, — объяснил Колапушин. — Видимо, не пользуются они ею. Намазали чем под руку попало. Вы же сами просили синюю.
— Я видел такой рисунок у дансерз из Джамайка, сэр. Надо рисовать правилно!
— Совершенно верно, Джонатан, — согласился Колапушин. — Так надежнее. Наверное, вы очень хотите поскорее просмотреть то, что вам удалось заснять?
Роулз взглянул в угол, где на сдвинутых стульях красовался его роскошный головной убор из страусиных перьев и грудой лежали несколько длинных африканских барабанов.
— Я хочу! Толко… Надо ждать, ребята. Мы работаем вместе! Надо смотреть вместе!
— Наш человек! — одобрительно высказался Немигайло. — Вот закончим дело — и все вместе в баньку завалимся! Вот там ты узнаешь, что значит париться по-настоящему! Так тебя веничком отполирую — белее Майкла Джексона станешь! А, Арсений Петрович? Сходим в баньку все вместе? Попаримся, пивка попьем от пуза!
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул, Егор, — улыбнулся Колапушин. — Делу далеко еще до конца!
— Размотаем клубочек, Арсений Петрович, размотаем! Чую я! А чутье меня никогда еще не подводило — сами знаете!
Вася вошел в кабинет Колапушина с таким унылым видом, что сразу стало понятно — хороших новостей он не принес.
— Чего надулся?! — грозно поинтересовался Немигайло. — Колись быстро, потерял ее, что ли? Чему вас только учат, теоретики?!
— Я не виноват, Егор Фомич! Честное слово, не виноват!
— Как же, не виноват он!.. — продолжил было Немигайло, но Колапушин его остановил:
— Егор, не шуми! Василий, расскажи, что там у тебя случилось.
— Я стоял на веранде, Арсений Петрович. Ресторан там какой-то, и у него веранда летняя. Растения в ящиках вокруг по веревкам вьются, вот я за ними и спрятался — вы же говорили, что она может быть с телевидения. Я ее, правда, там не видел.
— Так, хорошо. А что дальше было?
— Ну, поговорили они совсем немного, она ему что-то отдала и ушла. Пошла в сторону метро. Я за ней грамотно шел — она меня не заметила, клянусь! Только за ней еще какой-то тип увязался. Чуть ли не впритирку. Это не наш — наши так топорно не работают!
— Нашей наружки там и не было. Дальше-то что произошло?
— Засекла она его, Арсений Петрович, и начала петлять. Нырнула в метро, а там же сразу четыре станции! Виляла, виляла по переходам со станции на станцию, потом неожиданно на «Библиотеке Ленина» в поезд нырнула, когда двери уже закрывались! Не от меня она отрывалась, Арсений Петрович, — меня она и не видела! Она стряхивала с хвоста этого идиота и меня заодно стряхнула! Ну при чем тут я?
— Да тебя никто и не винит, Вася. Только нам от этого не легче, — вздохнул Колапушин. — Даже сложнее теперь стало — придется выяснять, кто за ней слежку установил, да еще и такую грубую. Явно же она во всем этом замешана, вот только как ее теперь найти? Попробуем сделать распечатки изображения с того материала, который Джонатан ухитрился заснять. На телевидении в отделе кадров фотографии всех сотрудников должны быть. Будем сравнивать — ничего другого нам теперь, похоже, и не остается.
