Леонид Млечин - Поздний ужин

Когда он пришел на работу, его сразу вызвали к шефу. Секретарша Катя сделала ему комплимент:

— Неплохо выглядишь. Ты теперь вполне интересный мужчина. Девушки в конторе стали обращать на тебя внимание.

Шеф, который всегда относился к Никифорову вполне благожелательно, вдруг начал кричать, едва тот переступил порог кабинета:

— По твоей вине рухнула сделка в миллион долларов! Что за безобразие! Куда ты дел документы, которые я дал тебе позавчера?

— Я все сделал, что вы сказали, и вернул их вам буквально через час, — оправдывался Никифоров. — Вы же сами взяли у меня папку.

— Ты, может, намекаешь, что я выжил из ума? Не помню, брал я у тебя папку или не брал? — бушевал шеф. Он подошел к Никифорову вплотную: — Я знаю все. Запомни: того, кто мне мешает, кто становится у меня на пути, — я уничтожаю.

Никифоров стоял ни жив ни мертв. Еще ни разу на него не обрушивался гнев начальника.

— Что ты вчера делал в моем доме, а, Никифоров?

Никифоров пробкой вылетел из его кабинета. Теперь он понял, почему Нина называла мужа подлецом, почему она боится его и почему так страдает… Этот негодяй искалечил ей жизнь. И тут Никифоров замер.

Разговор с Ниной происходил во сне. А шеф распекал его наяву. Но шеф сказал, что видел его вчера у своего дома. Как же это может быть?

Никифоров посмотрел на свои новенькие часы, происхождение которых так и осталось для него загадкой. Сначала часы, теперь шеф говорит, что видел его возле своего дома, хотя в реальной жизни Никифоров там никогда не был… Что же все это означает?

Вечером показывали футбол, но ровно в десять Никифоров выключил телевизор и лег спать.

Он автоматически собирал все те же бумаги, но кое-что изменилось. Нина была в больших черных очках, закрывавших половину лица, и голос у нее был встревоженный.

— Я лучше приду сегодня к тебе, — прошептала она.

Ему и во сне было стыдно за свою конуру. Но Нина ни на что не обращала внимания. Когда она сняла очки, он увидел у нее под глазом огромный синяк.

— За что?

Она заплакала.

— Он видел тебя… Он сказал, что убьет нас обоих, если застанет вместе.

— Какой мерзавец!

Она прижалась к нему.

— Ты его не знаешь. Он способен на все. Я его боюсь. Мне страшно.

— Что же делать?

Вместо ответа она привлекла его к себе. Потом разделась, и Никифоров забыл обо всем… Когда он вернулся из сладкого забвения, то увидел, что Нина опять плачет.

— Скажи, что я должен сделать, — обнял он ее.

Она молчала.

— Я не могу видеть, как ты плачешь, — горячо говорил он. — У меня сердце разрывается. Может, ты уйдешь от него? У меня нет таких денег, но зато я буду любить тебя.

— Я согласна, — всхлипнула она. — Но ведь он не даст мне уйти. Он и в самом деле убьет нас обоих. Есть только одна возможность…

— Какая?

— Ты подсыпешь ему снотворное. Он выключится надолго. За это время я спокойно сложу вещи, и мы с тобой уедем из города. — Она вытащила из сумочки небольшой белый пакетик. — Каждый день в пять часов он пьет чай с молоком. Научился у своих англичан. Ты зайдешь в приемную, отвлечешь внимание секретарши и высыпешь в чашку этот порошок.

Никифоров взял пакетик и посмотрел Нине в глаза.

Он не поверил ей. Он решил, что в пакетике не снотворное, а яд. Но он очень хотел, чтобы Нина была с ним.

Без десяти пять ноги сами принесли его в приемную. Катя заваривала чай для шефа. Увидев Никифорова, она обрадовалась:

— Побудь здесь минуту, мне надо отнести срочное письмо в экспедицию.

Никифоров вытащил из нагрудного кармана порошок и высыпал его содержимое в заварочный чайник. Когда Катя вернулась, он стоял, засунув руки в карманы. Он сам удивлялся, как это легко у него получилось. Катя понесла поднос в кабинет шефа.

Никифоров проводил ее взглядом — и тут проснулся.

Впервые сон ему не понравился. Нина оставалась такой же прекрасной. Но при мысли о том, что он — пусть даже во сне — фактически совершил убийство, Никифорова охватывал страх. Пожалуй, все это зашло слишком далеко. Он даже решил, что лучше вечером сходит с ребятами на футбол и пропустит разок этот сон.

У входа в офис он встретил Катю.

— Слушай, — сказал он, — мне приснился такой странный сон. Я хочу тебе все рассказать…

Вдруг он заметил, что Катя очень бледная и вообще сама не своя.

— Что случилось? — встревоженно спросил он.

— А ты не знаешь?

Он посмотрел туда, куда был устремлен ее взгляд.

На стене висела фотография их шефа в траурной рамке.

Николай Николаевич понял, что ему не удастся заснуть. В соседнем купе спорили и кричали. И еще кто-то стучал кулаком по столику. Потом начались громкие разговоры по мобильному телефону. Николай Николаевич подумал, что он напрасно принял снотворное: все равно не заснет, а утром голова будет мутной и тяжелой.

Он включил свет, допил уже остывший чай и открыл взятую с собой в дорогу книжку. И в этот момент в дверь купе постучали. Он удивленно глянул на часы — половина третьего ночи — и спросил:

— Кто там?

— Это я, проводник, — донеслось из-за двери. — Вы врач? Тут пассажиру плохо.

Николай Николаевич вздохнул и открыл дверь. В коридоре стояли проводник и еще какие-то люди, вероятно, из соседнего купе. В голове Николая Николаевича пронеслась злорадная мысль: не надо было так шуметь, тогда и доктора не пришлось бы звать.

— Кому из вас плохо? — спросил он, натягивая брюки.

— Эдуард Иванович пошел в туалет — после того как проводник зашел и сказал, что вымыл туалет. Эдуард Иванович долго не возвращался, — объяснила хорошенькая женщина в теплой кофте. — Мы постучали. Он не откликался. Позвали проводника. Он вскрыл дверь, а… Эдуард Иванович не подает признаков жизни.

Последние слова заставили Николая Николаевича поторопиться. Тут уже было не до шуток. Он выскочил в коридор:

— Куда? Налево? Направо?

— Сюда, — указал ему проводник, устремившись вперед.

У туалетной двери стоял крепкий молодой человек в черном костюме. Короткая стрижка, темные очки, неуместные ночью, и мощные мускулы выдавали его профессию. Он подозрительно осмотрел Николая Николаевича с ног до головы и отступил, пропуская его.

В туалете сидел немолодой, очень полный человек. Он привалился к стене. Рот у него был открыт, глаза закатились. Николай Николаевич попытался нащупать пульс, проверил зрачки и отступил.

— Моя помощь уже не нужна. Он мертв.

— Не может быть! — сказала женщина в кофте. — А как это могло произойти? Сердце?

— Причину смерти установит патологоанатом, — ответил Николай Николаевич.

Молодой человек в черном костюме потащил тело назад в купе. Проводник пошел помочь.

— Это его охранник, Кеша, — объяснила женщина в теплой кофте. — А я его помощник, Людмила.

— А кем был ваш начальник? — поинтересовался Николай Николаевич.

— Гурьянов? Неужели никогда не слышали? Хозяин крупнейшей фармацевтической компании.

— Зачем ему охрана?

Людмила рассмеялась:

— Знаете, сколько у него врагов? За контракты на поставку лекарств люди бьются смертным боем. К тому же характер у него был, прямо скажем, тяжелый. Он просто плодил врагов…

— Я уже обратил внимание, — не без раздражения произнес Николай Николаевич. — Я слышал, у вас в купе разговор шел на повышенных тонах.

— Еще бы! — вырвалось у Людмилы. — Сегодня он весь вечер издевался над Кешей. Чем-то он провинился. «Все, ты уволен!» — кричал хозяин. Он умел измываться над людьми. Тут у него равных не было… — Но вдруг она спохватилась: — О мертвых либо хорошо, либо ничего. Так что оставим этот разговор.

— Ваш хозяин сегодня много выпил? — Николай Николаевич решил сменить тему.

Людмила покачала головой:

— Нет, сегодня он не пил ничего. Мы были с ним весь день. Он не выпил ни капли спиртного.

— Но от него сильно пахнет коньяком, — удивился Николай Николаевич.

— Вы уверены? — недоверчиво спросила Людмила. — Дело в том, что врачи запретили Гурьянову спиртное. Мы с Кешей и с другими охранниками железно соблюдали запрет.

— Ну, может, у него с собой было, — предположил Николай Николаевич.

— Что вы, — взмахнула руками Людмила. — Чемодан ему паковал Кеша. Все необходимое по карманам пиджака рассовала я сама. В магазины Гурьянов сроду не ходил… Повторяю, мы были при нем неотлучно.

Николай Николаевич пожал плечами:

— Может, он все-таки где-то раздобыл коньяк. И в туалет пошел, чтобы выпить.

— Исключено, — покачала головой Людмила. — Он ушел без пиджака. Некуда ему было спрятать бутылку. Да и где она?

Николай Николаевич нагнулся, ожидая увидеть на полу в туалете пустую бутылку, но никакой посуды не обнаружилось.