Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего двойника
– Придете через две недели, – наставлял меня врач. – И вот вам рецепты для кремов и лосьонов, купите их в аптеке – и никаких других косметических средств из магазина! И никакого макияжа, потерпите еще месяц…
Одарив цветами и обцеловав от души всех, кто меня лечил и за мной ухаживал, заплатив по счету, я зашла к Шерил. Посидев и поговорив с нею, я обещала ей приходить ежедневно. Веки Шерил дрожали. Но сознание не возвращалось к ней.
– Это не страшно, – сказала я ей. – Ты можешь не торопиться. Ты, наверное, права: пережди эту страшную историю, этот кошмарный сон. Когда все утрясется, тогда и возвращайся.
А когда все утрясется? И как? Справится ли комиссар и вообще французская полиция с поисками преступника или преступников, если следы уходят в Россию? Русская милиция? Слабо верится…
Я встала. Этими соображениями я с Шерил делиться не буду.
Глава 3
АМЕРИКАНСКАЯ МАМА
По коридору навстречу мне шла Кати.
– Меня выписывают, – сказала я ей, подходя.
Кати остолбенело уставилась на меня. У нее задрожала челюсть.
– Шерил… – прошептала она непослушными губами.
Я так привыкла за это время встречаться с Кати, что напрочь забыла о том, что ей неизвестно о нашем с Шерил сходстве. И теперь, когда с меня сняли наклейки, оно было вопиюще очевидным. Я не была к этому готова и растерянно стояла перед ней, не зная, что сказать.
Она протянула мне навстречу трясущуюся руку – то ли обнять, то ли дотронуться… Кажется, она действительно приняла меня за Шерил и в своем шоке не понимала, что Шерил, лежавшую еще вчера, когда Кати от нее уходила, в коме, вряд ли выпишут на следующий день.
– Я Оля… – сказала я ей с сожалением.
В глазах недоверие, непонимание. Рука все еще висит нелепо в воздухе. Я до нее дотронулась:
– Да, я Оля. Мы похожи.
Теперь изумление, смешанное с ужасом. Рука ее упала. Подбородок затрясся еще сильнее.
Я взяла ее за плечи и повела к курилке – там можно было присесть. Кати нашарила платок и прижала к глазам.
– Почему ты мне раньше не сказала? – выговорила она наконец.
– Это бесполезно описывать. Это надо было увидеть.
– Да, – ответила она. – Ты права…
Ее тяжелое лицо покраснело, и она прятала его в платке. Какое-то время мы молчали. Я просто не знала, что ей сказать. Но Кати неожиданно заговорила первая:
– Я всегда подозревала, что в этой истории было что-то не то.
– В какой истории? – не поняла я.
– В рождении Шерил. Ее мать что-то скрывала от меня… Теперь я понимаю что! Хотя… Откуда тогда взялась ты? Если отец Шерил был русским, то это не объясняет…
– Кати, – сказала я, вставая, – мы не можем здесь разговаривать.
Я умирала от нетерпения услышать продолжение, желательно более внятное, но вчерашний опыт с Джонатаном научил меня принимать в расчет окружающих нас людей – кто мог сказать с уверенностью, что среди мирных курильщиков, рассевшихся на трех диванчиках вокруг пепельниц, нет того человека, который прислал мне отравленные конфеты? Того, кто подложил бомбу в нашу машину? И, хотя у меня закружилась голова от предчувствия чего-то важного, что должна мне открыть Кати, я сделала над собой усилие и оборвала ее:
– Пойдемте поужинаем куда-нибудь. Я приглашаю.
Кати молчаливо поднялась и последовала за мной из курилки. Полицейский, охранявший меня, потащился за нами.
Парижские улицы приоделись к Рождеству, каждый магазинчик, каждое здание, каждое дерево и даже каждый фонарный столб сверкали и переливались огнями, потоками елочных украшений, пожеланиями счастливого Нового года. Я выбрала ресторанчик недалеко от Оперы, в котором мы были однажды с Игорем. В ресторане было людно, многие пришли сюда после утомительного многочасового похода по магазинам за рождественскими подарками, и на свободных стульях рядом с посетителями пузырились массивные нарядные пакеты. От этой атмосферы праздника, который я была не в состоянии разделить, мне стало совсем худо. Игорь говорил, что постарается приехать к Рождеству…
Мой охранник отправился звонить – должно быть, ему понадобились инструкции, как быть дальше с моей охраной. Вопросы крутились у меня на языке, я ведь ничего не поняла из того, что произнесла Кати в курилке. Но я заставила себя прочитать меню, выбрать блюда, сделать заказ, чувствуя все это время на себе настороженный, изучающий взгляд мачехи Шерил. И только когда официант покинул наш столик, я посмотрела вопросительно на Кати.
– Объясните мне, Кати, о чем вы говорили в больнице, что вы имели в виду? Почему отец Шерил мог оказаться русским?
Кати долго и старательно расправляла салфетку на коленях.
– Они жили несколько лет в Москве…
– Кто?!
– Родители Шерил. Она тебе разве не сказала?
То-то Кати так насторожилась, узнав, что я русская!
– Нет! Я, правда, не спрашивала, но она могла бы и сама… Почему она ничего мне не сказала, черт побери!
Я достала сигареты и предложила жестом Кати.
– Я не курю, спасибо. У нас в Америке никто не курит, – добавила она с гордостью. «Ну да, в Советском Союзе тоже было все самое лучшее», – подумала я. – Шерил скрытная, – продолжала Кати. – Она и со мной никогда не делилась своими мыслями и чувствами.
Кати откинулась на спинку стула. Я посмотрела на ее лицо с тяжелыми чертами, выдававшими самолюбивую чувствительность и ранимость. Я бы ей тоже не рассказывала ничего, подумала я. Каждая ее реакция должна быть невпопад, должна быть по принципу «одеяло на себя…».
– Кати, когда ее родители жили в Москве?
– Как раз три года, предшествующих рождению Шерил. Собственно, ее отец там жил, а мать бывала наездами.
– А почему они жили в Москве? В те годы, кажется, бизнес не очень…
– Она тебе и это не сказала? – В лице у Кати мелькнуло самолюбивое удовлетворение. – Отец Шерил был дипломатом, советником американского посольства в Москве.
Ничего себе! Но как же Шерил могла скрыть это от меня? Как уклончиво ответила на мой вопрос, кем были ее родители! Зачем, почему?
Я прикрыла глаза – отчасти, чтобы переварить эту новость, отчасти потому, что мне стало неловко из-за того, что Шерил меня так прокатила. Но, употребив мысленно это слово «прокатила», я почувствовала, что оно не подходит ни самой Шерил, ни ее необычайной скрытности, и объяснение всплыло само собой: я вдруг поняла, что Шерил на самом деле уже давно была убеждена – и не меньше, чем я, – что мы сестры-близнецы, но оттягивала момент, когда придется посмотреть этому факту в глаза. Потому что тогда ей пришлось бы поставить под сомнение всю свою жизнь, свои родственные связи, начать искать секреты, разгадки которых могут оказаться малопривлекательными… Ее – нашей? – матерью может оказаться теоретически и какая-нибудь забытая Богом и людьми алкоголичка из русской глухомани, и английская королева! А Шерил уже приходилось однажды в своей жизни пережить потерю матери и отца, поиметь приемную мать, отношения с которой никогда не были слишком теплыми, приемного отца, который их бросил… Теперь, снова-здорово, еще одна мать? Еще один отец? А вдруг они тоже потерянные?
Да, я поняла Шерил. Мне было бы неприятно, до холода в животе неприятно, предположить, что моя мама – не моя и что на сцене может возникнуть другая, некая неведомая мать… Или отец? Я ведь тоже одного отца, считай, потеряла… Но за себя я особенно не боялась, считая свою психику стойкой и здоровой. У моей мамулечки все равно никто не отнимет мою любовь, хоть тридцать новых найдется.
– Робин, отец Шерил и мой брат, прожил эти три года в Москве, а Вирджини жила на два дома… Она не любила бывать в СССР и вовсе не рвалась туда, но она любила своего мужа… Во всяком случае, так считали все.
В последней фразе прозвучал намек на нечто, мне неведомое, какие-то счеты, какая-то ревность… Но я не стала вникать – у меня были вопросы поважнее:
– Хорошо, понятно, Москва, но откуда предположение, что у Шерил русский отец? Ее мать, следуя вашей логике, изменила своему мужу с русским?
– Никакой логики у меня нет, – сухо сообщила Кати. – Я ничего не предполагаю. Но только в начале их супружества – за четыре года до того, как появилась Шерил, – Вирджини поделилась со мной страхами, что она бесплодна. Не могла забеременеть. А потом, после Москвы, – вдруг пожалуйста, с пузом.
– Но если она была бесплодна – то как же она смогла забеременеть от кого бы то ни было? Хоть от русского, хоть от негра – бесплодие есть бесплодие, не так ли?
– Ты еще с этим не сталкивалась – и не желаю тебе столкнуться – и не знаешь, что такое затащить мужика к врачу! Я тебе сказала – Вирджини поделилась со мной страхами! То есть она подозревала только, что бесплодна, а проблема могла быть – и была, я уверена! – в моем брате! Подумай на секунду, у меня ведь тоже детей нет! Не вышло… А Робин мой брат… И на отца своего Шерил ни капельки не похожа, ни на йоту.
