Чужая колея - Евгений Александрович Соловьев
– Нет, не то. Фил?
Понимавший своего бригадира с полуслова, Фил уже протягивал Самураю коробок спичек. Колька наблюдал за этими манипуляциями расширившимися от ужаса глазами, было заметно, как его начинает бить крупная лихорадочная дрожь. Его волосы и комбинезон были мокрыми, словно он только что попал под сильный дождь, по кафельному полу у его ног медленно растекалась бензиновая лужа.
– Э, мужики, вы чего? – чуть слышно проговорил он. – Вы зачем это?
Марк, стоящий в отдалении и старательно не глядевший в сторону бывших коллег, сделал быстрый шаг вперед.
– Слышь, Самурай, ты чего задумал? Не надо этого, слышь?
– Отвали, Назаркин, твой номер – шестнадцатый, – жестко осадил Вован, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от своей жертвы. – Ты вообще чего здесь пасешься? Там Веселый с начальником твоим бывшим базар перетирает, тебе там положено быть. Ну-ка, брысь наверх.
– Значит, так, – проговорил он почти ласково, глядя на Кольку сверху вниз, – сейчас я зажигаю спичку, и у тебя будет совсем немного времени, чтобы четко и внятно сказать: «Дяденька Самурай, прости меня, дырявого петуха».
Колька как завороженный смотрел на вспыхнувшую с тихим шипением спичку, по его лицу сбегали крупные прозрачные капли – то ли бензина, то ли проступившего холодного пота.
– Ой-ой! – заорал Самурай пискляво-придурковатым голосом. – Не могу держать, пальцы жжет!
– Дяденька, – хриплым полушепотом проговорил Колька, – Самурай… прости… петуха…
– Дырявого, – заботливо напомнил Самурай.
– Дырявого.
Погасшая спичка упала на пол в нескольких миллиметрах от края бензиновой лужи.
– Назаркин, мать твою! – вдруг заорал Вован, повернувшись к Марку. – Кому сказано – наверх!
– Тук-тук, – вкрадчиво произнес Веселый, по-хозяйски распахнув дверь кабинета директора сервиса. – Гостей принимают?
Директор, полноватый мужчина лет сорока, оторвал взгляд от монитора компьютера и удивленно посмотрел на вошедшего.
– Конечно, принимают, – удовлетворенно ответил сам себе Веселый, располагаясь в глубоком кожаном кресле. – Таким гостям, как мы, везде рады. Мы ж со всей душой приходим, новости приятные с собой приносим, хозяев развлекаем, как можем.
– А что, собственно?.. – начал было директор, когда из-за открытой двери донесся грохот – там рухнуло на пол и разбилось что-то тяжелое.
Веселый досадливо поморщился.
– Эй, Кислый!
В дверях тут же возник здоровенный, под два метра, парень. На лице застыла широкая улыбка, а глаза азартно блестели, как у человека, занявшегося любимым развлечением.
– Вы там это, не шибко шумите, – добродушно сказал Веселый. – Без фанатизма. И с имуществом поаккуратней. Вот, видишь, директор тут, – кивок в сторону хозяина кабинета, – хороший человек, уже согласен нам башлять, зачем хорошего человека в убытки ненужные вводить? Да, и этого, дружка Самураевского, кликни-ка сюда.
– Так вот, мил человек, – обратился он к директору, как только Кислый исчез в глубине коридора. – Я к тебе с вестью радостной: решили мы с мальчиками моими тебе маленько крышу подлатать, а то как бы не потекла ненароком.
– А ты знаешь, кому я плачу? – спросил директор с вызовом, за которым, однако, явно проступали растерянность и страх.
– Знаю, Алексей Петрович, – с готовностью откликнулся Веселый, потирая ладони, словно обрадовавшись прозвучавшему вопросу. – Все знаю, дорогой. Еще вот знаю, что мальчишки мои – такие озорники, никакого сладу с ними. Сказал же им – на переговоры деловые едем, а они зачем-то с собой и бензинчик прихватили. Немного совсем – литров двадцать, так, пошалить слегка. Думается мне, с твоего кабинета и начнут шалить.
В рабочей зоне на первом этаже продолжался погром – не получавшие приказа не вводить хозяина в убытки, подчиненные Самурая громили стоящие на ремонте автомобили, переворачивали столы в клиентском отделе, азартно молотили ногами и битами по экранам мониторов. На втором этаже, в бухгалтерии, отделе кадров и отделе снабжения, все проходило значительно тише: под испуганными взглядами жавшихся к стенам сотрудников погромщики вытаскивали из столов ящики с бумагами, вываливали содержимое на пол, сметали с рабочих мест лотки, топтали папки-скоросшиватели.
– Ой, ты только глянь, какая куколка!
Молоденькая бухгалтерша-стажер с ужасом смотрела на подошедшего к ней бандита.
– А чего это мы такие невеселые? Не бойся, зайка, дяденьки не обидят, дяденьки хорошие.
Протянув руку, он положил раскрытую ладонь девушке на грудь, стиснул, сжимая пальцами тонкую материю вязаной кофточки.
– Пацаны, прикинь, она без лифчика! Точно говорю, нас ждала, в натуре!
– Э, Хлыст, – окликнул приятеля Кислый. – Ты чего, в уши долбишься? Всем было сказано – пока без этого.
– Вы, Алексей Петрович, давеча мальчонку одного обидели. Сильно обидели. А зря, мальчонка-то хороший, наш, местный, в отличие от вас и вашей конторы.
Веселый говорил дружелюбным тоном, словно общаясь с давним и хорошим приятелем.
– А вот и он, кстати, легок на помине. Узнаете?
Появившийся на пороге Марк больше не прятал глаза и не казался смущенным; впервые с момента приезда в сервис он смотрел на человека прямым открытым взглядом, и этим человеком оказался заметно напрягшийся в своем кресле директор.
– Чтоб грешки свои прикрыть, парнишку невинного в рабство продать задумали. Нехорошо, – Веселый укоризненно покачал головой. – Беспредел это, Алексей Петрович, а я в своем городе беспредел терпеть не привык. Вот, значит, и решил потолковать по душам, на путь истинный направить, понятиям поучить маленько. А чтобы вы опять с пути этого не сошли, думается мне, за вами и дальше догляд нужен. Так что, мил человек, с клиентом своим обиженным ты уж как-нибудь сам порешай все полюбовно, а я к тебе завтра бухгалтера своего пришлю, ты уж, будь добр, обскажи ему все про бизнес свой, документики покажи, да не те, что в налоговую возишь, от него ничего скрывать не нужно. Да и нелегко это – от бухгалтера моего утаить чего-то, больно уж башковит. Он тебя послушает, бумажками пошелестит, в калькулятор пальчиком потыкает, да и подскажет мне, сколько с тебя брать полагается, чтобы, значит, и по совести было, и мне внакладе не остаться.
– Я должен подумать, – буркнул директор, не глядя на собеседника.
– Поздно, мил человек, думать. Думать надо было, когда ты парнишку этого, моего бригадира дружка давнего, какому-то упырю слить решил. А теперь что ж думать, теперь платить надо.
– Те, с кем я сейчас делюсь, помогли мне поднять этот бизнес. Им все это сильно не понравится.
– Нравится – не нравится, спи, моя
