Якудза, или Когда и крабы плачут - Юрий Гайдук
— Да, пожалуй, недели две будет. Мы тогда как раз в Невельск вернулись, а следом за нами и «Дюжина» пришла.
Всё сходилось.
Не уточняя, с чего бы это, с какого такого перепугу с посудин станут списываться рыбаки, капитан кивком головы поблагодарил нежданно-негаданно всплывшего консультанта и, круто развернувшись, побрел к зданию администрации рыбпорта. Разговор сложился так, что ему не надо было светиться у покачивающейся на легкой волне «Дюжине», и теперь лишь оставалось прояснить личность человека, который «облевал всю палубу», а по возвращении сразу же списался на берег. Все складывалось к тому, что «блатной» и тот киллер, который стрелял в генерального директора «Дальросы», одно и то же лицо. Если, конечно, принять за основу японскую версию, что убийца сошел в Вакканае на берег и, уже исполнив заказ, вернулся в Невельск.
«Не имей сто рублей, а имей сто друзей» — гласит народная пословица, и, строго следуя этой мудрости, Юрлин уже через час листал оперативный журнал невельского контрольно-пропускного пункта, в который заносились не только даты выхода рыбаков в море, но и пофамильные списки команд. Результат не заставил себя ждать: полностью укомплектованная команда «Дюжины» имела единственный за последние полгода «пробой», когда списался на берег матрос палубной команды, а вместо него в море вышел Сергей Иванович Кунка, который сразу же сошел, когда СРТ-12 вернулся в порт приписки. И было это…
Дата убийства Ложникова ложилась именно на тот промежуток времени, когда посудина капитана Тетерина якобы болталась в двухсотмильной зоне.
Теперь можно было с чистой совестью и чувством исполненного долга ехать назад. Вероятность того, что этот самый Кунка живет и прописан в Невельске, была мизерной, а вот поиск через адресный стол мог насторожить местную полицию, в которой — и опер даже не сомневался в этом — у того же Мессера были хорошо проплачиваемые осведомители.
В Южно-Сахалинске капитан появился к трем часам дня и тут же позвонил Родионову, которому для работы выделили кабинет напротив «апартаментов» Агеева. Столичный важняк словно ждал этого звонка и произнес вопросительно и в то же время с надеждой в голосе:
— Ну?
— Считайте, в самое яблочко попали.
— Господи, так чего же ты кота за хвост тянешь! Ты сейчас где?
— В десяти минутах от прокуратуры, но в животе уже кишка кишку догоняет.
— Что, не обедал еще?
— Когда? — удивился Глеб.
— Ладно, капитан, не ворчи, — уловив язвительные нотки в голосе проголодавшегося опера, осадил его Родион. — Я тоже не обедал, так что потом вместе сходим перекусить.
— А если, скажем, я в магазин заскочу и колбасой с хлебом отоварюсь? — проявил смекалку Юрлин. — Не будете возражать?
— Буду, но только в том случае, если колбасы на двоих не хватит. Так что жду. А я сейчас попрошу кофейку для нас заварить.
К тому моменту, когда в дверном проеме застыла коренастая фигура старшего оперуполномоченного УБОПа с пакетом в руках, на столе уже исходили дурманящим запахом две чашечки свежезаваренного кофе, и теперь всего-то и оставалось, что порезать колбасу с хлебом да насладиться привычным холостяцким обедом. Юрлин, правда, попытался пару раз начать разговор о поездке в Невельск, однако Родионов останавливал его движением руки:
— Глеб, дорогой, это только в плохом кино все самые важные дела решаются во время обеда или, того хуже, — ночью, когда опер или тот же следователь занимаются любовью. Но мы-то с тобой, надеюсь, нормальные люди, так что давай сначала перекусим малость, а потом уж и к делу прейдем.
Капитан был полностью согласен с подобной постановкой вопроса, и лишь после того, как была съедена колбаса и выпит последний глоток кофе, а со стола сметены все крошки на лист бумаги, рассказал об итогах своей поездки в Невельский рыбпорт. Когда он закончил, следователь с силой растер виски.
— Выходит, прав был Акира Нуамо в своей версии о «российском следе»?
— Пожалуй что прав.
— И отрабатывать теперь придется этого самого Кунку вместе с Тетериным.
— Так точно! Тем более что это самый короткий путь, чтобы выйти на заказчика.
— Если, конечно, принять за основу версию, что именно Кунка был тем самым киллером, который стрелял в Ложникова.
— А что, разве могут быть сомнения? — удивился Юрлин.
— Время покажет, а пока что надо прояснить, кто таков на самом деле этот Кунка, и если он действительно тянет на киллера… Короче, только после этого будем решать, с какой стороны брать быка за рога.
— А что с Тетериным? Может, поставить на прослушку, пока в море не ушел, да запросить распечатки его разговоров по мобильнику?
— Прикинуть надо, что это даст. Мы уже точно знаем, что он работает на Мессера, а прослушка… Откровенно говоря, не уверен в ее целесообразности. Камышев — весьма осторожный волк, и я сомневаюсь в том, что он ведет серьезные разговоры по мобильнику. Ему гораздо проще и надежнее встретиться со своим человечком, чтобы с глазу на глаз обсудить какую-либо тему. К тому же нельзя не учитывать и тот факт, что на него в городе работает целая рать проплаченных информаторов, и я глубоко сомневаюсь в том, что ему не станет известно о нашем запросе.
Это был третий выход Крымова на Панкова. Но если в первый раз он просто поставил своего шефа в известность, где он и что он, а во время второго разговора сообщил о решении Мессера отравить его своим полпредом в Южную Корею и просил генерала загодя прислать туда связника, то сейчас он надеялся получить развернутую установку на его действия в Пусане. Одно дело — оценка происходящего глазами подполковника СВР, и, возможно, совершенно иной подход Москвы к обузданию чиновничье-коррумпированного беспредела, который уже два десятилетия господствовал в рыбной отрасли Дальнего Востока. Короче говоря, нужна была продуманная позиция, ориентируясь на которую он должен был бы крутиться между установкой, навязанной ему Камышевым, и «домашними заготовками» охочих до российского краба южнокорейских бандитов и японской якудзы.
Позавтракав вместе с корешем и дождавшись, когда он уедет в город, Седой какое-то время поскучал перед телевизором, затем набросил на себя ветровку и, предупредив Марию, что «пройдется напоследок по парку, дабы привести мозги в порядок», вышел из дома.
На дворе стояли удивительно погожие майские дни, в распускающейся листве тренькали оклемавшиеся после заснеженной, пуржистой зимы пичуги, и такая благодать зависла в прогретом воздухе, что даже думать не хотелось о том, что вскоре он ступит на палубу среднего рыболовецкого траулера
