Короли городских окраин - Валерий Георгиевич Шарапов
– Коль, ты чего? Болит где? Попей вот или умойся, легче станет.
Но Колька с размаху ударил по протянутым ему рукам, швырнул камнем в кипящий котелок. Пельмень взвыл от ярости, бросился спасать шипящее на камнях варево. Ухватился за горячий котелок и снова вскрикнул от боли.
– Ты, ты… Да я тебе! – Он повернулся к Кольке и начал наступать разъяренным медведем.
– Давай, врежь! Ну, бей! – выкрикнул Колька со слезами, задыхаясь от боли. – А лучше убей, чтобы все закончилось! От меня одни беды! В школе, дома, везде! Только уголовник из меня и выйдет. Убей, никто не заплачет! Обрадуются только!
Он развернулся и бросился в сторону дома, оставив беспризорников в недоумении у погасшего костра и разоренного ужина.
Глава 9
Утро после рейда участковых по школам для оперативника Акимова началось с неприятностей. На летучке от его рассказа о хозяйке ателье и осмотре формы учеников старший оперативной группы покраснел от злости, хлопнул пухлой папкой по столу:
– Больше ста ограблений! А бандиты ходят как по бульвару, только что нам в лицо не плюют. А вы за детьми бегаете! Запомни, Акимов, как говорит товарищ Сталин, «хулиганские детские шайки организуются и направляются бандитскими элементами из взрослых». Взрослого ищи, кто эти ограбления придумал и организовал. А искать подростка с оторванной пуговицей – только время терять. Может, и пуговица-то не бандитская, а давно под кровать улетела, у хозяев квартиры сын-школьник. Смотрю, рано тебе пока одному работать. Остапчук, бери новенького и дуйте на рынок, покажи ему, как работать надо. А то так над нами скоро смеяться будут. Бандиты уже людей убивают, а мы по школам бегаем.
С каждым словом шрам на голове Сергея наливался багровым цветом все сильнее, лицо же, наоборот, побледнело так, что выступили голубые венки на висках. На замечание начальника он лишь кивнул, резко надел фуражку и шагнул за бывалым Остапчуком.
На крыльце тот хлопнул по плечу приунывшего новичка:
– Не вешай нос, у нас такое регулярно происходит. Насчет ателье не расстраивайся, я об этой мадам наслышан. Она тебе ни слова про своих клиентов не расскажет, зачем ей деньги терять да еще, не дай бог, заточку в бок получить? Она их законы знает, вот и молчит. Сегодня на рынке найдем след, у убитого ордена были редкие. – Опер достал из кармана длинный список, сунул напарнику. Акимов пробежался глазами: офицерский орден Святого великомученика и победоносца Георгия; медаль «За храбрость»; золотой Георгиевский крест – да, это не привычные медали или планки орденов…
Рынок их встретил шумной суетой, говором продавцов, покупателей, зевак, нищих. На грубо сколоченных прилавках приезжие колхозники торговали снедью, которой Акимов давно не видал, питаясь на скудный карточный паек. Он засмотрелся на пестрое богатство из связок сушеных грибов и моченых ягод, на лотки с синими тушками кур, на пирамиды из крупных белых яиц. И не заметил, как Остапчук ушел вперед, к тихому пятачку торговой площади, где без зазывающих криков и похвал товару шла подпольная спекуляция золотыми украшениями, антиквариатом, в том числе и медалями.
Сергей замер перед столешницей, где выстроились бутылки с разноцветными настойками. Здесь шла ожесточенная торговля. Пузатый колхозник в ватнике недовольно морщился и цокал языком в ответ на мольбы трясущегося бледного инвалида без правой руки. В левой полуденное солнце выбивало россыпи искр из золотого креста с изображением воина, протыкающего змея:
– Ну будь ты человеком, давай за две бутылочки смородиновки, а? Он же стоит как все твои запасы.
– Не надобно мне ворованного, – цедил хозяин настоек.
А покупатель, измученный похмельной дрожью, продолжал умолять:
– Да не ворованный он. Вчера честно в карты выиграл, это же золото настоящее, довоенное. Ты что меня мучаешь, плохо мне, внутрях все ходуном ходит, подлечиться надо.
– Я за деньги торгую, со своими бирюльками к цыганам ступай. – Продавец хмурился, но не сводил глаз со своего товара, чтобы назойливый пьяница не увел-таки ничего бесплатно.
Сергей с трудом сдержался от восклицания – орден Георгия Победоносца! Он, старательно изображая небрежность, подошел к попрошайке поближе, сунул руку за пазуху и нащупал пачку денег. Как хорошо, что именно сегодня он получил расчет на прошлом месте работы.
Акимов ровным тоном, чтобы не испугать дрожащего инвалида, предложил:
– Давай я куплю, – и показал деньги.
Второй раз предлагать не пришлось. Вся зарплата и деньги за неотгулянный отпуск перекочевали в руки колхозника, орден оказался у оперативника, а однорукий, не отходя от прилавка, одним ударом выбил пробку из бутылки и приложился к горлышку.
Когда бутылка ополовинилась, инвалид перевел дух, смачно крякнул и побрел нетвердой походкой в тень чахлого деревца неподалеку. Там он оперся о ствол и за второй прием прикончил тягучую жидкость. Потом сполз на землю, прикрыл глаза и застонал в истоме опьянения.
Акимов топтался рядом:
– А еще есть у тебя такие? Я куплю.
– Нету. – Язык у пьяницы заплетался, привычные звуки давались ему с трудом. Единственная рука поднялась и тут же обвисла от пьяной тяжести. – Я в карты вчера выиграл в кабаке у одного фраера. У него много…
– Покажи у кого, я у него остальные ордена куплю. Покажи, я тебе денег еще дам. – Сергей похлопал себя по нагрудному карману, где лежал носовой платок.
От такого щедрого предложения инвалид напрягся, пересилил навалившуюся пьяную негу, кое-как поднялся на ноги и, шатаясь, двинулся на другой конец бурлящего рынка. Сергей шел следом, рука в кармане сжимала золотой крест.
Неподалеку от будок сапожника и часовщика инвалид ткнул грязным пальцем в высокого хмурого молодого мужчину, с недовольным лицом рассматривающего торговую круговерть.
– Во!
Внутри у Акимова похолодело, он сунул руку под куртку, нащупал рукоятку пистолета. Подойти, скрутить, и в отделение на допрос! Или лучше проследить?
Он уже сделал несколько шагов в сторону парня в щегольском пиджаке, как вдруг позабытый пьяница, сообразив, что его обманули с третьей бутылкой наливки, неожиданно завыл:
– Деньги, деньги-то давай за Давилку! Вон же он стоит, ты обещал!
* * *
Михан Давилка проснулся в тот день рано. После последнего дела стали ему сниться тяжелые сны, которых он не помнил, но все равно просыпался в холодном поту. Он чертыхался, стягивал постельное белье, стаскивал с себя пижаму и оставался голым на одном матрасе. Но сон
