Татьяна Степанова - Звезда на одну роль
Нож, описав в воздухе дугу, пропорол рукав ее куртки и наконец, вышибленный Данилой, успевшим уже обратить в бегство всех своих недругов, со звоном упал на мостовую.
— Атас! — крикнул кто-то из темноты. Тени исчезли так же неожиданно, как и появились.
Верховцев поднялся, отряхнул пальто, сплюнул.
— Да, это вам не Рио-де-Жанейро. Поехали отсюда скорее.
В джипе Олли сел рядом с Анной на заднее сиденье. Она зажимала предплечье.
— Сильно задели? — спросил он.
— Ерунда, царапина.
— На мой платок.
Она скинула куртку, задрала рукав кофты. На худенькой руке был длинный, но, к счастью, неглубокий порез.
— Сволочь! Это из Кожевников бичи, и еще с ножом, гад ползучий. — Она пыталась обвязать платком руку.
— Дай помогу. — Олли осторожно затянул узел.
— Ты прямо доктор Айболит, — молвил Данила, наблюдавший за их возней в водительское зеркало. Олли не ответил, обернулся к девушке:
— Ты храбрая, — Ну, так на том стоим.
— А это что? — Он показал на алые точки на сгибе ее локтя.
— Это птичка клюнула. — Она быстро спустила рукав. — Это не для таких паинек, как ты, ангелочек.
— Ты меня спасла, — сказал он.
— Уж и спасла, скажешь тоже!
— Ваш сосед гордится своей красотой, — молвил Верховцев, ворочаясь на переднем сиденье. — Это так мило, что вы за него вступились.
Данила повернул ключ, джип рванул с места. Ехали молча. Данила изредка поглядывал в зеркальце. Олли, не отрываясь, смотрел в окно на ночную Москву.
Глава 14
О МАНЬЯКАХ... О МАНЬЯКАХ...
Военный совет, экстренно собравшийся на Катиной квартире, едва начавшись, закончился размолвкой совещавшихся сторон. А было так. Катя взахлеб рассказывала о жертвах новоявленного маньяка, приканчивавшего женщин металлическим штырем, и постоянно повторяла: «А Колосов мне говорит...», «А я Колосову говорю...», «А Никита считает...». Кравченко и Мещерский молча переглядывались.
— Да, Сережа, во-от дела-то какие, — многозначительно протянул Вадим. — Пора, ой пора!
— Да, — неопределенно хмыкнул Князь.
— Что пора? — Катя споткнулась на полуслове. — О чем вы?
— Да о том. — Кравченко поднялся, потянулся, расправляя мускулы. — Что пора бить морду. Мда-а...
— Кому? — не поняла Катя.
— Гражданину, два вечера подряд доставляющему тебя домой на белых «Жигулях». Некоему мистеру Колосову, который активно суется туда, куда ему соваться не следует.
Князь вежливо покашлял в подтверждение.
— Ты смотри, что делается, а? — Вадим обернулся к приятелю. — Третьего дня является эта особа в два часа ночи. Я молчу, слова не говорю, хоть, заметь, вижу у подъезда эту белую мыльницу. Ну, понимаю же, не идиот — коллеги там, наша служба и опасна, и трудна, майор Томин и Зиночка Кибрит и т.д. Но вот не проходит и двух суток, опять эта колымага у подъезда, мистер Колосов ей дверь открывает, и они прощаются. Слишком долго, на мой взгляд, прощаются. Он к тебе, Катюша, на кофе напрашивался, нет? Жалеешь, что не пригласила?
— Прекрати! — Она встала.
— А я еще и не начал ничего, чтобы прекращать! — Кравченко подошел к шкафу и начал перебирать в ящике магнитофонные кассеты.
— Я говорю с вами о важном деле, вы сами поручили мне...
— Мы тебе поручили получить от Колосова интересующую нас информацию, — вкрадчиво заметил Мещерский. — О поездках при луне на автомобилях, тем более белых, и речи не было.
— Но он просто подбросил меня до дома, что в этом такого? — Катя знала, что приятели подначивают ее, но все равно злилась. Ей хотелось всласть поговорить о том, что ее в данный момент интересовало больше всего, выдерживать же, пусть даже и шутливую, сцену ревности у нее не было никакого желания.
— Подбросил! — Кравченко выбрал кассету, вставил в магнитофон и нажал кнопку перемотки. — Конечно, такого пока еще ничего нет. А чтобы и мысли насчет такого не возникали в чьих-то не в меру шустрых мозгах, пора бить морду. В профилактических целях. — Он сделал изящный жест.
— И кто же этим займется? — осведомилась Катя. Кравченко снисходительно смотрел на нее и молчал.
— Уж не ты ли, Вадечка?
— Бокс полезен для здоровья, — изрек Мещерский. — Кровь разгоняет лучше крапивы.
— И не рассчитывайте даже. — Катя облокотилась о стену и приняла наполеоновскую позу. — Руки у вас коротки на гражданина Колосова. Он таких, как вы, одной левой в узел связывает.
— Кто? — спросил Кравченко.
— Он, — ответила Катя.
— В узел?
— Да, в узел.
— Меня?
— Да, тебя, тебя.
— Меня? — Вадим вдруг рывком сдернул через голову шерстяной свитер, обнажив мощный торс. — Меня?
— Тебя. — Катя постаралась, чтобы голос ее звучал как можно увереннее.
— Иди сюда.
— Еще чего!
— Я кому сказал. Катя выпрямилась.
— Иди сюда. — Кравченко, однако, подошел сам. — Положи сюда руку.
— Отстань.
Он больно дернул ее к себе и прижал ее ладонь к своей груди. Мышцы под гладкой кожей так и заходили, напряглись. Катя попыталась освободиться, но не тут-то было — хватка у Кравченко была железная.
— Думай, что говоришь, — тихо молвил он. Она опустила голову — ей отчего-то стало неловко от его взгляда. Неловко оттого, что Кравченко был так нагло самоуверен в своей физической привлекательности, неловко от присутствия в комнате Мещерского, неловко от того чувства потерянности и покорности, которое независимо от ее воли пробуждало в ней каждое прикосновение к Вадькиному телу.
— Мне больно, Вадя...
Он чуть ослабил хватку, щелкнул магнитофонной кнопкой, включил свое любимое «I'm Alive». Катя не успела оглянуться, как он, плотно прижав ее к себе, сделал с ней по комнате нечто среднее между туром вальса и проходом в танго, талантливо, но весьма неуклюже стараясь попадать в ритм музыки.
Мещерский поднялся с дивана и отошел к окну. Кате бросилось в глаза, какого Князь все-таки невысокого роста. Слишком невысокого для мужчины ее мечты. От Вадьки пахло туалетной водой и каким-то горьковатым дымом. «Почему дымом, он же не курит?» Он довел ее в танце до окна, а затем разжал объятия и легонько подтолкнул к Мещерскому.
— Было очень приятно провести с вами вечер. Желаю всем приятных сновидений. — Кравченко наклонился, поднял с пола свитер и вышел из комнаты. Через минуту в прихожей хлопнула дверь.
— Сумасшедший какой-то. — Катя демонстративно массировала запястье. — Дурак.
Мещерский посмотрел на наручные часы.
— Девять уже, а мне еще на заправку надо успеть. Да... Ну, мы завтра едем к этому скульптору?
— К какому?
— Ты же сама говорила.
— А-а, да.., конечно... — Катя вздохнула. — Завтра предпраздничный день, седьмое марта. Приезжай к часу на Никитский и позвони мне из бюро пропусков.
— Хорошо. Ну, я пошел. — Однако он медлил.
— Иди. Только выключи этот чертов магнитофон. У меня и так голова раскалывается.
Князь сделал, что его просили, вытащил кассету и аккуратно спрятал ее в ящик, затем поплелся восвояси.
Итак, вечер испорчен. Катя плюхнулась в кресло и надулась на весь мир. Ей так хотелось поделиться с ними своими соображениями насчет этого новоявленного монстра, а они... Идиоты противные!
О маньяках Подмосковья Катя знала немало. Однажды ей даже пришлось готовить специальный обзор по серийным убийцам, действовавшим в области. Знаниями своими ей просто не терпелось похвастаться перед этими самоуверенными индюками.
А они все испортили! Один раздевается внаглую, культурист несчастный, а другой тоже — мямля, отвернулся, смотри ты какой, прикидывается, что его трепетная душа уязвлена. Строят из себя тоже! Она включила видео и стала смотреть «Белоснежку». Только это могло ее успокоить. На экране снова плясали гномы. Оставляя свою прекрасную подружку хлопотать по хозяйству в избушке, они прощались, подставляя под ее вишневые губки свои гладкие лысинки для поцелуя. Счастливчик, Скромняга, Ворчун... Мужчина всегда останется мужчиной, даже если он — гном в колпаке, да... Мужчины любят подчинять себе женщин. Вон даже воспитанный, лощеный Вадька и тот туда же: «Иди сюда... Я кому сказал». А другие вообще... Ну а если слов в повелительном наклонении оказывается недостаточно, в ход идут кулаки, оскорбления, издевательства.
И в результате всего этого на свет тихонько, незаметно вылупляется новоиспеченный маньячок. Катя следила за похождениями гномов. Итак, ОН снова пришел к нам. Он..
Она хорошо помнила то ликование, охватившее ее родную «управу», когда осенью 1992 года наконец-то поймали Головкина — Удава. Одиннадцать трупов мальчиков, истерзанных, изрезанных, изуродованных, пыточный бункер в одинцовских Горках-10, на территории всемирно известного конного завода. Она вспоминала, как разглядывала фотоснимки этого бункера. Обычный металлический гараж-"коробка", запертый на амбарный замок. Стойло для машины, стойло для бензинового Пегаса. А внизу, под стойлом, бетонный подвал, массивная крышка-люк, чтобы не слышно было душераздирающих криков истязуемых, вбитые в стены ржавые крючья, железная лестница, корыта для спуска крови, разделочный стол. Мясник. Нет, не совсем. Мясник — это на первый взгляд. Скорее, вивисектор, «естествоиспытатель».
