Семен Резник - Амазонка
— Развяжи руки, — обратился он к индейцам. Но те его не поняли. Потом все-таки развязали его, и Хуан с жадностью набросился на местные «деликатесы» — каких-то насекомых. Конечно, пища была не ахти какая, но ее оказалось вполне достаточно, чтобы не умереть от голода или жажды.
Индейцы ушли, но при этом совершили ошибку: они не связали ему руки.
— Сволочи! — громко выругался Хуан и первым делом освободил ноги от тонких лиан. Медленно поднявшись на ноги, он подошел к тому месту, где по его расчетам находилась дверь, однако мулат мог и ошибиться, ибо царила кромешная тьма.
Хуан долго не мог найти дверь, натыкаясь на стены из толстых бамбуковых стволов. Они оказались так плотно связаны, что между ними нельзя было просунуть иголку.
«Вот, если бы был нож, — подумал Хуан, — я бы разрезал лианы, связывающие бамбук». Наконец он наткнулся на дверь, но она оказалась запертой. Оставались окна. Их он нашел быстро, но они были настолько узкие, что нечего было и думать воспользоваться ими. Хуан просунул руку в одно из них и ощутил упругость ветра. За стеной была глухая ночь, а на небе ни одной звезды.
«Идеальное время для побега. Если мне удастся выбраться наружу, то и десяток стражников не заметят меня. Только надо выбраться», — подумал он. Мулат снова стал ощупывать стены. Вдруг несколько бамбуковых стволов шевельнулись под рукой. Он нажал сильнее, и вроде бы они разошлись.
«Они не туго связаны», — обрадовался мулат. Он начал расшатывать их. Наконец, ему удалось оторвать один стебель бамбук, затем другой… и вот он уже просунул голову в отверстие в стене. Снаружи не было ни огонька, ни звука. Надо продолжать работу, чтобы, когда первые лучи солнца коснутся земли, он был далеко отсюда.
Хуан вдруг испугался так, что сердце екнуло: вдруг там, за стенами хижины, его ждут дикари, и копья вонзятся в него прежде, чем он ступит на землю. Они… они только его и ждут: ему почудилось, что там, в кромешной тьме, действительно кто-то есть. Он прислушался и укорил себя за трусость.
— Никого нет, — произнес он и успокоился, а затем рьяно принялся расшатывать бамбук, и вскоре получилось достаточно большое отверстие. Вдруг лиана, которую он потянул изо всех сил, лопнула, издав при этом громкий звук. Хуану показалось, что этот звук слышен на милю вокруг, и сердце его упало. Он подумал, что стражники наверняка его слышали и теперь поджидают возле дыры. Но ни звука больше, словно все вымерло. И тогда он решился, только собрался нырнуть во враждебную мглу, как услышал едва слышное сдавленное рычание. Из темноты на него глядели два круглых, горящих ненавистью, глаза.
Глава 2
Утро выдалось отменное. Несколько дней перед этим было прохладно, шел дождь и, потому у Купера, истосковавшегося по хорошей погоде, было хорошее настроение. И это несмотря на то, что предстояла приличная нервотрепка. Он проснулся раньше обычного и долго лежал в постели, размышляя о предстоящем дне. В самом деле, в этой истории с мальчиком вопросы росли, как снежный ком. Купер не сомневался, что Лопес окажется крепким орешком, и если он преступник, то для него на карту поставлено многое. У Лопеса должны быть мотивы для убийства, и достаточно основательные. Немотивированные убийства совершают лишь свихнувшиеся маньяки. Здесь же все было продумано до мелочей, и это очевидно.
Он вспомнил серию загадочных убийств в Сантьяго. Там трупы подростков были так изуродованы, что многое видавших полицейских выворачивало наружу. И когда Кортес попался, он оказался некрофилом. Здесь же совершенно другая картина: во-первых, пока это одиночное убийство, во-вторых, крайне редко детей отравляют ядом.
Прошло немного времени, и Купер убедился, что этот Лопес, действительно, фрукт. Он сидел изрядно помятый, обросший черной щетиной и, казалось, не обращал на инспектора ни малейшего внимания. Купер даже подумал, что мысли этого подонка витают где-то около заплеванной забегаловки. «Тем лучше», — решил Гарри и начал допрос:
— Николас Лопес. Родился в Лиме в 1951 году. Мать — Лолита Торес. Отец неизвестен, — Купер быстро взглянул на Николаса. Тот не шелохнулся. — Живет… — Гарри назвал адрес. — Это так? — он предложил Лопесу сигарету.
Николас жадно схватил ее, и Купер протянул ему зажигалку. Тот закурил, с наслаждением сделал затяжку и, наконец, произнес:
— Верно. Все так.
— Скажи, Лопес, вот тут написано, что ты не работаешь, это так?
— Да.
— Так на что ты живешь? Ты получил богатое наследство или тебя содержит богатая сеньора? — чуть улыбнулся Купер.
Лопес молчал.
— Ну, что ж, не хочешь отвечать — не надо, — Гарри пожал плечами. — Но скажи: у тебя ведь есть мать? Не так ли?
— Да.
— И она служит у сеньора Переса? Там же живет?
— Да.
— И ты часто навещаешь ее? — спросил Купер ровным тоном. В глазах Лопеса промелькнула искорка и сразу угасла.
— Ну, не так чтобы часто, — парень явно не был красноречив.
Купер отметил для себя, что на тупом лице этого кретина он не заметил ни малейшего следа волнения. Он даже не удосужился спросить, за что его задержали.
— А когда ты был у матери в последний раз? — Купер пристально глянул на Лопеса. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда он назвал дату. Это было как раз накануне гибели мальчика.
— И долго ты был у нее?
Лопес задумался или сделал вид, что вспоминает:
— Приехал вечером, переночевал… — угрюмо произнес он.
— Расскажи-ка все по порядку, — Гарри включил диктофон. — Ты приехал к матери…Слушай, каждое слово из тебя приходится вытаскивать клещами! Так, говори…
— Я приехал около восьми вечера. Потом… потом я поговорил с матерью, перекусил и смотрел допоздна телевизор. Затем лег спать.
— Где?
— Что где?
— Где ты спал?
— У Пересов есть отдельная комната… так, подсобка.
— Что было дальше?
— Ну… утром позавтракал и уехал около десяти.
— Когда, говоришь, утром ты встал?
— Около восьми.
— Так. А зачем ты приезжал, неужели соскучился по матери?
— Вообще… у меня кончились деньги.
— В тот вечер и утром, кроме матери, ты еще с кем-нибудь общался?
Опять что-то промелькнуло в глазах Лопеса.
— Нет! — раздраженно бросил он.
Купер выключил диктофон, подошел к окну и посмотрел на улицу. С третьего этажа хорошо просматривалась автомобильная стоянка. Машины мокли под дождем, а рядом по мокрому тротуару шли прохожие с зонтами.
— Итак, ты уехал около десяти, — Купер уселся за стол и снова включил диктофон. — Ты, верно, не знаешь, в какой попал переплет. Думаешь, треплется, вот коп! Потреплется, надоест ему, и выпустит. Ты или кретин, или придуриваешься… Ты прекрасно знаешь, почему я вожусь с тобой… Почему бы тебе не выложить все.
— Но… но я действительно ничего не знаю.
— Ну, хорошо. Допустим, не знаешь, в чем я сильно сомневаюсь. Но ты говорил, что ни с кем не общался. А с экономкой?
— Терезой? Да, да я с ней говорил.
— А где это было?
— На кухне.
— Вот, вот! Тереза тебя видела на кухне. Что ты там делал?
— Завтракал! — буркнул Лопес.
— Когда ты вошел на кухню, там, кроме твоей матери, был еще кто-нибудь?
Лопес на минуту задумался:
— Ну, мама… потом зашла Тереза. Она говорила с матерью…
— О чем?
— Я не помню.
— Итак, ты встал около восьми… На кухню, допустим, ты пошел в полдевятого, в десять ты уехал… Ты что, был на кухне полтора часа? — размышлял вслух Купер. Но это не все. Тереза и твоя мать сказали, что ты был на кухне в семь! В семь, голубчик! В десять ты уехал. Что ты делал эти три часа? Что?
Лопес немного растерялся. Тревога мелькнула в его глазах.
— Нет, нет, было около девяти, когда я зашел на кухню, неуверенно произнес он.
— Нет, было семь! — ледяным тоном отрезал Купер. — Экономка говорит, что ты был взволнован. Чем, Николас, чем ты был взволнован?
— Я… я не помню.
И тут Купер решил изменить тактику. До этого к парню нельзя было придраться в ответах, до тех пор, когда этот малый брякнул, что зашел на кухню около девяти. Тут он явно сморозил глупость: Тереза его действительно видела на кухне в семь. Возможно, он считал, что тогда было девять часов. Или ему действительно надо было скрыть, что произошло за эти два часа. Он мог запросто сказать, что два часа валялся с книгой на диване.
— Лопес, ты хорошо знаешь семью, в которой служит твоя мать?
— Ну, знаю…
— Не правда ли, у них прелестный мальчик…
— Джонни?
— Да, Джонни. Ты дружил с ним?
— Я?! Да, вроде бы, нет. А что?
— Да ничего. Просто я подумал, что между вами могли сложиться приятельские отношения, — произнес Купер и почувствовал, что устал. Он решил, что для первого допроса этого достаточно. Гарри нажал на кнопку, вмонтированную в поверхность стола. Сразу появился сержант Фуантэс.
