Кирилл Казанцев - Неприкасаемый чин
– С кого начинать, Анатолий Игоревич?
– С Халлера. Он вроде у них за главного получается. Если по головке ударить, то и остальные вздрогнут.
– Халлер… Халлер… – Борис Михайлович перекладывал бумажки, – вот наконец отыскался голубчик. Сангвиник экстравертного склада, – он поднял глаза и приспустил очки на кончик носа.
Бахрушин скривился, как от невероятно сильной зубной боли.
– Ты мне свою образованность не показывай, по делу давай. Чего он там? Бухает сильно или, может, кокс нюхает? Мальчики его интересуют?
Гросс слегка улыбнулся.
– Явных пороков, как таковых, за ним не замечено. Разве что простительные, – он вновь опустил взгляд на бумагу. – Так… это вряд ли имеет значение… это тоже отметаем… Вот. Нашел. Коллекционирует курительные трубки, хотя сам не курит, – и Борис Михайлович вопросительно посмотрел на хозяина.
– И что мне с этого? Если там и остальное такое, скрути эти бумажки в трубочку и засунь в задницу тому умнику, который их составлял. И поглубже.
– Погодите… все-таки есть у него одно слабое место. До женщин падок.
– Проститутки? – воодушевился владелец химкомбината.
– В том-то и дело, что не проститутки. Его приличные женщины интересуют.
Бахрушин чуть заметно усмехнулся, в чем-то почувствовав духовное родство с немецким инвестором. Ведь его тоже интересовали не путаны.
– Насилует их, что ли? – с придыханием спросил он.
– Нет. Любит обхаживать, угождать, что-то вроде спорта у него. За один вечер успевает не только познакомиться с женщиной, которая о нем и думать не думала, но и уже через пару часов умудряется затащить ее в постель. Даже не знаю, как это у него получается.
– Это точно? Не домыслы психиатра, чтобы бабло отработать?
– Информация достоверная. За время пребывания у нас уже было три таких случая. Два удачных. В третий что-то не склеилось. Видно, он или она не в духе были. И осмелюсь заметить вам, Анатолий Игоревич, психиатры – это те, которые психами занимаются. А психологи – нормальными адекватными людьми.
– Один хрен, что психами, что адекватными. Но этот момент с Халлером берем на заметку. Поехали дальше.
– Ганс Мюллер.
– Валяй.
На этот раз Гросс уже не стал зачитывать: инвестор – сангвиник, холерик или меланхолик, экстраверт или интроверт. Он просто пробегал строчки глазами, при этом беззвучно шевелил губами. Пока зацепиться было не за что.
– Что, совсем без слабостей и пороков, за которые зацепить можно? – нетерпеливо поинтересовался заметно подуставший Бахрушин. – Такого в природе не бывает. У каждого свои тараканы в голове да скелеты в шкафу.
– Похоже, что это именно такой редкий случай, – разочарованно произнес Борис Михайлович. – Абсолютно не пьет… – начал было перечислять он, но его тут же перебил владелец химкомбината:
– Как это не пьет? А тогда в бане? Нажрался, будь здоров.
– Это не он нажрался, а вы его напоили. Да и один раз не считается.
– И то правда. Ладно, проехали. Продолжай.
– Значит, так… не пьет, не курит, девочками-мальчиками не интересуется, во всяком случае, за время пребывания у нас в этом замечен не был. По ресторанам не ходит, даже ужин к себе в номер заказывает. В город выезжает только по делам и только вместе со своими компаньонами. Возвращается, и из машины сразу в лифт, оттуда в номер. Вот и все, что могу о нем сказать.
– От машины сразу в лифт и в номер… – повторил Бахрушин задумчиво, а затем повеселел, – тоже пойдет. Ну и теперь давай про последнего. Что у него там в плане разврата, пьянства, наркомании, зоофилии и некрофилии?
Гросс заскользил взглядом по листку. И на этот раз ему вновь пришлось неопределенно пожать плечами.
– Ничего порочащего и противозаконного. Даже в карты со своими компаньонами не играет.
– Чего это так? Мужик вроде здоровый. Ему что, и трахаться не хочется? Не верю.
– В душу, к сожалению, ему не залезешь. Ну и я на его месте вел бы себя сдержаннее и предусмотрительнее. Ведь к нему сегодня жена с пятилетним сыном приезжают.
– С какого такого бодуна? – округлил глаза владелец химкомбината.
– Любит, наверное, он ее. Ему пятьдесят, ей двадцать пять. Вот и боится бабу одну оставлять. Уведут еще.
– Так. И это берем на заметку. Все, иди работай, Боря. А остальное по моей части.
Борис Михайлович, как обычно, не стал уточнять, что именно задумал босс. Наперед знал, что ничего хорошего. А если так, то зачем спрашивать? Ведь как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.
Глава 8
День прошел у инвесторов в делах. Ну а затем немцы размежевались по интересам. Психолог, нанятый Гроссом, не зря ел свой хлеб с маслом. Как и было написано в психологическом портрете Халлера, Феликс переоделся, сменив строгий деловой костюм на более фривольный вечерний, вызвал из номера такси и поехал в лучший ресторан города. Конечно, кухне «Седьмого неба» было далеко до ресторанов его родного Мюнхена. Но все же поесть тут можно было, не рискуя отравиться. Вдобавок именно здесь можно было отыскать подходящую его вкусам женщину. Ведь в подобных заведениях и клиентура соответствующая.
Иногда Халлер даже умудрялся снять даму, которая пришла в ресторан с мужем или любовником. Ему хватало пяти-десяти минут, когда он перехватывал ее в холле или подкарауливал на выходе из дамской уборной. Обольщать вальяжный немец, в совершенстве владевший русским языком, умел. И еще как. Заговаривал с женщинами абсолютно без каких-либо комплексов. С первых же слов, с первого взгляда умел показать, что они ему нравятся. И так же безошибочно умел угадывать среди них тех, кто считает, что их недолюбили по жизни. Именно этот контингент идеально подходит для соблазнения. Их только пальцем помани, и они тают на глазах. Еще для соблазнения подходили дамочки, которых совсем недавно бросили воздыхатели или которым изменяют мужья. Они ради совершения бессмысленной мести легко соглашаются на скорую близость.
Конкретных планов немец на сегодня не строил. Просто вышел на «охоту», почти как Бахрушин. С той только разницей, что один был насильником, а другой никогда не переступал черту закона. Его интересовало лишь полное согласие «жертвы».
Отпустив такси, Халлер вошел в просторный вестибюль ресторана и привычно направился к гардеробу. От стойки с переброшенным через руку плащом навстречу ему резко двинулся немолодой мужчина. Он подслеповато щурился. Неумело столкнулся с Халлером – выронил плащ, поднял его, подчеркнуто вежливо извинился и быстро покинул вестибюль. Случившемуся немец не предал никакого значения. Сдал свой длинный плащ в гардероб и вскоре уже сидел за угловым столиком.
На небольшой эстраде играла живая музыка. Явление весьма необычное для районного городка. Фортепиано и виолончель. Звучал легкий джаз, от которого хотелось расслабиться и задуматься о смысле жизни. Пианист был практически незаметен, никто не обращал на него внимания, да и сидел он спиной к ресторанной зале. А вот на виолончелистку открыто пялились даже те, кому джазовая музыка отродясь не нравилась.
Молодая женщина вышла на сцену в узкой облегающей блузке и откровенно короткой юбке. Вот и играла, зажав инструмент между голенькими коленками.
Халлер заказал кофе, белое сухое вино и легкую мясную закуску. Перед сексом он никогда не злоупотреблял едой, а сегодня справедливо рассчитывал на удачу. Ведь если в прошлый раз сорвалось, то в этот раз обязательно сложится. Это правило он установил эмпирическим путем.
Немецкий инвестор неторопливо обводил взглядом столики, отыскивая подходящую «жертву». Пока еще своего выбора он не сделал. Женщин, не удовлетворенных своей жизнью, здесь находилось отнюдь немало. Но пока еще ни одна из них не заинтересовала Халлера. Одни были слишком молоды для него, годились в дочери. Другие – слишком стары или вульгарны.
И тут мелодично отозвался звонок над входной дверью. Метрдотель пропустил впереди себя женщину лет тридцати с лишним. Одета она была не вызывающе, но дорого и со вкусом. Томный взгляд свидетельствовал о чувственности. Ступала она, как модель на подиуме. Но делала это не нарочито. Про нее никто бы не посмел сказать, что топает как кобыла. Бедра чуть заметно покачивались.
Метрдотель уже показывал новой гостье столик, но та не спешила садиться. В руках женщина держала, как показалось сперва Халлеру, небольшую записную книжку в мягкой кожаной обложке. Она смотрела то в нее, то в зал. Затем еле заметная улыбка показалась на ее чувственных губах, и она уверенной походкой направилась к Феликсу.
– Извините, но, кажется, это вы обронили в гардеробе, – и женщина положила перед Халлером то, что сперва показалось ему записной книжкой.
Это был его собственный бумажник. В прозрачном окошечке красовалась цветная фотография, на которой немецкий инвестор был изображен вместе с двадцатилетней дочерью. Феликс даже хлопнул себя по нагрудному карману пиджака, ведь он был уверен, что бумажник при нем. Но там его не оказалось.
