Сергей Зверев - Новые гладиаторы
– Положи его здесь, в затишке. Авось не замерзнет, – говорит Краб.
Мы ползком проникаем в короткий коридор, за которым должна находиться столовая. На фронте затишье. Видать, берегут боеприпасы.
В авангарде наши лучшие стрелки: Краб, Аристарх и Рыжий. Мы со Жгутом во втором эшелоне. Основные силы противника сосредоточены у окна выдачи блюд. Сейчас оно служит бруствером окопа. Мебель разломана, частично сдвинута к боковым стенам. Окна, на удивление, почти все целы, но в помещении холодно.
Краб по-пластунски подползает к входу, заглядывает за угол и тут же втягивает голову обратно. Он поднимает три пальца на левой руке, потом загибает один и показывает направо. Все понятно. Сразу у входа сидят пятеро: три слева, два справа.
Леха с Аристархом быстро высовываются и начинают пальбу – каждый в свой угол. Рыжий расстреливает охранников, находящихся у стойки. Мы со Жгутом поднимаемся во весь рост и, прикрываясь дверными косяками, стреляем вторым этажом через головы товарищей.
В первые же секунды из строя выбывает десяток наших противников. Остальные откатываются в зоны, не простреливаемые с нашей стороны, или пытаются прикрыться мебелью. Но, в отличие от банкетного зала, столы и стулья здесь пластиковые. Служить препятствием для пуль они никак не могут.
Гладиаторы, засевшие в кормоцехе, верно оценивают ситуацию и делают рывок к окну раздачи через кухню. С той стороны стойки тоже начинается пальба. Пороховая гарь щиплет глаза, а уши закладывает от грохота.
Одно из окон с треском вылетает. Какой-то охранник швырнул в него табуреткой. Однако пользоваться аварийным выходом уже поздно. Три красных пятна вспыхивают на серой камуфляжной спине, и боец валится лицом в буран, вовсю гуляющий за окном. Под подоконником сразу же появляются маленькие дюны из снега.
Наконец-то пальба прекращается. Есть ли кто живой в зале – неизвестно, но заходить туда пока рано.
– Эх, гранатку бы им добавить. Но придется так, – говорит Леха и уже другим, командным голосом орет в снежный сквозняк: – Охране бросить оружие и приготовиться к сдаче! Пленным подарим жизнь. За любой выстрел будем карать по законам военного времени. Мы заходим!
С той стороны зала, из-за стойки, появляются осажденные гладиаторы. Они смотрят на нас несколько настороженно, но, увидев меня, расслабляются. Я здесь своеобразный индикатор «свой-чужой», единственный человек, которого на подземном уровне знают если не все, то многие.
У боковой стены с поднятыми руками стоят трое охранников. Остальные убиты или тяжело ранены.
Лидер наших союзников – крепкий, слегка прихрамывающий мужчина лет сорока с ухватками блатного – отдает короткий приказ. Его люди начинают методично достреливать раненных и собирать трофеи.
Аристарх с Рыжим и Жгутом тоже пополняют боезапас.
Мы с Лехой идем к маленькой шеренге пленных, где встречаемся с боевыми товарищами и обмениваемся с ними рукопожатиями.
– Снегирь, – представляется их лидер. – А это ты, доктор? Привет!
Тут я припоминаю, что этого самого Снегиря с месяц назад штопал после боя на трезубцах. Рана у него была в переднюю поверхность бедра, потому он теперь и хромает.
– Леха Краб, – представляется наш прапор.
– Сеня. – Вождь союзников ухмыляется и спрашивает: – Леха, что с цириками делать будем? Может, на Луну отправим? Еще жратву на них тратить!..
У двух охранников лица обреченные, тупые. В третьем я узнаю Петросяна. Он держится чуток пободрей своих сослуживцев. На его физиономии застыло упрямое, вызывающее выражение.
За нашими спинами потихоньку собирается народ, закончивший грабить награбленное.
– Жратвы тут наверняка навалом. Одного мяса для тигров, небось, тонны две. Пусть поживут пока, раз я обещал. Да и потолковать с ними есть о чем. Только пойдем-ка отсюда. А то шибко холодно.
– Да уж, одеты мы не по-зимнему. – Снегирь ежится. – В такой пижме по морозу долго не поскачешь. Пошли, братва, к нам. Там и печечка растоплена, и пошамать найдется.
– Надо на выходе к лифтам пару человек поставить. Никто не знает, сколько тут охраны еще бегает. Накроют нас, как мы их. Окна тоже надо бы посторожить.
– Дело хорошее. Эй, Абдулла. На тебе шпалер. Возьми кого-нибудь из земляков, покараульте у выхода. Мы через часок вас сменим. Митек, а ты здесь, у стойки покарауль. Если кто с улицы полезет – шмаляй, не стесняйся.
Помянутый Абдулла – не кто иной как мой старый знакомец Рахматулло. Он подмигнул мне и заулыбался. В руках у него бутафорская сабля, какие обычно на стенах для красоты вешают. Ствола, видать, обидчику Штрауса не досталось. У этих ребят огнестрельного оружия на всех не хватает. Поэтому приказ Снегиря таджик принимает с энтузиазмом.
Леха уходит с часовыми. Через минуту он возвращается, гоня перед собой охранника, рот которого замотан изолентой.
– Вот еще один в коллекцию.
Мы всей гурьбой втягиваемся в полумрак помещения, расположенного за кухней. В углу стоит большая печь, в ней тлеет груда углей. Наверное, поэтому здесь гораздо теплее, чем даже в каминном зале прошлой ночью.
– Аккуратней! Тут до черта всякой фигни. Ноги не поломайте. Там вон ванны какие-то, лента транспортерная, – предупреждает нас Снегирь.
Кормоцех выглядит точь-в-точь, как ад в диснеевских мультиках. Отсветы огня выскакивают из-за чуть прикрытой печной заслонки и придают нашим лицам какой-то потусторонний оттенок.
На шести чугунных конфорках этой громадной печи до наступления эры электричества персонал, наверное, варил всякие корма для живности. Да и вообще полезно такую штуку в хозяйстве держать. Мало ли что может случиться? Вот оно и произошло.
– К ней и уголька с полтонны имеется, – хвалится Снегирь, как будто он сам по своей прозорливости позаботился о топливе. – Хавки тоже хватает. Холодильники забиты мясом, всяких фруктов полно. Даже бананы есть.
Нас сажают в пластиковые кресла, принесенные из кухни, и вручают по большому куску мяса. Оно жестковатое, не вполне прожаренное, но кажется мне удивительно сочным и вкусным. Не буду говорить штампами, мол, ничего такого я не ел с детства. Наверняка случалось. Просто сейчас все мои ощущения от прежней «доколизейной» жизни остались где-то очень далеко. Даже не важно, где именно.
Рыжий лопает так, что аж за ушами трещит. Остальные если и отстают от него, то не сильно.
– Ну и что делать будем, братва? – спросил Снегирь, бывалый человек, открывая толковище.
Вопрос не столь праздный, как может показаться. Надо выработать стратегию. Все гладиаторы сидят кругом, благо народу не много, а помещение просторное. На пластиковом столе горит пара аккумуляторных фонарей.
Всего нас здесь двадцать девять человек. По социальным группам расклад примерно такой: с дюжину блатных, десяток таджиков, остаток – вояки и спортсмены. Основу последней категории составляет наш боевой квартет. Жгут сразу откололся от нас и перешел в лагерь Сени Снегиря.
– Рвать надо отсюда, – вносит предложение, подкупающее своей оригинальностью, некто Чума, почти двухметровый гоблин с простодушным, но злым лицом.
– Это понятно, – со вздохом говорит Сеня. – А куда рвать-то?
Чума на секунду задумывается и выдает ответ, идеальный в своей непогрешимости:
– В город. Хрен ли тут сидеть и дожидаться, когда нас мусора за жабры возьмут.
– Хорошо. Чума подсказал главное: надо рвать отсюда в город, – с еле уловимой иронией продолжает Снегирь. – Теперь вопрос, как это сделать?
Чума многозначительно пожимает плечами. Мол, это уж вы давайте сами. Не все ж вам моим умом пробавляться.
– Через два дня ожидается прибытие гостей, – вступает в дискуссию Краб. – Они, скорее всего, прилетят на «Ми-8». При таком морозе иностранную технику вряд ли рискнут использовать. В «восьмерку» влезают до тридцати человек. Если уплотнимся, то, может, и с полсотни войдет. Багаж нам с собой не везти. Берем борт штурмом, грузимся и летим, пока горючки хватит. У какого-нибудь городка садимся и разбегаемся.
– Нас всего тут едва тридцать, – подает голос кто-то из блатных. – Уместимся.
– Я думал поднять братву, оставшуюся в подвале. Вытащим лифты вручную наверх. Потом спустимся на них в подземелье и освободим остальных. Кто последним рейсом поднимался?
– Да вроде мы, – подает голос один из таджиков. – Свет потух, стрелять начали. Мы побежали по коридору.
Говор южанина на удивление правильный, практически без акцента.
– Если во время подъема кто-то в лифте застрял, то не выжил, – размышляет Краб. – Сутки практически без воздуха!.. А в камерах должны быть люди.
– Ну и на хрен нам эти люди нужны? – Это снова Снегирь. – Сам же говорил, в вертушку максимум полсотни рыл влезет, и то если утрамбовать. Грустно, конечно, что бродяги внизу зависли, но тут уж кто не успел, тот опоздал.
