Вячеслав Жуков - Маэстро, ваш выход!
– Ты вот тут сидишь, в кабинете, а мы с Лешкой, как два гончих пса, весь день на ногах… – начал он, едва ли не с порога.
– А накопали с гулькин фиг, – продолжил Федор за Грека, избавив того, от ненужных объяснений.
– Что ты хочешь, если преступники не дремлют? – ощетинился усатый капитан, уставившись на Федора своими черными прожигающими глазенками. И глядя в проникновенное лицо Грека, Туманов невольно улыбнулся. Сказал:
– А я, между прочим, не просто сидел в кабинете, как вы, товарищ капитан, изволили выразиться, а и кое-что накопал.
Грек на это беззастенчиво махнул рукой.
– Мы с Лешкой тоже не пальцем деланы. Отцы хоть у нас и разные, но мужики дай боже, были. Правда, Леха? – проговорил Грек.
Ваняшину сейчас не хотелось обострять отношений с Греком. Поэтому он кивнул, сказав при этом:
– Ты прав, как всегда, о мудрейший из мудрейших.
Грек недовольно посмотрел на приятеля Леху, хмыкнул, но промолчал. А Туманов загоревшись любопытством, сказал:
– Ну, коли дело обстоит так, думаю вам самое время похвалиться, что вы там наработали. Чтоб я к Василькову на доклад пошел не с пустыми руками, – предложил Туманов.
Грек рухнул на стул, вытянул из лежащей на столе майорской пачки сигарет, сигарету, закурил и с долей бахвальства произнес:
– В общем, так, майор, узнали мы с Лешкой, кому принадлежит тот серый «Фольксваген», – при этом испытующе глянув на Туманова, заметил на лице у того, что-то отдаленно напоминавшее разочарование.
– Я так понимаю, что машина принадлежала тому не хилому парню, который саданул тебя по челюсти, – сказал Федор. На что Грек кивнул.
– Точно. Шаркову Станиславу Георгиевичу. Кличка – Шарик. Имел две ходки за драки. Вернувшись после отсидки, официально нигде не работал, но судя по всему жил неплохо. Жил вдвоем с матерью. Круг знакомых выяснить не представляется возможным. Второй убитый парень, Прытков Игорь Иванович. Кличка – Прутик. Приятель Шаркова. Если не сказать больше, друг детства. Жили в одном дворе. Вместе сидели по одной и той же статье.
– И вместе погибли, – несколько задумчиво произнес Федор, слушая Грека.
Выпустив в сторону майора струйку синеватого дыма, Грек сказал:
– Судя по всему, они работали на того человека, который их и убил.
– Наверное, у него для этого были веские причины, – сказал Федор.
Грек сначала пожал плечами, потом, призадумавшись, согласился:
– Вероятно так. – В словах усатого капитана не было сожаления. Когда-то два молодых парня мечтали стать мафиози, всячески подражая ганкстреам американских боевиков, не задумываясь, что жизнь в кино, разимо, отличается от реальной жизни. И в конечном итоге, они получили то, что стало закономерностью. Каждый по пули.
– Ну что ж, благодарю за проделанную работу, – помолчав, сказал Туманов.
Грек на это пожал плечами и спросил:
– И все?
– Чего ж ты хочешь? – удивленно спросил Федор. Усатый капитан вскинул брови вверх, потом сказал:
– Хотелось бы что-то посущественней.
Федор призадумался, что имел в виду Грек. Потом открыл сейф и выставил из него на стол бутылку водки. Заметил, как, увидев ее, у Грека сразу заблестели глазки. Сейчас он мучился перед тем, как устоять перед соблазном, потому что не далее как пару дней назад во всеуслышанье вот в этом самом кабинете, грозился завязать с выпивкой раз и навсегда.
И все-таки, соблазн одолел его. Но для вида, Грек проговорил:
– Прямо и не знаю, как быть. Сбиваешь ты меня, майор, с пути истинного. Не уговаривай лучше.
Федор взял бутылку в руку, намереваясь убрать ее обратно в сейф. Видя это, Грек ахнул, вцепившись в нее обеими руками.
– Поставь ее обратно на стол, Николаич. Искуситель ты эдакий.
Федор улыбнулся.
– Чего ж тогда выкаблучиваешься?
Грек сердито засопел. А лейтенант Ваняшин сказал:
– Да это он, Федор Николаич, оттого, что в кармане у него своя лежит. Когда ехали обратно сюда, он не утерпел, забежал в магазин.
– Ах ты, хмырь, – укоризненно покачал головой Федор, глядя на Грека. А сам Грек зло сверкнул своими черными глазенками на молодого лейтенанта.
– Лешка, сукин сын. Кто тебя за язык тянул. Может, я бы передумал. Свою-то я всегда выпить успею, – достал он из кармана бутылку кристаловской, выставив ее на стол.
Прапорщик Глебов выглядел полностью подавленным. Ночь, проведенная в камере управления уголовного розыска, подействовала на него, полностью лишив воли. Он никогда не думал, какого это вот так самому оказаться в камере. Напугала она Глебова. Еще страшней было то, что находиться ему теперь в ней не день и не два, а долгие годы. К тому же его поместили в камеру к переодетому оперу, обладавшему талантом перевоплощения, и Глебов не сумел его отличить от бывалого зека, отмотавшего по тюрьмам и зонам едва ли не половину своей нелегкой жизни. Ночь напролет этот бывалый рассказывал прапору о тех тяготах и лишениях, которые ждут убийцу после пересылки. После его рассказов, тюрьма, в которой прапорщик отработал надзирателем полтора десятка лет, казалась ему блаженным уголком, где каждый заблудший в своих грехах, может снискать покой и утешение для души.
Утром он сам попросился на допрос. А когда очутился в кабинете майора Туманова, тому даже не пришлось уговаривать Глебова раскаяться. Схватив предложенную авторучку и чистый лист бумаги, прапорщик тут же написал на нем чистосердечное признание в убийстве водителя Ищенко и его несчастной тетушки, смерть которой считал роковой случайностью. По заверениям самого Глебова, старушку он убивать не хотел. Просто не рассчитал силу и сдавил пальцы на ее горле сильней, чем это требовалось.
Ознакомившись с его писаниной, Федор сказал со вздохом, изобразив на лице великое сочувствие к оступившемуся служаке:
– Вижу, что ты, Глебов, раскаялся в содеянном. И слова твои идут прямо от сердца… – При этом, глянув на самого прапорщика, майор заметил, что тот вот-вот расплачется. Но заниматься утешительством, не входило в планы Туманова. Глебов ему нужен был для другого. Об этом Федор решил сказать прапору не вот так сразу, а сначала подготовить его как следует, подвести к черте, за которой и последует главное. И Туманов сказал:
– Жалко мне тебя. Пенсия вот-вот на носу, а тебе срок приличный светит…
Глебов всхлипнул и кивнул, потупив глаза в пол. Ругать себя, или в чем-то оправдываться, было поздно. Нужно было искать выход из положения. И в этом сейчас ему мог помочь только Туманов. Поэтому прапорщик внимательно прислушивался к каждому произнесенному майором слову. Вздохнул облегченно, когда Федор сказал многообещающе:
– Как и всякое другое, твое положение не такое уж безнадежное. – Проговорив так, майор сделал паузу, нарочно подогревая интерес прапора. А тот уставился на Туманова, как уличная девка, которой посулили хорошо заплатить, если она будет вести себя так, как надо.
– Решение конечно, за тобой, – сказал Федор, любезно угостив прапора сигаретой. – Но знай, из этого кабинета у тебя теперь два пути. Первый, это через день, два, тебя отправляют в следственный изолятор, – заметив встревоженный взгляд Глебова, Федор кивнул: – Да. В тот самый, где ты работал. И возможно даже в ту самую камеру, где находился Ищенко.
При этих словах Туманова, прапорщика Глебова передернуло, как от удара током. Он сжался, умоляюще взглянув в глаза майору. И тот поспешил заговорить о втором пути, который, по мнению самого майора, был куда лучше.
– Или ты выходишь отсюда на волю. Но не просто выходишь, а начинаешь работать на нас. Пока о твоем задержании не знает никто, даже у тебя на работе. Они ведь уверены, что ты в отгулах. И через пару суток выйдешь на дежурство.
– И что я должен буду делать? – спросил Глебов, прекрасно поняв, к чему его склоняет майор, хотя лицо его выражало предельную тупость, на которую только способен человек, лишившийся рассудка. Но Глебов пока рассудка не лишился и обстоятельно взвешивал предложение майора Туманова.
Федор одобрительно кивнул.
– Хороший вопрос. А главное – уместный. В то, что Ищенко совершил убийство своего шефа, я не верю, и не верил. И задание, убить его, тебе дали с единственной целью, чтобы вся вина так и осталась на нем. С мертвого, какой спрос, тем более, когда все улики против него. Так вот мне нужен настоящий убийца. Человек, который стрелял в Розовского, а потом подложивший ему на постель автомат. Мне нужен тот великий комбинатор, – повторил Федор в раздумье, вглядываясь в растерянные глаза прапорщика.
– Но я не знаю его. Клянусь, чем хотите, – поспешил убедить прапорщик в своей искренности майора Туманова. Хотя сам Федор в этом нисколько и не сомневался. Слишком мелкая сошка, этот Глебов, чтоб знать о таких делах. Его держали для мелких поручений. А Ищенко приказали убить, пригрозив разоблачением, в случаи отказа. Второго убийства не было бы, если б свою роль не сыграла жадность к деньгам. Польстился служака прапор на чужое и потерял самое главное, человеческую суть, превратившись в убийцу. А может, суть его в том и есть, что убийца всегда жил в нем. Просто таился в глубине души, отбывая длительный срок, а потом, вырвавшись на свободу, подчинил сознание. Так или иначе, но Глебов стал преступником. И предоставляя ему некоторую свободу, Федор Туманов здорово рисковал.