Вячеслав Жуков - Маэстро, ваш выход!
Примерно так рассуждал Федор Туманов, когда разрабатывал план по наблюдению за прапорщиком Глебовым, стараясь мыслить так, как бы повел себя он, будучи на месте прапора. Пытаясь просчитать все ходы вперед, он нисколько не удивился, когда позвонив дежурному следственного изолятора и попросив пригласить к телефону Глебова, узнал, что тот сегодня вдруг отпросился с работы сославшись на плохое самочувствие.
Быстро связавшись по сотовому с курсантами, которые уже собирались оставить слежку, Туманов велел им немедленно вернуться к воротам тюрьмы, но так, чтобы вышедший Глебов, не заметил их. На удивленный вопрос по поводу их внезапного возвращения, майора ответил коротко:
– Теперь игра начинается по другим правилам.
Однако, Глебов выходить не спешил. Почти целый час он провел в тюремном лазарете. Но врач отклонений в его здоровье не обнаружил. Не подозревал бедолага доктор, что Глебову нужно было всего лишь на всего протянуть время, чтобы следившие за ним ушли. И только около десяти часов утра он вышел в те самые ворота, в которые заходил двумя часами раньше.
Делая вид, что ладонями загораживает от ветра огонек зажигалки, он прикурил и в это время посмотрел по сторонам. Слежки не обнаружил. И успокоился. Резвым шагом направился к автобусной остановке, куда в это время уже подходил автобус. Глебов успел заскочить в него перед самым закрытием дверей. И еще раз оглянулся. Если бы хвост шел за ним, то они бы не успели попасть в уже отъезжающий автобус.
Он не обратил внимания на то, как синий «Жигуленок» «шестерка» такси, стоявшая неподалеку, почти следом за автобусом сорвалась с места. В машине сидели двое парней курсантов, а за рулем – штатный сотрудник уголовного розыска, который докладывал Туманову по рации на какой остановке прапорщик вышел.
– Он вышел на Бакунинской улице, – донеслось из рации очередное сообщение. – Направляется в сторону Острикова переулка.
– Какого хера он там потерял? – задался капитан Грек вопросом, уставившись на майора Туманова. Он старший, вот и пусть голову ломает. А Федору и ломать ее не пришлось.
– Что у нас в Остриковом переулке? – ответил он вопросом на вопрос Грека, еще больше озадачив Сан Саныча. Тот похлопал глазами, потом ляпнул:
– Баня там хорошая. Я раза два туда париться ездил. Пивко там всегда свежее. Холодненькое.
Федор разочарованно махнул рукой на Грека, как на пропащего человека.
– Мелко плаваешь, Грек, – сказал майор и посмотрел на Ваняшина.
Призадумавшись, лейтенант почесал в затылке. А Грек как ошпаренный отодвинулся от него в сторону.
– Лешка, не сори тут на меня своих вшей, – закричал он на Ваняшина.
Но лейтенант на строгое замечание Грека не обратил внимания, сказал:
– Там, кажется, прописан Ищенко. Дом восемь, если не ошибаюсь.
Федор улыбнулся, похвалив лейтенанта.
– Правильно. Молодец, Ваняшин. Дом – восемь. Квартира – двадцать восемь. Там он прописан у тетки. Вот туда, скорее всего, и едет Глебов.
Грек насупился, покосившись на лейтенанта. Потом проворчал:
– Чаю попить с тетей и рассказать, как ее дорогой племянник отправился на тот свет.
Шутка получилась грубоватой, и Федор Туманов укоризненно покачал головой. А Грек как бы в оправдание, сказал:
– А тогда чего ему там делать?
– Это мы сейчас и узнаем, – ответил майор, велев обоим помощникам прихватить с собой табельное оружие.
Путем нехитрых размышлений, Глебов пришел к заключению, что вряд ли Ищенко стал бы хранить спрятанные деньги в квартире у любовницы за батареей. Он говорил: «У меня на квартире». Это Глебов хорошо запомнил. А узнать адрес, по которому прописан бывший водитель, ему не составило труда, стоило лишь заглянуть в регистрационный журнал. И далеко ходить не пришлось. Журнал хранился в дежурке, и в него заносились данные на всех, кто попадал в стены изолятора. Там же были записаны домашние номера телефонов. Потом, по сотовому телефону он позвонил по этому номеру.
Трубку подняла старушенция. Глебов схитрил, представился приятелем Валерия, с которым они давно не виделись. В ненавязчивом разговоре выяснил, что племянник прописан у нее, но живет старуха одна. Время от времени Ищенко лишь наведывался к тетке, проведать ее, а заодно брал кой, какие свои вещи. У него в трехкомнатной квартире была своя отдельная комната, в которую тетка предпочитала не входить.
И тогда Глебов решил действовать. Еще до конца не решив, как поступить со старухой, он поднялся на пятый этаж и позвонил в дверь под номером двадцать восемь.
Дверь открыла женщина, точный возраст которой Глебов затруднился определить. Хотя на вид она выглядела дряхленькой, но держалась довольно бойко. Увидев незнакомого мужчину, поинтересовалась целью его визита.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался прапор и тут же соврал: – Я из милиции. По поводу вашего племянника, Валерия Ищенко. – Для большей убедительности достал из кармана свое служебное удостоверение, махнул им перед самым носом старушки.
Визит его оказался настолько неожиданным, что несчастная бабулька занервничала. И даже переменилась в лице. Глядя на ее побледневшие щеки, прапорщика посетила мысль, как бы она не крякнула раньше времени.
– Так ведь приходили уже из милиции, – сказала она, но это Глебова не смутило. И он сказал, слегка нахмурившись:
– Не знаю, кто там к вам приходил. Но поговорить нам с вами нужно, – и едва ли не силком втолкнул старуху в коридор, закрыв за собой дверь. Не хватало, чтобы кто-нибудь из соседей высунул нос и заметил его здесь.
– Где комната вашего племянника? – спросил он, проходя по коридору.
Старуха показала на дверь, и Глебов тут же настойчиво заявил, что должен осмотреть комнату. Возражения хозяйки не принимались бы.
– Пожалуйста. Осматривайте, – ни о чем, не подозревая, великодушно разрешила хозяйка квартиры, входя в комнату следом за Глебовым.
Ее присутствие здесь было совсем необязательным, а стало быть, под любым предлогом надо сделать так, чтобы она вышла. Хотя бы на пару минут. Этого времени Глебову вполне хватило бы, подойти и сунуть руку за батарею. Скорее всего, Ищенко должен хранить доллары здесь, в своей комнате.
И обернувшись к шагавшей за ним бабусе, Глебов вежливо попросил:
– Извините. Очень пить хочется. Можно стаканчик воды? На улице сегодня жарковато что-то. – Он виновато улыбнулся.
Старуха понимающе кивнула.
– Да. Настоящее пекло. У меня в банке чайный гриб настаивается. Хотите, налью вам? Лучше любого лимонада, – нахваливала она свое питье.
Глебову было все равно, чего пить, лишь бы это была не ее моча. Хотя, если честно, пить нисколько и не хотелось. Но настой чайного гриба все-таки лучше, чем обыкновенная вода из водопроводного крана. И он согласился.
– Давайте.
Лихо, крутанувшись на месте, старушка исчезла, и он слышал ее воркование в дальнем конце коридора. По-видимому, там находилась кухня.
Терять драгоценное время было нельзя. Быстро пройдя к окну, под которым находилась батарея отопления, он запустил сверху за нее свою ладонь и стал шарить по всей батареи, чувствуя при этом, как по спине струится пот.
Быстро обшарив сверху, он присел на корточки и запустил руку снизу.
– Нету. Неужели, этот козел надул меня? – тихонько проговорил он, прислушиваясь к возне старухи на кухне. Не дожидаясь, пока она вернется, вышел из этой комнаты, вошел в другую и со второй батареей проделал точно такую же комбинацию. Но там долларов тоже не оказалось. Единственной его находкой оказался вязаный носок, скорее всего, принадлежавший старухе, покрытый пыльной паутиной похожей на толстый слой ваты.
Глебов со злостью зашвырнул его под диван. И быстро перешел в последнюю, третью комнату. Там его и застала старуха. Войдя со стаканом мутно– коричневой жидкости, она застыла в изумлении.
– Ну, где же вы? Зачем вы вошли в мою комнату? Вы же сказали, что хотите осмотреть комнату Валеры. А сами здесь… – произнесла она довольно громко.
Глебов подскочил к ней, схватил старушенцию за горло.
– Тихо. Тихо, бабуся. Не надо кричать, – проговорил он, заглянув в дико вытаращенные глаза старухи.
– Что? Что вам надо? – испуганно произнесла та, пятясь к двери. Но Глебов сжал пальцы на ее худенькой шее.
– Старая змея. Там за батареей, должны лежать деньги твоего племянника. Где они? Говори, ты знаешь? – стиснув зубы, угрожающе произнес он, и пальцы еще сильнее сдавили шею старухи. Из ее рта уже слышались хрипы. И только тогда он понял, что перестарался, когда почувствовал, как ее худенькое тело обвисло на его руках. Голова ее запрокинулась, а из полуоткрытого рта ядовито выполз посиневший язык.
– Черт! Только этого мне не хватало, – проговорил он, поддерживая старуху, не давая ей рухнуть на пол. – Эй. Очнись. – Несколько раз он с силой похлопал ее по щекам. Но это не помогло. Сначала пульс едва прощупывался на ее артерии, а потом и вовсе пропал.
