Владимир Колычев - Мрак в конце тоннеля
Следователь поднял паспорт, положил его рядом с удостоверением личности частного детектива, но при этом с его колена упала сама папка. Она ударилась о пол и раскрылась, листы бумаги полетели под кровать.
Он производил впечатление серьезного и даже основательного человека, но каким же неловким он оказался! Я нервно зачесался, наблюдая, как он укладывает в папку последний лист бумаги. Сейчас меня все раздражало. Как говорится, я не злой – я просто трезвый. Граммов сто чистого медицинского спирта мне бы сейчас нисколько не помешали. Но, увы, спирт в курс лечения не входил.
Наконец он нашел среди моих документов разрешение на ношение травматического оружия.
– Да, есть такое… – сказал он с видом человека, сделавшего важнейшее открытие в своей жизни, а может, и в мире. – «Макарыч», «макарыч»… Такой ствол вчера в бункере нашли.
– В каком бункере? – внутренне встрепенулся я.
И это не укрылось от внимания капитана.
– Да есть тут одно место… И тебя под землей нашли, в катакомбах, так? – спросил он, пытаясь просверлить меня взглядом.
– Знаю я это место. В районе «Баррикадной».
– Да, да, именно там! – Капитан приподнялся и напряженно застыл как пес, учуявший добычу.
Он даже не заметил, как папка снова свалилась с его колена, как из нее посыпались бумаги.
– Подземный узел связи, – уточнил я.
– Да, что-то вроде того… Чей там пистолет нашли?
– Мой.
– Ну вот, что и требовалось доказать! – просиял следователь, видимо, представляя, как министр МВД вешает ему на шею медаль за раскрытие особо опасного преступления.
Не было такой медали, но ведь ее можно придумать.
– Что там произошло? – затаив дыхание, спросил я.
– Это бы я от вас и хотел услышать! – грозно нахмурил брови капитан. – Трупы там… Много трупов…
Хотелось бы, чтобы это было не так. Лучше признаться себе в том, что я сошел с ума на почве треволнений, чем снова окунуться в ужас, который мне пришлось пережить.
– Трупы… Много трупов, – подтвердил следователь.
– Сколько?
– А сколько тебе нужно?
– Не смешно, – с упреком посмотрел я на капитана. – Кто ведет это дело? Я готов дать показания…
– Ну, зачем же кого-то звать?
Он долго возился с бумагами, искал протокол допроса. Наконец положил бланк на тумбочку.
– Мы сами примем признательные показания, да, гражданин Молочков?
– Боюсь, что за признательными показаниями вам, капитан, далеко придется ходить… – раздраженно скривил я губы. – В такое гнездо, что вам и не снилось… Я свидетель, капитан. И потерпевший…
Следователь ушел, оставив мне мои документы и портмоне с деньгами. А спустя время меня направили к окулисту. Чувствовал я себя неважно, но это не помешало мне на своих двоих дойти до глазного отделения, что находилось этажом ниже. И еще я совершил прогулку по территории больницы, даже вышел за ее пределы – сходил к ларьку, где продавали пиво. Это должно было и успокоить меня, и поднять настроение.
В палате меня ждал моложавый, подтянутый подполковник юстиции. В глазах азартный блеск, золотые звезды на погонах сияют на солнце, новенькая с иголочки форма отутюжена, ни единой складочки на кителе, стрелки на брюках наглажены до бритвенной остроты, форменные туфли сверкают как у кота глаза в темноте. Лицо сытое, холеное, на пальцах рук бесцветный маникюр. Я вспомнил изъеденные коростой лица безумных землекопов, их грязные до несмываемой черноты руки, и на моих губах невольно появилась грустная усмешка. Хотелось бы посмотреть, как этот пижон будет гоняться за ребятами из подземелья. Хотя еще вопрос, кто за кем будет гоняться…
– Что-то не так? – заметив мою усмешку, покосился на меня подполковник.
– Не так. Люди погибли. С некоторыми из них я успел познакомиться. И теперь их нет… Кого-то забили кирками, кого-то утащили под землю…
– О чем это вы? – напряженно посмотрел на меня следователь.
И я внутренне напрягся, в предчувствии большого подвоха. Сейчас окажется, что никаких трупов под землей нет, а подполковник пришел ко мне совершенно по другому делу. И недавний разговор со следователем милиции мог оказаться моим больным вымыслом.
– О подземном узле связи.
– Как вы туда попали? – выстрелил вопросом подполковник.
Но я ответил не сразу. Мысленно прожевал вопрос, пробуя его на вкус. Интерес в нем, причем острый, соленый… Значит, все-таки был и бункер, и трупы.
– По билету, вместе со всеми.
– Что за билет?
– Обычный, экскурсионный, на три дня…
– Сколько вас было?
– А сколько трупов вы нашли?
– Вопросы здесь задаю я.
– Тогда извините, у меня очень болит голова.
– Шесть трупов, – немного подумав, ответил следователь.
– Я думал, будет больше. Но все равно много… Да и еще есть, только вы их не найдете…
– Вы их так надежно спрятали?
Я с раздражением и с сожалением посмотрел на подполковника. Вроде бы неглупый человек, а ведет себя так грубо и примитивно.
Разочарованно вздохнув, я лег под одеяло, закрыл глаза.
– Я не услышал ответа на вопрос, – навис надо мной следователь.
– На глупые вопросы не отвечаю. Когда ваши вопросы поумнеют, тогда и приходите. А сейчас у меня болит голова…
– Голова у вас может болеть и в тюремной больнице.
– Неумно. И не смешно, – не открывая глаз, с кривой усмешкой на губах отозвался я.
– Напрасно вы иронизируете.
– За что меня сажать в тюрьму? За то, что на месте преступления нашли мой травматический пистолет?.. Людей там кирками убивали…
– Кирками?!. Да, раны рублено-колотые и рублено-резаные. И кто их убивал?
– Смотря кого…
Не берусь утверждать, но я мог убить одного как минимум землекопа. И его труп мог находиться среди других.
– Если нормальных людей, то их убивали ненормальные… Вы бы мне фотографии с места преступления показали, я бы вам все рассказал, – сказал я, окончательно сменив гнев на милость.
А следователь в свою очередь отказался от грубого давления на меня. Во всяком случае, я так подумал, когда он протянул мне пакет со снимками.
На первой фотографии я увидел коридор первого блока, уходящий в темнеющую даль к запасному выходу. На полу лежал труп «лейтенанта». Голова проломлена киркой, лицо в крови, и на груди след от удара, который предназначался мне… Значит, все-таки были мутанты, и я в самом деле спасался от них. Значит, я еще не тронулся умом, разве что самую малость.
На следующем снимке труп был запечатлен с более близкого расстояния; и пролом в черепе лучше виден, и предсмертное страдание на окровавленном лице просматривалось более отчетливо.
Еще я увидел труп «гавайца». Вместо носа – пробоина, в груди несколько дырок, живот разворочен… Выбитая дверь в семейный блок валялась на полу, труп «гавайца» лежал в комнате, где он жил с Ниной.
Был убит и Олег Михайлович, муж похищенной Татьяны Викторовны. Его убили одним-единственным ударом по голове…
Еще два покойника лежали в столовой, дверь в которую также не смогла сдержать натиска бешеных землекопов. Лицо Болгарова было так изуродовано, что я с трудом узнал его. Чуть поодаль, обхватив руками ножку перевернутого стола, лежал на животе человек в новеньком камуфляже. Самих ран я не увидел, но из-под головы на пол натекла большая лужа крови. Видно, по лицу кайлом получил… Этого человека я узнал по габаритам и бритой голове с хвостиком на затылке. Будь этот парень спортивного телосложения, может, я бы и не обратил внимания на его хвостик, но комплекция у него будь здоров, ожирение в неслабой степени, поэтому этот его атрибут смотрелся как женское платье на мужчине. Звали его, кажется, Виктор…
Шестого покойника я знал не в пример лучше. Это был Геннадий Ефимович, и тело его лежало в отсеке, где я жил. Лежало на ковре, который он принес из санчасти. В объектив даже попала моя сумка, что стояла на полу между лежаком и тумбочкой.
И еще на одном снимке я увидел выбитую дверь аварийного выхода, весь пол возле нее был в крови.
– Что вы на это скажете? – внимательно смотрел на меня следователь.
– Я надеялся, что этот кошмар мне приснился, но…
– Это действительно кошмар… Значит, вы находились в бункере в составе группы?
– Да, на правах частного лица.
– Но группа состояла… – подполковник заглянул в свои записи. – Группа состояла из девятнадцати человек.
– Да, и четыре человека обслуги. Они разыграли весь этот спектакль с ядерной войной. Они смогли убедить нас в том, что началась ядерная война. Возможно, нас подпаивали транквилизаторами… – предположил я. – Но все это такой пустяк по сравнению с тем, что началось потом…
– И что началось потом?
– Может, сначала я обследуюсь у психиатра, а потом все вам расскажу? А то вы еще подумаете, что я сошел с ума, – с горькой усмешкой сказал я. – Кто не видел, тот не поверит…
– Что не видел?
– Нас было двадцать три человека, шестеро погибли… Куда делись остальные?
