Валентин Курицын - Томские трущобы
— Да… Отсюда поезжайте влево — вот так! Тут перелеском до лога будет сажень двести. Затем опуститесь в овраг и по нему поедете до самой заимки. Оставите тут лошадей с одним человеком, вот, хоть, с Сенькой, для первого начала, сами выждете время — ровно до полночи.
— Понял!
— Часов в десять стало быть можно выехать, — вопросительно посмотрел на Пройди-света Федор.
— В два часа доехать успеете. Ну, так я говорю, ровно в полночь, вылезайте из оврага, идите вот к этому углу заимки, здесь как раз огород выходит. — Александр указал на плане упомянутое место. — Перелезайте через заплот и тихим манером ползите по огороду, вот к этому окну, левее от крыльца… Один ста ставень будет открыт. Здесь я встречу вас. Двух с винтовками поставить, обведя вокруг дома, вот против этих окон. Ну, да там я сам устрою…
— А ежели собаки лай подымут? — нерешительно спросил Федор.
— С собаками и караульными я сам справлюсь! Это уж не ваша печаль.
Помните одно: зря руки не марать; без моей команды не стрелять!
— Трусу не праздновать, — многозначительно обвел глазами присутствующих Федор.
— Ну что там! Нешто впервой!
— Главное, не перепутайте плана и помните: ровно в полночь.
— Ну, я еду, сбегай-ка, Иван, в конюшню, посмотри, обедала ли лошадь.
Пройди-свет подпоясался.
— Пойдем, Федор! Зажги фонарь: посвети мне. Да вот еще что, Козырю тоже дайте винтовку!
Они вышли в сени.
Пока Федор возился, зажигая фонарь, Александр зашел в другую половину флигеля и вернулся с двустволкой в руках. Через плечо у него висел ягдташ.
— Ну, идем! Лошадь готова, — спросил Сашка у Ивана.
— Оседлана. У крыльца стоит!
Свет фонаря выхватил из темноты лошадиную голову и переднюю луку седла.
— Ну, час добрый! — произнес Александр, ставя ногу в стремя. Темень-то какая: зги не видать! Самая разбойная ночь!..
26. Руки вверх!
Глухо шумит ночной ветер в вершинах соснового бора. Звезд не видно: небо обложено тучами.
Время еще десять часов вечера, а уже крепкие ворота заимки, принадлежащие томскому купцу и заводчику Захару Емельяновичу Ковригину, заперты на замок. На дворе спущены с цепей собаки.
Тишину осенней ночи порой нарушают звуки колотушки — это караульный пахом обходит дозором обширный двор и многочисленные постройки заимки.
Окна большого двухэтажного помещения ярко освещены. Из города, дня три тому назад, прибыл сам хозяин с целой кучей гостей.
Днем эта публика занималась охотой: стреляла рябчиков в соседнем бору, а по ночам резалась в карты. Так и в этот вечер.
Большая комната, оклеенная темными обоями, полна клубами табачного дыма. Мебель беспорядочно сдвинута с места. На полу окурки, пробки. Вдоль стены — два сдвинутых вместе стола сплошь заставленные всевозможными винами и закусками. Посредине комнаты большой круглый стол, обитый зеленым сукном.
Сам Ковригин и человек пять гостей играют в макао. Висячая лампа льет Из-под матового колпака яркий свет на зеленое сукно стола, на карты, разбросанный по нему, на кучи ассигнаций.
Углы комнаты тонут в полумраке. Игра ведется сосредоточенно. Говорят вполголоса…
— Сто рублей в банке, — объявляет спокойным тоном высокий сухощавый брюнет, с длинным носом и черной эспаньолкой. Одет он безукоризненно в черную тужурку, из верхних боковых карманов которой протянута золотая цепочка, с массивным брелком-медальоном. Это один из городских гостей Рудольф Карлович Кравер. За три дня своего пребывания на заимке он не убил ни одного рябчика, зато довольно успешно подвигался на зеленом поле и выиграл уже весьма значительную сумму.
— Что мало ставишь, — спросил его хозяин, нестарый еще человек с красивым русского типа лицом.
— Будет с тебя. На все идешь.
— Давай карту!
— Изволь…
— Купи себе!
— У меня только пять очков! — сосчитал Кравер, передавая колоду.
Ковригин потянул к себе кучу смятых кредитных билетов.
— Жаль, мало ты ставил! — пробормотал он.
— Небось Кравер знает, когда ему поставить.
— Верхним чутьем берет! — отозвался один из игроков, богатый прасол-гуртовщик, страстный любитель карт.
— Верно говоришь, Саша, — хлопнул его по плечу Ковригин. — Нако тебе тот же куш.
— Катеньку, значит! Сыпь.
Карта была бита.
Протянув три карты и сняв рублей около 700, Ковригин весело крикнул: Будет с меня! Мало-мало ладно: а по сему случаю идем господа, выпьем.
— Следует во благовремение!
Застучали отодвигаемые стулья… Игроки направились к столу пропустить по рюмочке.
— Вот, господа, рекомендую вам попробовать этой настоечки, — хозяин указал на графинчик, наполненный темно-зеленой жидкостью, — на сорока травах настоена.
— Ну, что касается меня, то я предпочту выпить коньяку — заметил Кравер, отрезая кусочек лимона.
— Давай-ка сюда — попробую, — потянулся к зеленому графину один из гостей, юркий подвижной старикашка, с лицом румяным, как маринованная вишня, с волосами, белыми, как снег.
Он выпил рюмку и закашлялся.
— Не настойка, а яд!
— На голом спирту ведь настояна! — пояснил хозяин.
— Ну-с, давайте продолжать! Время — деньги…
— Еще по одной, господа, — угощал Ковригин.
Вновь выпили и закусили.
— Что-то долго не возвращается Сергей Николаевич из города, — сказал Ковригин, когда они вновь уселись за игорный стол.
Кравер усмехнулся.
— Должно быть, незачем.
— Как, то есть, незачем? — переспросил Ковригин, тасуя карты.
— Денег нет! — кратко ответил Кравер и щелкнул портсигаром, доставая папиросу.
— Действительно, бедняга проигрался здорово! Одному тебе, Рудольф Карлыч, за эти три дня он тысяч пять проиграл!
— Около того, — процедил сквозь зубы Кравер.
Речь шла о Сергее Николаевиче Загорском, в доме которого нашел себе временный приют Сенька Козырь. Загорский большой приятель и компаньон Ковригина, как по охоте, так и по картам, был приглашен последним, в числе прочих гостей на заимку.
Спустив в два вечера все имевшиеся при нем деньги, Загорский уехал в Томск за резервом…
— Утром, надо быть, приедет! — высказал свое предположение Ковригин.
Игра продолжалась.
Часовая стрелка на больших стенных часах показывала уже половину первого, когда хозяин, спохватившись, оторвался от карт и посмотрев на часы, заметил:
— Ого, здорово мы заигрались: пора ужинать!
В это время, где-то в дальних комнатах раздался треск — точно ломали двери. Игроки недоумевающе подняли головы.
— Что это там такое! — поднялся Ковригин.
Не успел он сделать и двух шагов, как на пороге показалась чья-то темная фигура.
— Руки вверх! — прогремел грозный окрик.
Присутствующие онемели от испуга и удивления. В комнату вбежало четыре вооруженных незнакомца. Трое из них молча вскинули на прицел свои винтовки, направив дула на растерявшихся игроков. Четвертый, с черной маской на лице и с револьвером в правой руке, еще раз крикнул.
— Руки вверх! Ни с места!
Шесть пар трясущихся от волнения рук послушно поднялись кверху.
— Предупреждаю вас, господа, — внушительным тоном заговорил человек в маске, — что достаточно одной попытки к сопротивлению — и все вы будете мертвы.
Ни Ковригин, ни его гости не пробовали протестовать. Вид ружейных дул, мрачные неподвижные фигуры бандитов, — все это нагоняло ужас…
— Мы возьмем только ваши деньги! — продолжал человек в маске.
27. Под угрозой смерти
— Пронеси, господи, и помилуй! — шептал Ковригин побелевшими от страха губами…
Человек в маске подошел к столу и, неторопливо начал забирать разбросанные по нему деньги.
— Триста, четыреста рублей! — хладнокровно считал он, — семьсот, тысяча, сто! Игра у вас, господа, шла, очевидно, серьезная!
В это время, один из игроков, желая изменить позу, опустился на стул.
Это неосторожное движение едва не стоило ему жизни: один из разбойников готовился уже спустить курок, но предводитель своевременно остановил его.
— Стой!.. Стрелять не нужно… Сопротивление никто не оказывает.
Гробовая тишина стояла в комнате. Можно было уловить, как сильно бились сердца захваченных врасплох игроков. Забрав со стола деньги, замаскированный атаман подошел к их владельцам.
— Теперь, господа, — начал он, я должен обыскать ваши карманы. Стойте и не шевелитесь, иначе пуля в лоб! Обыскивайте.
Карманы как самого хозяина, так и его гостей, были вывернуты наизнанку. Содержимое кошельков и бумажников перешло в объемистую сумку, висевшую через плечо атамана.
Обыск был закончен.
В конце его разыгрался такой инцидент:
— Расстегните ворот вашей рубашки, — предложил Краверу человек в маске, после того, как бумажник Рудольфа Карловича был опустошен самым безжалостным образом.
