Фабрика поломанных игрушек - Гера Фотич
Они двинулись дальше, и Павел стал говорить о трудностях службы милиционеров, о борьбе с преступниками и нарушителями закона. О том, как много приходится работать, чтобы в стране был порядок, жертвуя общением с родными и друзьями. Чтобы люди могли спокойно жить и ходить по улице, чтобы дети не боялись гулять без родителей.
По ходу дела он рассказывал о задержаниях, половину из которых сочинил, поведал об оперативных комбинациях, что звучали в сводках происшествий. Говорил с таким жаром, что и сам начинал верить в то, что принимал в них участие. Думал – ничего страшного, если приукрасил свою службу, – главное, чтобы это пошло на пользу воспитанию девочки, чтобы был результат. Ведь это тоже психологический приём!
Ира чувствовала, что разговор у них серьезный, точно она уже взрослая. С ней никто так не говорил, не слушал и не пытался понять. И от этого в общении появилась доверительность и лёгкость. Казалось, что они теперь очень хорошо понимают друг друга. Она неожиданно успокоилась, окончательно поверила, что штрафа не будет – он сдержит своё слово! Ведь у родителей совсем нет денег. Они копят, чтобы купить машину, экономят на всём. Лишние траты матери всегда приводили дома к скандалам.
Посмотрев в лицо девочки, Павел увидел, что она прониклась пониманием. Взгляд её снова потеплел. Казалось – ещё чуть-чуть, и они станут единомышленниками. От этой налаженной связи ему захотелось сказать ещё что-то тёплое, душевное:
– У меня ведь тоже семья есть, – произнёс он интригующе, подумал, что ничего плохого он и не планирует, ему понравилась собственная откровенность, – и дочка чуть помладше тебя, такая добрая и ласковая.
В этот момент ему пришла в голову неожиданная мысль:
– Я вижу, что ты уже кое-что поняла, – сообщил он, – но не прочувствовала по-настоящему. Теперь необходимо ощутить ту благодарность, которую испытывает спасённый милиционером человек. Пойдем, я помогу тебе это понять. – Павел потянул девочку за собой по тропинке, уходящей в лесопарк от шоссе, продолжая раскрывать свою идею: – Представь, что с тобой случилась беда и никого рядом нет! Вот как в этом лесу, давай попробуем!
– Это как? – недоумевала Ирина, идя за милиционером, осторожно обходя лужицы и упавшие сучья.
Осень была тёплая, но сырая. Деревья продолжали неторопливо скидывать позолоченную листву, под ногами стелился узорчатый влажный ковёр. В рытвинах и ямах неподвижная тёмная вода отражала стволы деревьев, сплетения веток кустарников, кусочки серого неба.
Ира вспомнила, как летом ездили в лес за грибами. Родители собирали, а она просто веселилась, пугая их, пряталась в ложбинках. Как волновались мать и отец, громко аукали, а она не отзывалась – поедала висящую на веточках перезревшую малину. И это воспоминание снова кольнуло её сожалением, внутренней неправильностью.
Выведя девочку на небольшую полянку, Шувалов помог ей снять ранец и поставил его у сломанной берёзки:
– Снимай шарф, я завяжу тебе глаза.
И пока Ира думала, что спросить, он несколько раз обернул её голову на уровне глаз и заправил край, погрузив девочку в темноту:
– Ну что, видно что-нибудь?
– Нее… – ответила она.
– Страшно? – поинтересовался Шувалов.
– Не очень, – улыбнулась Ира, ей стало смешно от этой чудной незатейливой игры, неожиданно спросила: – А вот вам бывает страшно?
– Нет, я же милиционер!
Неожиданно Ира подумала, что у этого мужчины совсем не было детства, точно он родился в форме и сразу стал работать. Он не катался на карусели, не ездил в деревню к бабушке. Почувствовала жалость к этому большому человеку без детства. Захотелось разглядеть за отпаренным кителем и блестящей фуражкой что-то ещё, стать ему ближе, она спросила:
– А раньше, когда учились в школе?
Павел нахмурился своим воспоминаниям, но что-то заставило его поделиться самым сокровенным:
– Да было дело. На физкультуре мальчишки разорвали мои колготки, и я возненавидел этих гадов, – Шувалов стал поворачивать девочку за плечи, раскручивая на месте.
– За что? – спросила она, кружась, – это обычное дело, когда рвутся колготки, можно зашить…
– Они надели их мне на голову! – он отпустил девочку, продолжая объяснять правила. – Представь, что ты здесь одна, в тёмном лесу, наполненном злыми чудищами, ничего вокруг не видно. Страшно?
– Ха-ха-ха, – засмеялась Ирина, – надели на голову колготки! Совсем не страшно.
Павел повысил голос:
– Замолчи и представь, что вокруг никого нет, – раздражённо потребовал он.
– Ха-ха, я не могу, мне смешно! Я представила вас такого большого с колготками на голове вместо фуражки… почти как Фантомас…
Кровь ударила в голову Шувалову – картина из прошлого встала перед глазами: спортзал, строй девочек, и та, что нравилась больше всех. Её насмешливое лицо с издевающейся улыбкой приблизилось вплотную.
– Заткнись, мерзкая тварь, – закричал он, сорвал шарф с головы Иры и толкнул её раскрытой пятернёй в лицо.
Девочка, ойкнув от неожиданности, отступила, зацепилась каблуком о ветку и села попой на траву, уперла сзади руки. Почувствовала рядом лежащий ствол сломанной берёзки и пересела на него. Уцепилась руками за шероховатую поверхность. Ощутила в ладонях отслаивающиеся мелкие чешуйки. Недосказанные слова и смех застряли у неё в горле. Она с непониманием смотрела на милиционера, продолжая по инерции улыбаться, ещё не веря, что игра закончилась.
Шувалов стоял над ней, ожидая мольбы об искуплении, признаний и раскаяний. Но девочка только оглядывала его удивлённым насмешливым взглядом, выхватывая по отдельности фуражку, пуговицы кителя, прижатые к бёдрам кулаки и расставленные ноги, а затем снова фуражку.
Всё тело Павла напряглось. Он почувствовал свою форму, как она плотно прижалась к телу. Она страдала. Его любовь, всепоглощающая, точно необузданная страсть, была оплёвана смехом этой мерзавки. Рот девочки растянулся в презрительной ухмылке. Глаза блестели, а верхняя губа слегка дрожала. Он чувствовал, как злая насмешка змеится и прячется в каждой черточке её лица. Как много лет назад вот так же его предала любимая подружка Настя. Ему показалось, что Ира подняла голову и посмотрела на Шувалова так презрительно нагло, что он едва устоял на ногах.
Злость и ненависть отразились в её глазах.
Павел этого не ожидал. Глухая невыносимая боль судорогой исказила его лицо от заполнившей голову чёрной мысли. Как хитро эта девчонка заставила
