Виктор Галданов - Банка для пауков
— Скажите, что там произошло?
— Бандита убили! — отрывисто выкрикнул он. — Вы видели куда он побежал?
— Да, он скрылся за забором, сел в машину и поехал во-он туда! Кого убили?
— Да грузина этого.
— Вано Марагулия! — не веря своим ушам, спросила Ирина Надеждина, а это была именно она.
И в этот момент из парадных ворот повалили люди.
— Снимай! Снимай! — закричала Ирина и, вытянув в руке микрофон, понеслась наперерез толпе. Ее тут же смели. Какой-то верзила из охранной фирмы двумя руками оттолкнул ее в сторону, так что она отлетела и неминуемо бы упала, если бы вдруг не оказалась в объятиях поймавшего ее лейтенанта. Тот прижал ее к себе и стоял так минуты две, покуда поток не схлынул.
Руки у него были крепкие, словно стальные, и держал он ее бережно, не столько за талию, сколько за ребра, почти что за бюст. Но ей это прикосновение не было неприятно. Скорее наоборот, в сердце ее поселилось спокойствие и уверенность в том, что отныне ничего такого кошмарного вроде стычки со златозубым на «тойоте» больше в ее жизни не произойдет.
И тут вдруг неожиданно для самого лейтенант поцеловал ее, совсем по детски, в щеку. Ирина, никогда и нигде не терявшая головы, отстранилась от него, обернулась и спросила:
— Вы — что, с ума сошли?
— Простите, — смешался лейтенант, — но вы похожи на мою любимую киноактрису.
— Ну да, знаю, на Мирей Матье. Меня даже в ее фильм приглашали. Но это ведь не повод лезть ко мне с поцелуями.
— Простите, — покраснел лейтенант. — Это произошло против моей воли.
— Отснял? — спросила Ирина у Здобина.
— Ну да, снимешь тут, — отозвался тот. — Ты гляди, что творится.
А творилось вокруг поистине нечто невообразимое. Повсюду люди грузились в свои лимузины и иномарки и поспешно покидали место недавнего торжества, ревели моторы, пищали мобильники, сотни голосов говорили и кричали одновременно.
— Послушайте, — с надеждой спросил лейтенант, — а может, вы и убийцу засняли?
— Ну разумеется засняли! — гордо сказал оператор. — Буквально с двух метров!
— Отдайте мне пленку, — потребовал лейтенант.
— Чего?
— Отдайте пленку! Это вещественное доказательство. — Лейтенант Иващенко протянул руку к камере, но тут в него со спины вцепилась Ирина.
Стряхнув ее одним движением плеча, как медведь стряхивает вцепившуюся в него собаку, он выхватил из рук Здобина камеру, открыл ее, выхватил кассету — и тут на него насели с двух сторон. Оператор и его репортерша принялись лупить его руками и ногами. Иващенко могло бы прийтись совсем худо, если бы вдруг не раздался громкий начальственный окрик:
— Лейтенант! Орловский, как вас там, Иванько!
— Иващенко! Слушаюсь товарищ полковник!
Его непосредственный начальник полковник Ковалев смотрел на него своими глазами навыкате. Рядом с ним стоял какой-то штатский низкого роста, но с явной армейской выправкой.
— Почему покинули пост?
— Бросился задерживать убийцу, товарищ майор.
— Задержали?
— Никак нет, но нашел вещдок — вот на эту пленку его засняли с расстояния двух метров.
— Молодцом! — воскликнул штатский, выхватывая из его рук видеокассету. — Майор, пиши рапорт, представим парня к награде.
— Но подождите, послушайте! — воскликнула Ирина. — Вы не имеете никакого права! Это наша кассета, на ней записан наш репортаж, у нас сейчас эфир в конце концов.
— Ага, — штатский остановился на полуобороте, что-то соображая, — так вы своими глазами видели убийцу?
— Ну да, конечно.
— И видели куда он побежал?
— Вон туда. За забор. Затем оттуда раздался звук отъезжающей машины.
— Так. — соображал штатский. — Не вводите нас в заблуждение! Он просто не мог туда поехать. Вот же Горьковское шоссе, единственная дорога на Москву. Мы его и перекрыли. Может, вы с ним в сгороре и пытаетесь ввести следствие в заблуждение? Ты что-нибудь понимаешь, полковник?
Ковалев почесал в затылке.
— В принципе там есть проселок, выводящий на Щелковку.
— Так какого же хрена ты молчал! — разозлился штатский. — Значит так, перекрыть Щелковское шоссе в обе стороны. Большое, огромное вам спасибо барышня, и вам спасибо, молодой человек, правда, придется вас обоих задержать до выяснения…
Штатский оказался муровским генералом Саблиным. По его приказу и на Щелковском шоссе сразу же ввели план «перехват», однако ни там, ни на Горьковском не нашли ни подозрительных, ни бесхозных машин.
— Кстати, — сказал он в ту же ночь на оперативке у начальника горотдела, когда пытались вычислить преступника по горячим следам. — Есть у Ковалева один толковый паренек. Киллера, правда, не поймал, малого не хватило, зато пленочку вот эту обнаружил. Хорошо бы усилить опергруппу талантливой молодежью.
— Усилим, — сказал его заспанный заместитель, делая галочку в своем блокноте. — Шеф сказал в восемь утра пресс-конференцию устроить. Выступите?
— Выступим раз надо, — усмехнулся Саблин. — Раз начальство велит, мы им и спляшем, и споем. У нас ведь не работа, а все тридцать три удовольствия…
Так он и сказал окружившим его журналистам на вопрос «Что вы испытываете при мысли о том, что вам придется распутывать такое сложное и загадочное преступление?»
— Удовольствие! — заявил он с отеческой улыбкой. И пояснил: — Истинное удовольствие я испытываю всегда, когда сталкиваюсь в настоящим профессионализмом в чем бы то ни было. В литературе. В искусстве. В ремесле. И в преступлении. Совершивший это преступное деяние, кем бы он ни был, является профессионалом высочайшего класса. Он не оставил нам ни единого следа, ни единой зацепки, ни отпечатка пальцев, ни окурка, ни плевка — и даже винтовку с собой прихватил. Честно скажу, приятно иметь дело с таким профессионалом. Правда, у нас все же оказались некоторые следы (генерал имел ввиду капли масла на земле, да отпечатки протекторов на цементе, где стояла машина), но это чисто оперативная информация, разглашать которую я не имею права. Все силы столичной милиции и других регионов брошены на поиски заказчиков и исполнителей этого кровавого и беспримерного по своей дерзости убийства. К сожалению, могу предположить с точностью девяносто девять процентов лишь одно — непосредственные исполнители преступного заказа, скорее всего, уже мертвы.
Ирина Надеждина не присутствовала на этой достопамятной пресс-конференции, поскольку уже давала показания в Лефортовской тюрьме. Содержали ее в одной камере с проститутками, детоубийцами и квартирными аферистками.
* * *Проехавшись по центру столицы, поразив обывателей своей пышностью, силой, сплоченностью и влиятельностью криминальные похороны достигли своего апогея на кладбище. Несколько часов звучали поминальные речи. Матерые воры, убийцы и рэкетиры плакали, не стесняясь своих слез, будто прощались с родным отцом. Хотя было там много и простых горожан, присоединившихся к процессии просто из любопытства. Толпа была значительно разбавлена милиционерами в штатском и репортерами. Правда фото- и видеосъемку запретили, но скрытых камер было много. Репортеры газет и телевидения удерживались на почтительном расстоянии сердитыми постовыми.
Фраэрман подумал, что в свои пятьдесят девять он выглядит намного моложе и гораздо лучше, чем многие присутствующие здесь его ровесники и коллеги по преступному бизнесу. Некоторые из них уже в сорок лет выглядят полными развалинами. А все почему? Потому что не бросают привычек своей забубенной юности. Кто водку глушит стаканами, кто гергерыча всласть колет, иные на девок запали и «виагрой» травятся, ночами с девок не слезают, а потом сандалии откидывают… А вот он следит за своим здоровьем. Уже в сорок лет он отказался от выпивки и мясного. Трудно было поначалу, но к счастью в этом мире кроме мяса есть много калорийной и вкусной пищи: спаржа, артишоки, моллюски, морской гребешок, лососина, устрицы… Он установил над собой самоконтроль. Пил только немного вина, разбавленного водой, обычно перед обедом. Не курил. У него в доме был оборудован превосходный спортзал с тренажерами и бассейном. Его жена больше не интересовалась половой жизнью, но и Мосю уже не тянуло на постельные подвиги с каждой что подвернется. Слава богу, сейчас ему было достаточно открыть журнал «ТВ&Кино-ревю» и ткнуть пальцем в любую приглянувшуюся физиономию, и ее (его) к нему доставят в течение часа. Не потребуется даже охраны и лимузина. Сам (сама) прискачет, как только узнает, что его (ее) желает видеть сам великий Фраэрман. Однако он в отличие от покойного Вано не сластолюбив, и чтобы удовлетворить свою мужскую потребность, ему вполне хватает двух девушек, одна виолончелистка из консерватории, другая студентка из Гнесинского (и той, и другой он оплачивал квартиры и платил вполне щедрую зарплату, чтобы они пока не думали о замужестве и вовремя делали аборты). Жил он на даче, в лесу, у озера и ежедневно совершал моцион: прогуливался, дышал лесным воздухом перед завтраком и вторично перед сном.
